Подвергаются ли опасности жители прилегающих к АЭС районов при сегодняшнем уровне технологий в атомной энергетике?
Обобщив мировой опыт, специалисты пришли к выводу, что вероятность каким-либо образом пострадать от соседства с таким объектом, то есть получить, допустим, онкологическое заболевание, оценивается как 10-5 в год, то есть одна стотысячная. Величина, конечно, ничтожная. Но, убедительные для ученых, эти цифры, думается, все же не вполне понятны рядовому гражданину, а потому не могут восприниматься с полным доверием. Вот почему, обратившись за разъяснениями к одному из старейших сотрудников Объединенного института энергетических и ядерных исследований «Сосны» Национальной академии наук Беларуси Виталию Трубникову, который 45 лет занимается проблемами безопасности при обращении с радиоактивными отходами, я попросил его быть доходчивым и, разумеется, откровенным.
— Виталий Петрович, с чем можно сравнить 10-5? С шансом стать жертвой метеорита?
— Нет. Попадание метеорита в человека – это, как минимум, 10-14. А вот шанс стать мишенью для молнии в наших широтах – где-то около того. Если раньше допустимое дополнительное облучение от АЭС нормировалось на уровне 100 миллирентген в год, что и так очень мало, то сейчас эту величину в странах Евросоюза, России, а также в Беларуси сократили в 100 раз! Теперь проектировщики поставлены в невероятно жесткие условия. Кстати, введя более строгий норматив в санитарные правила обращения с отходами, белорусские законодатели не внесли такое же изменение в закон о радиационной безопасности населения. А это чревато тем, что каждая из сторон, если возникнет конфликт, связанный с радиоактивным загрязнением, может ссылаться на удобную ей норму, и любое разбирательство зайдет в тупик.
— Какие источники загрязнения характерны для ядерного цикла?
— У нас будет сокращенный ядерный цикл. Поэтому я не стану говорить о добыче и обогащении урана, изготовлении топливных сборок, а также об извлечении из отходов наработанного плутония и других изотопов. Все это будет происходить не на нашей территории. Не представляет опасности и перевозка ядерного топлива на станцию, так как уран, не побывавший в реакторе, имеет крайне низкую активность, и его, не опасаясь последствий, можно брать руками. На всех же остальных этапах превращения ядерного топлива в энергию, и в процессе захоронения и хранения отходов какие-то минимальные утечки радиоактивности допускаются.
Во-первых, это так называемые эксплуатационные отходы. Даже когда реактор работает безаварийно, какие-то изотопы попадают в теплоноситель, то есть в воду контура охлаждения, и их оттуда приходится извлекать вместе с частью воды. Есть еще и неорганизованные утечки, которые неизбежно возникают из-за нарушений герметичности арматуры. Эту воду тоже тщательно собирают. На АЭС мощностью 2 тысячи мегаватт, какая будет построена у нас, в год образуется 200 кубометров таких отходов, которые требуется выпарить, поместить сухой остаток, например, в бетон или стекло и захоронить в специальном могильнике.
— Если все делать правильно, то при таких процедурах попадание радиации за пределы станции исключается?
— Что касается жидких и твердых отходов, предназначенных для захоронения, то проникновение их за пределы станции или могильника практически исключено. Но есть еще и газообразные источники радиоактивности, бороться с которыми крайне сложно. Это изотопы криптон-85, тритий, углерод-14 и йод-129. Поэтому мониторинг захоронений в течение 300 лет – мера вовсе не чрезмерная.
— Это основная опасность для населения?
— Опасность эта преимущественно глобальная. Вылетевшие из вентиляционной трубы белорусской АЭС криптон-85 или углерод-14 быстро рассеются в атмосфере и в конечном счете могут попасть в организм человека за тысячи километров отсюда. Мы же тем временем вдыхаем изотопы, выброшенные какой-нибудь канадской или японской станцией. Поэтому практически нет никакой разницы, живете ли вы под стенами АЭС или в ста километрах от нее.
— И много ли вообще таких газов выбрасывается в атмосферу?
— Например, углерод-14 получается не только на АЭС. Он рождается и за счет космического излучения и в год, таким образом, создает 27 тысяч кюри активности. Так вот, все АЭС мира уже дают половину этого количества. Частично «рукотворный» изотоп улавливается и оказывается в могильниках, но в целом проблема не решена, так как слишком сложна технически и требует колоссальных финансовых затрат. Впрочем, от природного радона, который постоянно сочится из земли, выходит из воды, строительных материалов, исходит опасность в десятки раз более серьезная, чем от всех вместе взятых инертных газов. Но радоновая опасность никакого беспокойства в обществе не вызывает, и профилактические меры технически не столь и сложные, практически нигде не принимаются. Хотя это действительно острая проблема.
— Как будут поступать с использованным топливом?
— Отработавшие три года тепловыделяющие элементы (твэлы) после извлечения из реактора 5 лет выдерживают на станции и постоянно охлаждают в специальных контейнерах, так как температура их находится в пределах 600–700 градусов. Если этого не делать, топливо расплавится, что будет чревато для персонала чисто техническими неприятностями, но никак не приведет к ядерному взрыву, о возможности которого говорят только обывательские «страшилки».
Когда температура снизится до безопасной, отработанные твэлы, как того требует МАГАТЭ, отправляют производителю. После извлечения плутония и остатков невыгоревшего урана отходы снова должны вернуться к нам для окончательного захоронения.
— А не проще ли оставить их там, оплатив все расходы, чтобы лишний раз не возить опасный груз по железной дороге?
— В свое время у Советского Союза была такая договоренность с Чехословакией и Венгрией, где использовались советские реакторы. Но сегодня российские цены на подобную услугу столь велики, что эти страны, а также Украина предпочитают все же после переработки в России принимать отходы обратно и утилизировать их самостоятельно. По всей вероятности, мы тоже будем вынуждены поступать подобным образом. В конце концов, контейнеры для таких отходов исключительно надежны, а серьезных инцидентов, при которых пострадало бы население, за всю историю спецперевозок отмечено не было. К тому же и объемы такого груза при планируемой мощности нашей АЭС будут невелики: в год один вагон (50 тонн) туда, и примерно столько же – обратно. Плюс на небольшое расстояние в могильник будут перевозиться эксплуатационные отходы. При этом надо заметить, что радиационный контроль, который стал сегодня гораздо более совершенным, оперативным и открытым, не позволит утаить от населения даже самое незначительное происшествие как при транспортировке, так и на всех других этапах работы с ядерным топливом.
— Тем не менее зарубежная практика говорит, что такие перевозки — основной фактор раздражения для населения.
— Это действительно так. Для сохранения спокойствия людей было бы хорошо вовсе никуда не возить отработанное топливо, так как, кроме расходов, мы от этого ничего не имеем. Но если прятать его в могильники, то атомная энергетика потеряет половину урана, который остается в отработанных твэлах и после извлечения используется повторно. Думается, что такой мнимой заботой о безопасности можно спровоцировать рост цен на уран. Кроме того, в отходах содержится, как уже говорилось, и плутоний, на который сегодня смотрят не только как на начинку для бомб, но и как на перспективное топливо для разрабатываемых атомных реакторов нового типа.
Впрочем, требование МАГАТЭ никто не оспаривает. Эти правила игры гарантируют соблюдение договора о нераспространении ядерного оружия, и потому они разумны и приемлемы.
— Поскольку на белорусской станции предполагается использовать так называемые водо-водяные реакторы, которые признаются на сегодняшний день самыми надежными, то мы можем подвести итог нашего разговора…
— Хочу повторить, что атомная станция практически не повлияет на состояние природной среды. К естественному радиоактивному фону она может добавить всего лишь 1 процент. Это – ничто. Ведь природный фон у нас 100 миллирентген в год. Стало быть, будет 101. А есть страны, преимущественно горные, где естественный радиоактивный фон выше в разы, и люди там нисколько не слабее здоровьем, чем белорусы.
И последнее. У нас сейчас создается очень хорошая нормативная база для регламентирования атомной энергетики, в том числе и в области переработки радиоактивных отходов, систем захоронения отработанного топлива, и остается пожелать, чтобы эти документы выполнялись неукоснительно.
