В 2018 году Белорусская АЭС даст первые киловатты электроэнергии. Сейчас под Островцом на площади 200 гектаров ведутся масштабные подготовительные работы к реализации одного из самых амбициозных проектов в истории страны. Его экономический эффект очевиден. Снижение себестоимости электроэнергии, уменьшение выбросов парниковых газов в атмосферу, снижение потребления природного газа. Из ряда предложений Беларусь выбрала российский проект — АЭС–2006. Насколько он отвечает требованиям безопасности? Где и как работают подобные энергоблоки? Застрахованы ли мы от повторения чернобыльской катастрофы? На эти и другие вопросы недавно ответили участники экспертного «круглого стола», состоявшегося в конференц–зале Дома прессы. В обсуждении участвовали: директор программ государственной корпорации по атомной энергии «Росатом» Сергей БОЯРКИН; заместитель директора Института безопасного развития атомной энергетики Российской академии наук Рафаэль АРУТЮНЯН; представитель Московского центра ВАО АЭС в Украине Владимир БРОННИКОВ, Украина; продекан факультета международных отношений Евроакадемии Леонид КАРАБЕШКИН, Таллин; независимый эксперт, главный научный сотрудник компании «АЭСКАР» Людвиг ЛИТВИНСКИЙ, Украина; заведующий лабораторией радиационной безопасности РНПЦ гигиены Минздрава Беларуси, председатель Национальной комиссии по радиационной защите при Совмине Беларуси Яков КЕНИГСБЕРГ; профессор Санкт–Петербургского государственного университета, директор Центра балтийских исследований Николай МЕЖЕВИЧ; директор Центра изучения внешней политики и безопасности Сергей ПАЛАГИН, Беларусь; главный инженер проекта Сергей СВЕТЛОВ, Санкт–Петербургский Атомэнергопроект; председатель совета Белорусского общественного объединения «Экологическая инициатива» Юрий СОЛОВЬЕВ; председатель Северо–западного отделения общественной экологической организации «Зеленый крест» Юрий ШЕВЧУК, Россия; председатель Консультативного совета по реакторной безопасности при Госинспекции ядерного регулирования Украины Николай ШТЕЙНБЕРГ.
Модератор: Игорь Павловский — директор Русско–балтийского медиа–центра, Санкт–Петербург, Россия.
С.Бояркин: После Фукусимы многие люди в мире задумались о безопасном развитии атомной энергетики. Поэтому главный принцип проектирования современных АЭС: станция должна быть спроектирована так, что при любой, самой тяжелой аварии радиоактивный выброс в окружающую среду будет предотвращен. Мы проектируем станцию таким образом, чтобы системы, обеспечивающие это условие, были надежно защищены. Имели физическую защиту как от природных угроз, так и от техногенных, террористических. Эти требования мировое сообщество сформулировало только сейчас — на уроках Фукусимы. Нами же они были сформулированы значительно раньше — после аварии в Чернобыле.
До Фукусимы нас критиковали за то, что перегружаем проект системами безопасности. Мол, достаточно либо только активных систем, либо только пассивных. К примеру, у французов только активные, у американцев только пассивные. Мы отвечали, что не хотим повторения жестокого урока Чернобыля. И после Фукусимы эта особенность нашего проекта стала очень серьезным конкурентным преимуществом. Собственно, благодаря ему мы за 2 последних года 
практически удвоили портфель заказов. Если в 2010 году у нас было за пределами России 12 энергоблоков, то к концу 2011 года портфель заказов вырос до 21. Атомная энергетика в мире преодолевает уроки и последствия Фукусимы. Она будет развиваться дальше.
Мы как ответственный поставщик видим свою роль не только в том, чтобы поставить АЭС. Мы должны помочь создать в стране систему подготовки специалистов соответствующей квалификации, нормативную базу, помочь промышленности этой страны в выпуске оборудования для АЭС и обеспечить финансовое решение. Только соединение всех этих компонентов обеспечивает гарантированную безопасность — со всех сторон. Я считаю, только такая концепция ответственного поставщика имеет право на существование в современном мире. И Фукусима еще раз показала, что только так можно строить атомную энергетику в новых странах.
Сегодня в 10 странах мира эксплуатируются 54 энергоблока по нашей технологии ВВЭР. В том числе 18 энергоблоков в 5 странах Евросоюза. Этот проект разработан на основе стандартного проекта ВВЭР–1000, который имеет общий опыт эксплуатации более 1400 реакторо–лет. Технология отрабатывалась на самых разных объектах. В том числе — 
на атомных подводных лодках. Огромный опыт безопасной эксплуатации позволяет сделать вывод, что эта технология является зрелой, безопасной и наиболее приемлемой из всех существующих сегодня в мире.
Кроме того, мы пустили два блока на Тяньваньской АЭС в Китае. Это первые в мире блоки третьего поколения. Они выдержали 20 миссий МАГАТЭ и были признаны самыми безопасными в мире. На основании этого проекта создан проект Ленинградской АЭС–2. И точные его копии — Балтийская АЭС и Белорусская АЭС. Мы также пустили блок в Иране. Завершили в настоящий момент сооружение 2 блоков в Индии и до конца этого года надеемся запустить их в эксплуатацию.
В.Бронников: Всемирная ассоциация операторов АЭС создана после катастрофы на ЧАЭС. Ее миссия в том, чтобы максимально повышать безопасность и надежность АЭС во всем мире, объединяя усилия стран посредством взаимной поддержки, обмена информацией и использования положительного опыта. Участвовать в ее работе надо и Беларуси. Она должна предъявить миру свою готовность безопасно эксплуатировать энергоблок.
В последнее время атомные блоки строятся в самых, если так можно выразиться, неожиданных местах. Кто из нас еще лет 10 — 15 назад думал, что АЭС будут строиться во Вьетнаме, в ОАЭ и других странах, которые до сих пор не блистали уровнем инженерной школы. И поскольку Россия приняла на себя роль ответственного поставщика, это позволит ей достичь серьезных коммерческих перспектив.
Кроме того, ВАО АЭС помогает решать национальные проблемы, связанные с отходами, образующимися в результате работы атомных энергоблоков. Эта работа должна согласовываться с требованиями международного законодательства, которое не позволяет передавать такие отходы другим странам. Хотя я не знаю, какие могут быть исключения в этом плане для Беларуси, входящей в Таможенный союз и Единое экономическое пространство.
Я.Кенигсберг: Я занимаюсь проблемами радиационной защиты уже более 40 лет. Для меня важны вопросы безопасности населения и персонала при эксплуатации АЭС. Но прежде хочу развеять взгляды, что Беларусь — новичок в области атомной энергетики. Еще с советских времен у нас работал исследовательский реактор. На нем производились научно–исследовательские работы по созданию мобильной атомной электростанции «Памир». 
Проект был уже почти завершен. Но по ряду понятных причин к концу 80–х работы были прекращены.
Безусловно, Россия оказывает нам всестороннюю помощь. Помогает в подготовке законодательной базы, инфраструктуры, документации по обеспечению ядерной и радиационной безопасности. А также по обучению кадров. Не только тех, кто будет работать непосредственно на АЭС, но и кому придется осуществлять надзорную и регулирующую деятельность. Обслуживание станции потребует создания многих других структур, в том числе медицинских. Мы сейчас начинаем более тесно работать с Федеральным медико–биологическим агентством России. В июне 2012 года завершилась миссия МАГАТЭ, которая оценивала готовность нашей страны к строительству АЭС. И по части радиационной защиты ни одной претензии со стороны экспертов МАГАТЭ высказано не было. Мы достаточно тесно работаем с этой организацией, участвуем в разработке ряда ее документов, в том числе по международным стандартам безопасности. Более того, являемся авторами некоторых из них.
Во всех странах, которые не только эксплуатируют АЭС, но и используют источники ионизирующего излучения разного назначения, существует независимый регулирующий орган. К сожалению, у нас это только небольшой 
департамент в составе МЧС. Кроме того, регулирующие функции осуществляют ряд других министерств и ведомств по самым разным направлениям. В том числе и Министерство здравоохранения.
И.Павловский: Говоря о том, что в Юго–Восточной Азии отмечаются новые точки роста атомной энергетики, нельзя не обратить внимания, что и в Балтийском регионе наблюдается нечто подобное атомному ренессансу. Почему вдруг пошла такая гонка?
Н.Межевич: Литва еще с межвоенных времен была энергодефицитной. И именно потому в советские времена там строились энергетические объекты, в том числе Игналинская АЭС. Предполагавшийся энергетический консорциум из трех стран Балтии определил, например, что для строительства новой АЭС взнос Эстонии составит 1 миллиард евро. Это около 15 — 20 процентов доходной части ее бюджета. Примерно такой же взнос предполагался и для Латвии. Для Литвы — чуть больший. Понятно, что пойти на такие затраты — значит свернуть практически все социальные программы, резко сократить расходы на госуправление, на оборону. Не случайно Польша решила отказаться от участия в этих планах, поняв, с какими рисками она столкнется. И даже если бы решили финансовый и технический вопросы, все равно 
опоздали бы занять нишу на энергетическом рынке восточной части Балтийского региона, учитывая сроки ввода в эксплуатацию Балтийской АЭС в Калининградской области.
Безусловно, нам еще предстоит многое сделать в плане информирования соседей о сложившейся ситуации, показать выгодность сотрудничества, не забывая при этом базовые интересы России и Беларуси во внешнеполитической сфере.
Л.Карабешкин: В Эстонии еще с советских времен рассматривалась возможность строительства АЭС. В ныне действующей энергетической стратегии Эстонии такая перспектива, в принципе, заложена. Но дело в том, что создание станции в эстонских условиях вряд ли возможно. Модернизация изношенного сетевого хозяйства потребует очень больших инвестиций.
Сегодня установленные мощности у нас перекрывают потребности более чем в 2 раза. Но они неэффективны. За 2011 год экспорт российской электроэнергии в регион был в пределах 22 миллиардов киловатт/час. Но в перспективе планируется, что большая часть электроэнергии будет поступать в наш регион из энергосистемы северных стран. И 
тогда уже более предметно можно будет говорить о выходе из кольца Россия — Беларусь — страны Балтии и создании кольца Скандинавские страны — Польша — страны Балтии.
По региону сегодня отмечается рост потребления энергоресурсов. Но будет ли оно расти и дальше — вопрос. Численность населения в странах Балтии снижается. При этом нет достоверных прогнозов о состоянии энергорынка через 5 — 7 лет. Говорить, что в ближайшей перспективе возобновляемые источники энергии станут реальным конкурентом традиционной энергетике, в том числе атомной, нельзя. В Эстонии сегодня построены ветроустановки общей мощностью 220 мегаватт. Но в полной мере эта мощность использоваться не может. Сейчас фактически на уровне Правительства принято решение приостановить расширение парка ветряков. Поскольку под их мощности необходимо закладывать мощности резервирования и развивать сети. Аналогичное решение было принято и в Латвии.
С.Бояркин: Не только эти страны, но и Англия недавно приняла решение прекратить «бросать деньги на ветер».
Л.Карабешкин: Но можно с большой долей уверенности сказать, что в странах Балтии в ближайшие годы АЭС не появится. И потому реальным конкурентом Белорусской и Балтийской АЭС она не станет.
С.Палагин: Плохо, что очень мало дается подобной информации для широкого круга населения. Мы все знаем, что решение строить АЭС было очень ответственным шагом. Поскольку над белорусами до сих пор тяготеет груз чернобыльской беды. Потом все эти сомнения подогрели события на Фукусиме. Люди относятся к строительству АЭС настороженно.
С.Светлов: Когда Беларусь задумала развивать собственную атомную энергетику, встал вопрос: какой проект выбрать. Все игроки на рынке известны. Кроме России, это Франция, США, Япония и все более набирающая вес в этой отрасли Южная Корея. Мы признательны Беларуси, что она выбрала российский проект реактора ВВЭР — за доверие. Множество таких энергоблоков работает в разных странах мира. Практически вся центральная часть Европы использует реакторы данного типа. Важно, что стандарты России и Беларуси во многом близки. Российский проект подразумевает использование продукции белорусской 
промышленности. Причем не только строительной, но и производителей оборудования. Важный аспект — общий язык. Это не создает дополнительных сложностей и в процессе согласования документации, и в процессе эксплуатации. То, что Беларусь и Россия образуют Союзное государство, в значительной степени облегчило выделение Россией кредита на строительство АЭС.
Проекты ЛАЭС–2, Балтийской и Белорусской АЭС разработаны на основе проекта АЭС–91, реализованного нами в Китае. Он был выполнен с добавлением дополнительных пассивных систем безопасности и технических решений, которые были апробированы на проекте ВВЭР–640. Этот проект блока средней мощности разрабатывался в начале 90–х. Он очень похож на американский проект водо–водяного реактора IP–1000.
С.Бояркин: Наоборот, это проект американцев похож на наш. До IP–1000 у них был проект IP–600, который являлся точной копией нашего ВВЭР–640. Если бы тогда Советский Союз не распался, компетентные органы быстро бы разобрались, каким образом американцы получили информацию по нашему проекту. Фактически они его воспроизвели...
С.Светлов: Целью изменений, которые в последующем вносились в проект, было улучшение показателей по безопасности с одновременным увеличением его экономической привлекательности.
Система удаления водорода уже стала стандартной для всех современных проектов ВВЭР. Она предотвращает при любых авариях вероятность воспламенения водорода под оболочкой. Ловушка расплава активной части реактора — наша гордость. Правда, сейчас она стала стандартным решением для современных проектов.
С.Бояркин: Стандартным решением она стала для всех российских проектов. Ни у одного нашего конкурента за рубежом нет ничего подобного. Этот элемент является одним из ключевых преимуществ отечественных реакторов.
С.Светлов: Ловушка есть у французов...
С.Бояркин: Ловушка–то есть, но она не ловит. Она плоскостная и потому не работает. Мы все об этом знаем. Моделирование показало, что расплав ее просто прожигает.
С.Светлов: В нашем проекте ловушка располагается в бетонной шахте ниже корпуса реактора и при самых тяжелых авариях гарантирует локализацию расплава и минимизацию выхода водорода и других неконденсирующихся газов под защитную оболочку.
Системы пассивного отвода тепла от парогенераторов и от защитной оболочки впервые нами были разработаны и обоснованы для проекта ВВЭР–640. Они служат для предотвращения плавления активной зоны в таких случаях, как полное обесточивание, полная потеря питательной воды, аварии с малой течью теплоносителя из первого контура. Защитная оболочка — двойная, сделана из железобетона и предназначена для предотвращения выброса радиоактивности в окружающую среду при любых авариях. Внешняя оболочка защищает от торнадо, от землетрясений и даже от падения на нее самолета. Проект Белорусской АЭС является современным этапом эволюционного развития проектов АЭС с ВВЭР. Он отвечает всем действующим российским и международным нормам по безопасности, включая рекомендации МАГАТЭ и требования EUR. Преимуществами принятого 
эволюционного подхода являются сокращение сроков и стоимости проектирования, увеличение экономической привлекательности.
Ю.Соловьев: Высокий уровень безопасности проекта Белорусской АЭС — очень хороший фактор. Множество стран уже поняли, что без АЭС их энергетика не сможет обойтись. Но многие — и это понятно — настороженно относятся даже к официальной информации, касающейся АЭС. А вдруг что–то скрывается, а вдруг не все так хорошо, как пишут и говорят... Важно, что независимые экологические организации тоже участвуют в информировании населения. Их в стране около тысячи, хотя реально работают в этом направлении 5 — 7. Но в то же время нельзя не сказать о некоторых так называемых независимых экспертах, льющих потоки негативной информации об АЭС. Кто–то пускает слухи, что АЭС строят вообще без проекта, что там уже чуть ли не реактор работает, а население не знает об этом. Среди них есть и такие, кто четко отрабатывает определенные заказы извне. А вот про то, что в 700 метрах от нашей границы, в районе Браславских озер литовцы возводят могильник для отработавшего ядерного топлива Игналинской АЭС, наши «общественники» почему–то молчат. И как только Беларусь объявила, что будет строить АЭС в Островце, тут же Литва поднимает шум на весь Евросоюз, а Евросоюз на весь мир. Им, видите ли, можно даже могильники у нас под боком создавать, а нам нельзя станцию построить.
С.Бояркин: Мы считаем, что изученности площадок как Балтийской станции, так и островецкой достаточно для принятия обоснованного решения о размещении там АЭС. Дело не в том, что не хватает какой–то информации, а в том, что сама Конвенция ЭСПОО достаточно расплывчатая. В ней не указано, что мы должны делать и что не должны.
Л.Литвинский: Конвенция требует одного: обеспечения такой же возможности гражданам других стран, какая обеспечивается для своего населения. То есть на вопросы, на которые вы не в состоянии ответить на стадии ТЭО, вы и не должны отвечать. Вам достаточно сказать, что ответ на этот вопрос будет подготовлен на стадии проектирования. Что касается поездок специалистов, вам вовсе не обязательно силком их пропихивать в Литву, Латвию, Эстонию, Финляндию, Швецию. Достаточно поставить в известность своих партнеров, что по их приглашению и за их счет вы готовы делегировать своих специалистов на их мероприятия. То есть то, что вы в соответствии с конвенцией обязаны выполнить. Кстати, это наш украинский опыт, приобретенный, когда мы трижды проходили подобные процедуры.
Р.Арутюнян: Чтобы человечество могло устойчиво себя обеспечивать энергией, есть природный подарок в виде запасов урана. И если будет осуществлен переход на замкнутый топливный цикл, его хватит на тысячелетия. Надо понимать, что атомная энергетика — удел богатых стран. 80 процентов электроэнергии производится не в России, а в первой десятке ведущих стран мира. Поскольку это прежде всего экологичность энергии и, во–вторых, это устойчивый ресурс.
О том, что такое радиационные риски, спорят между собой даже атомщики. Международная комиссия сказала профессионалам: 50 мЗв в год — это много, нужно переходить на 20, чтобы обеспечить более высокий уровень безопасности. Но на каком основании? Если честно, ни на каком. Все данные Хиросимы и Нагасаки, данные по аварии на «Маяке», после которой мы имели приличное количество людей, получивших большие дозы, дают ответ, что никаких последствий для здоровья при определенном пределе годовых доз не было никем зафиксировано. Средние дозы персонала, как известно, это вообще всего 3 мЗв. Хотя многие думают, что персонал АЭС постоянно рискует здоровьем. Как известно, 3 мЗв — это годовая доза любого человека, живущего на земном шаре. При этом нужно понимать, что 15 мЗв — это доза, получаемая при томографии грудной клетки. Только в США в год ее проходят 90 миллионов человек. При этом средняя доза, которую получает население от медицинских процедур, равна средней дозе профессионалов, работающих в атомной промышленности. А 10 процентов населения получает многократно большие дозы.
Известны территории с повышенным естественным фоном, где люди живут веками и тысячелетиями, получая 15 мЗв в год. И все медицинские обследования на этих территориях показывают, что эта доза никаких отрицательных последствий для здоровья населения не имеет. И науке неизвестны другие данные, которые бы свидетельствовали об обратном. А теперь сравните эти дозы с дозой 1 мЗв. При этом мы еще стараемся регулировать дозы на уровне 10 микрозивертов (мкЗв). Когда на земном шаре от естественного фона миллионы людей получают дозы в тысячи и десятки тысяч раз больше. Это равносильно тому, что, если быть последовательными, запретить, к примеру, поездки в Финляндию, где 358 тысяч человек населения получают от радона 7,5 мЗв. Или у нас в России на Алтае — 8,5 мЗв.
В атомной энергетике за 2008 год в приложении к докладу научной комиссии ООН собраны все случаи переоблучения людей. Зафиксировано 275 случаев, когда здоровью людей действительно был нанесен вред. Из них 59 случаев смертей. В том числе 28 смертей после чернобыльской аварии. Но при этом надо знать, что наибольшее число таких смертей зафиксировано в медицине. Это связано в основном с нарушениями техники безопасности при эксплуатации и утилизации рентгеновских аппаратов. Когда врачи либо пациенты получали огромные дозы.
У некоторых людей сложилось мнение, что если острая лучевая болезнь, значит, человек обречен. Возьмем персонал и пожарных, работавших на ЧАЭС. Из тех, кто получил дозы от 1.000 мЗв до 2.000, никто не умер. Радиация, безусловно, фактор опасный, но, чтобы облучение привело к смерти, дозы должны быть несколько тысяч миллизивертов. В целом вклад радиационного фактора в сравнении с другими причинами, приводящими к смерти людей, фактически равен нулю. Если сравнивать с обычной энергетикой, то в мире за 30 лет там зафиксировано 72 тысячи смертей. Если брать только тепловую энергетику, то от выбросов тепловых станций — 300 тысяч преждевременных смертей в год. Это по данным ВОЗ. В США, где 70 процентов тепловой энергетики работает на угле, в год фиксируется в среднем 23 тысячи преждевременных смертей. И 2 тысячи случаев заболеваний лейкозом.
А во всем ли мире реагировали на аварию, как у нас? Оказывается, нет. Хотя после аварии на ЧАЭС 100 тысяч квадратных километров с загрязнением выше одного кюри было выявлено в странах Западной Европы. А на Россию, Украину и Беларусь пришлось 120 тысяч квадратных километров. Не намного больше. У нас это было объявлено национальной катастрофой, а там почему–то нет. У нас не только приняли закон, который объявил население пострадавшим, но и ввели нормативы: 100 беккерелей на литр молока по цезию — и для взрослых, и для детей. А в Норвегии, Швеции эта норма была принята на уровне 370 беккерелей для детей и 600 для взрослых. И никаких чернобыльских зон не объявляли.
Н.Штейнберг: Мне не нравится этакий бытующий тон, когда, мол, все хорошо, все уже решено. Как только появляется самоуспокоенность, невесть откуда возникают неприятности. Я, как и другие члены группы, не являюсь ни адептом атомной энергетики, ни ее противником. И исхожу из того, что у ядерной энергии, как и у других источников, есть свои плюсы и минусы. Правильно здесь говорили, что нормально работающая атомная энергетика — это самый лучший и чистый источник энергии. Что представляет опасность? Тяжелые аварии. Причем если у вас на уровне система безопасности, подготовка персонала, умение мобилизовать ресурсы, то даже тяжелая авария не приводит к тяжелым последствиям. Возьмем АЭС Тримайл Айленд, там тоже расплавилась активная зона реактора. И никаких серьезных последствий. Именно просчеты в организации ликвидации последствий на ЧАЭС, особенно в первые полтора месяца, привели к тому, что имеем сегодня. Аналогичная ситуация в Японии. Любой источник энергии имеет потенциал, который нужно реализовать, если с ним плохо обращаться, он рано или поздно может обернуться трагедией. Пример — Саяно–Шушенская ГЭС. Нет там никакого ядерного реактора. Но только чудо спасло от катастрофы. Если бы плотина ниже не выдержала, снесло бы водой и Красноярск, и Красноярск–26 со всеми его могильниками и прочими вещами... В результате землетрясения и цунами в Японии погибло около 18 тысяч человек, а непосредственно от радиации в результате аварии на АЭС — ни одного.
Поэтому наша задача — сделать все, чтобы потом не расплачиваться за ошибки. Идти по пути дальнейшего совершенствования работы по безопасной эксплуатации этих объектов. Сегодня работает глобальная система обмена опытом — ВАО АЭС, работает всемирная система образования. Важен при этом вопрос обучения руководителей, которые принимают решения, касающиеся объектов атомной энергетики. Эти решения «весят» очень много. Именно от них зависит в значительной степени цена последствий.
Ю.Шевчук: С 1986 года постепенно атомная энергетика, после того как ее сделали пугалом объединенными усилиями общественности и СМИ, превращается, наоборот, в гаранта развития территорий. Я не раз сталкивался с тем, что многие журналисты не знают того, о чем пишут. И есть люди, которые не хотят что–то узнавать. И потому им бесполезно говорить, что атомная энергетика безопасна. Им не докажешь, что самая настоящая опасность была в прошлом, — от испытаний атомного оружия в атмосфере и на поверхности Земли. Загрязнение было такое, что до сих пор радиоактивность выпадает даже в больших объемах, чем от чернобыльской аварии. По последствиям этих испытаний можно сказать, что человечество уже пережило ядерную войну. Но многим невозможно объяснить, что их мнение, их ощущения не соответствуют действительности.
С.Бояркин: Важная особенность проекта «АЭС–2006», который является на сегодня самым безопасным, — наличие локализующих устройств, которые в случае наступления аварии предотвратят выход радиации за пределы площадки станции. То есть предусматриваем даже такую аварию, вероятность которой равна десяти в минус седьмой степени — одно событие на 10 миллионов лет. Допустим, она произойдет завтра. При этом допуская даже, что откажет все оборудование, а персонал совершит все возможные ошибки и не примет быстро решений, предусмотренных для таких случаев. И что при этом активная зона расплавится и выйдет за пределы корпуса реактора. Но тогда она попадает в ловушку, которая поглотит ее и не даст возможность разрушить гермооболочку. В этом случае станция как объект генерации прекратит свое существование. Но предусмотренная система безопасности не допустит выхода радиации наружу.
