Когда Сережку привезли в быховский детский социальный приют "Незабудка", сердобольные воспитательницы и нянечки, увидев ребенка, не смогли сдержать слезы. В свои три с половиной года мальчик не умел не только разговаривать, но даже есть. Имея молочные зубы, еду он проглатывал, не разжевывая, точно голодный волчонок. Ни малейшего интереса не проявлял и к игрушкам. Вложенные в детские ручонки плюшевый зайчик или пластмассовая машинка тут же отметались в сторону. Единственной "игрушкой", которую малыш признавал, была обыкновенная табуретка. Забавляясь, Сережа часами мог переставлять ее с места на место, нежно поглаживая при этом ладошкой равнодушную плоскую поверхность...Работники приюта до сих пор не могут забыть тот день, когда у них поселился этот несчастный ребенок. Несколько часов подряд он страшно кричал и здорово перепугал и взрослых, и детей. Пришлось вызвать "скорую", чтобы сделали Сереже успокоительный укол. Подобные припадки случались с ним потом еще не раз, и в такие моменты мальчонка бился головой о пол или о стену. Воспитательницы и няни с трудом удерживали его в руках - силища, говорят, в нем просыпалась такая, словно это и не ребенок вовсе, а взрослый мужчина!
- Сережка родился недоношенным, с целым букетом заболеваний, да к тому же слепым - катаракта обоих глаз, - рассказывает директор приюта Людмила Сутурина. - Ему всего годик был, когда мать лишили родительских прав - за пьянство. Ни ей, ни отцу, который, кстати, тоже пил, а потом и вовсе угодил в тюрьму, до своего единственного ребенка не было никакого дела: бросят ему на кровать двухлитровую пластиковую бутылку, наполненную какой-нибудь непонятной бурдой, и пошли гулять-веселиться. Малыш проснется от голода, на ощупь отыщет бутылку, пососет и дальше спит. Потому, видно, и не выработался у ребенка жевательный рефлекс. Наши работницы специально для него всю пищу через мясорубку пропускали. Так он и ел, даже котлету или колбасу - в виде пюре и с ложечки. И за свои деньги ему йогурты да памперсы покупали - он еще и энурезом страдал. Ходил очень плохо. Скорее даже не потому, что ничегошеньки не видел, а потому, что никто его этому не учил. Да к тому же от такой страшной жизни у него развились рахит и дистрофия.
Как ни старались воспитатели, их маленький Маугли (так поначалу между собой называли его взрослые) упорно не хотел произносить такие родные для каждого малыша слова, как "мама" и "папа". Зато чем-то понравившееся ему слово "сандалики" тараторил без умолку.
- До того как попасть в приют, одно время мальчик жил у прабабушки, которая искренне его любила и даже собирала деньги на операцию катаракты, - рассказывает социальный педагог приюта и председатель Быховского районного фонда Белорусской ассоциации помощи детям-инвалидам Людмила Журавлева. - Потом прабабушки не стало, Сережка переселился к бабушке (кстати, после смерти прабабушки куда-то исчезли и собранные ею деньги). А когда умерла и бабушка, малыш опять вернулся к матери-алкоголичке и освободившемуся к тому времени из тюрьмы отцу. Эти горе-родители жили на Сережину пенсию по инвалидности и на пособие, которое выплачивали по уходу за ребенком. Не раз мы выделяли им и гуманитарную помощь: одежду для мальчика, продукты. Только сколько бы мы к ним ни приходили, ни разу не видели, чтобы на плите что-то готовилось, а Сережка ел. Он всегда спал, а мать на наши расспросы отвечала одно и то же: "Я его только что накормила, а продукты убрала". Хотя скорее всего и вещи, и продукты они на пару с супругом пропивали. Да у них и обстановка в доме была убогая: пару кроватей да замызганный старый диван. И никаких игрушек. Когда я однажды увидела, как Сережка играет, чуть в обморок не упала. Слепой малыш цеплялся ручонками за висящие в дверном проеме грязные занавески и раскачивался на них, как на качелях. Я тогда на мать накинулась, мол, что ж вы делаете, он или сам упадет и разобьется, или карниз оборвется и его по голове ударит. Но она только отмахнулась от меня как от назойливой мухи. Единственной родственницей, которой была небезразлична судьба этого малыша, была Надежда Васильевна из Чаус. Она весь Быхов обошла, чтобы собрать Сережке деньги на операцию, и сама возила мальчика в Россию.
- Деньги для Сережи мы, что называется, всем миром собирали, - подтверждает председатель Быховского отделения фонда "Детям Чернобыля" Ольга Кузнецова. - 300 тысяч рублей выделил райисполком, еще сотню наскребли по организациям. Но больше всех помогла наш давний партнер - председатель немецкого благотворительного фонда "Детям Чернобыля" из Дюссельдорфа Барбара Гладыш. Она передала нам 900 марок и письмо, в котором говорилось: "Пусть недостающие 100 марок добавит отец малыша. Когда он вырастет, сын будет очень ему за это благодарен". Понятное дело, никакой сотни марок для своего единственного ребенка папаша бы не собрал, да и эти (попади они к нему в руки) явно пошли бы не по назначению. Поэтому все средства мы передали Сережиной родственнице из Чаус, которая и отвезла мальчика в Калужский филиал МНТК микрохирургии глаза имени Святослава Федорова.
Говорят, что тамошние медики, осмотрев ребенка, опешили. Мало того что он совсем больной, так его и наркоз не брал. Оказалось, что у Сережи - алкогольная и наркотическая зависимость. Чтобы ребенок не мешал веселиться, родители накачивали его сваренным из мака зельем. Потому он и спал целыми сутками. Чтобы сделать операцию, врачам пришлось дать ему усиленную дозу наркоза. А после операции мальчика опять вернули родителям (отца ведь никто прав не лишал), вместе с ним передали продукты для ребенка, очки и дорогие лекарства. В период послеоперационной реабилитации Сережке нужно было хорошо питаться, а его родителям следить за тем, чтобы малыш носил очки, и по расписанию закапывать ему в глазки прописанные капли.
Увы, сумка с продуктами исчезла уже на следующий день (видать, все ушло на закуску, а кое-что из съестного родители обменяли на выпивку), очки были разбиты, лекарство пылилось где-то в углу. Неизвестно, что было бы с мальчонкой дальше, да не выдержали соседи, позвонили в милицию: "Заберите вы ребенка у этих извергов, он ведь второй день кричит не переставая!" Так Сережка и оказался в приюте. Спустя несколько месяцев Ольга Кузнецова повезла его в Могилев, на осмотр к калужским специалистам. Те, надеявшиеся, что после операции ребенок будет видеть хоть одним глазом, с горечью констатировали: "Сережа различает только препятствия и очертания предметов..."
За полгода пребывания мальчика в быховском приюте несколько раз его приезжала проведать та самая родственница из Чаус. Однажды приходил отец. Кричал: "Если не отдадите сына, всех взорву!" А вот родная мать не навестила ребенка ни разу.
- Постепенно научили его ходить, выговаривать некоторые слова, а вот научить играть со сверстниками и игрушками так и не сумели, - констатирует Людмила Журавлева. - Оставлять среди здоровых детей ребенка с психическим заболеванием, страдающего олигофренией, тоже было нельзя. Он ведь мне самой нечаянно зубы выбил, а если б кому из детей?.. К тому же время от времени в нем просыпалась агрессия. Завернется, бывало, в ковер (так он любил играть: ляжет на край ковра и скрутится вместе с ним в трубу), а начнешь его оттуда доставать, такой крик поднимет - ужас! В общем, как мы все его ни жалели, а пришлось расстаться, отдать в специализированный дом-интернат.
...Сегодня Сереже уже 5 лет, он живет в Весловском доме для детей-инвалидов в Глусском районе. По-прежнему не признает игрушки и видит лишь солнечный свет и контуры предметов. По словам старшей медсестры детдома Тамары Храпко, медико-педагогическая комиссия вынесла вердикт: Сережа необучаем. Конечно, живущих здесь детей, у большинства из которых тот же диагноз - олигофрения, будут учить по специальной программе. Только из почти 150 проживающих в детдоме детей читать и писать умеют только трое. Хотя многим исполнилось 10, 15, а то и 18 лет. Кое-кого время от времени навещают родители (круглых сирот в интернате - единицы). К Сереже, правда, они не наведывались ни разу. Разве что та самая родственница из Чаус приедет посмотреть, как он растет, гостинцы привезет, погладит малыша по русой головке, вздохнет и засобирается обратно в дорогу. А Сережка деловито потопает по своим делам. Домой он не просится и до сих пор не понимает, почему это некоторые дети, капризничая, зовут на помощь какую-то маму. Это слово он до сих пор произносить не хочет. Да и не нужен он родной маме. А никакая другая женщина пока не изъявила желание ее заменить. Что и неудивительно. Ведь, по словам Тамары Храпко, за 7 лет, которые она проработала в детдоме, не усыновили еще ни одного ребенка. И как сложится судьба здешних ребятишек - никто не знает...
