Онкологи отмечают третью волну рака щитовидной железы

С третьей волной заболеваемости раком щитовидной железы, который связан с последствиями чернобыльской катастрофы, столкнулись наши медики. Чтобы для каждого такого пациента можно было определить наиболее эффективную тактику лечения, онкологи при участии специалистов Объединенного института проблем информатики Национальной академии наук выделили ряд диагностических маркеров — признаков, позволяющих буквально заглянуть в будущее, предсказав, как поведет себя болезнь. Подробностями этой работы, вошедшей в свежий топ–100 результатов фундаментальных и прикладных исследований НАН Беларуси, поделился Михаил Фридман, доктор медицинских наук заведующий патологоанатомической лабораторией Минского городского клинического онкологического диспансера.


До аварии на Чернобыльской АЭС рак щитовидной железы был у нас, скорее, экзотикой и даже в статистике отдельно не учитывался — единичные случаи попадали в графу «прочее». Но в начале 1990–х ситуация резко изменилась: пошел бурный рост обращений, причем пациентами были дети до 14 лет.

— До 1995 года их количество постоянно росло, дети поступали в клинику с распространенными стадиями заболевания. И академик Евгений Павлович Демидчик, ныне покойный, основал Республиканский центр опухолей щитовидной железы при Минском онкодиспансере, который стал аккумулировать таких пациентов. Их везли на лечение со всей страны, но чаще всего из Гомельской области, — Михаил Фридман поясняет, что в то время достаточным опытом в помощи таким пациентам никто не обладал, это были уникальные случаи. Поэтому первой задачей, которую пришлось решать нашим врачам, стала разработка протокола лечения. Детей, у которых обнаруживались метастазы в легких, тогда отправляли в Германию, потому что у нас еще не было ни возможностей, ни специалистов, чтобы проводить нужную терапию, а вот все остальные виды лечения удалось довольно быстро внедрить в Минске.

Когда волна «детского» рака пошла на спад, вслед за ней поднялась следующая: теперь раком щитовидки страдали уже подростки 15 — 18 лет — пик пришелся на 2001 год. Сейчас онкологи фиксируют очередной подъем болезни — у взрослых до 35 лет, которые на момент катастрофы на ЧАЭС были детьми. Это, а также вновь обострившийся после аварии на Фукусиме интерес к опухолям, вызванным техногенными факторами, побуждает исследователей идти дальше и совершенствовать методы наступления на болезнь. Огромное подспорье здесь — уникальный материал, накопленный за четверть века в Минском онкодиспансере.


Однако до недавних пор он не был систематизирован. Но это нужно было сделать, во–первых, чтобы оценить, какие отдаленные результаты дало лечение. Оказалось, что из 1.078 детей в возрасте от 4 до 18 лет, которых тут пролечили, от рака щитовидной железы умер только один — он поступил в той стадии заболевания, когда врачи уже бессильны. Остальные находятся под постоянным врачебным патронажем и получают гормональную терапию, которая компенсирует их проблемы, связанные с отсутствием щитовидки. Отсюда следовала вторая задача: найти пути оптимизации лечения, выяснить, например, всегда ли требуется агрессивное хирургическое вмешательство или есть случаи, когда часть железы все же можно сохранить.

— Нам важно было понять, от чего зависит распространение опухоли. Почему у одних пациентов она ограничена щитовидной железой, а у других прорастает за пределы капсулы органа и распространяется в окружающие ткани? У каких пациентов опухоль метастазирует в лимфатические узлы? И наконец, из–за чего при равном возрасте и месте проживания у кого–то из пациентов обнаруживаются метастазы в легких, а у прочих — нет? Ведь все это и определяет в конечном счете лечебную тактику. Эти задачи были решены при помощи скрупулезного анализа уникального даже по мировым меркам материала, — вводит в курс дела Михаил Фридман.

Собрать, оценить и выделить характеристики, которые связаны с теми или другими проявлениями болезни, помогли компьютерные технологии и сотрудничество с ОИПИ НАН Беларуси. Без современных вычислительных мощностей определить вес какого–то признака в дальнейшем развитии онкологического процесса было бы невозможно. «У наших пациентов практически нет рецидивов болезни, они возвращаются к работе, к семье, многие совершенно забывают об этом неприятном эпизоде. Значит, мы правильно лечим», — резюмирует Михаил Фридман.

Результаты исследований белорусских ученых в области радиогенного рака щитовидной железы получили много откликов после публикаций в зарубежных научных журналах и выступлений на форумах, а после недавнего доклада на конференции Американской тироидной ассоциации Михаилу Валерьевичу задавали вопросы несколько часов кряду.

Тем временем перед многопрофильной командой врачей, работающих в Республиканском центре опухолей щитовидной железы под руководством профессора, члена–корреспондента НАН Юрия Демидчика, возникла новая задача. Оказалось, что у 1 процента пациентов, перенесших рак щитовидной железы в детстве, в молодом возрасте развилась опухоль другого органа. Это отмечено уже у 41 человека, девять из которых, к сожалению, умерли. С чем связан такой сценарий? С радиоактивным йодом, который применялся при лечении в детстве (а такую терапию получили сотни), или все же непосредственно с аварией на ЧАЭС? Пока лишь ясно, что у некоторой части пациентов, прошедших лечение по поводу рака щитовидной железы, высок риск возникновения вторых злокачественных опухолей, и это еще одно поле для исследований, которые уже идут.


ЦИФРЫ «СБ»

С 1990 по 2015 год раком щитовидной железы заболели 4.237 человек — детей и молодых взрослых, рожденных с 1972 по 1986 год.

КСТАТИ

Радиогенный, то есть связанный с радиацией, рак щитовидной железы может возникнуть как после лечения злокачественной опухоли, например лимфомы Ходжкина (где применяется облучение, в поле которого попадает щитовидка), так и в результате техногенной катастрофы, когда огромное количество радиоактивного йода попадает в атмосферу, пищу, воду.