В непрекращающемся споре о генно–модифицированных продуктах золотой середины не видно. Если «да», то безоговорочное: «Как еще накормить планету, есть же хочется!» Если «нет», то наотрез: «А вы знаете, чем аукнется трансгенная пища через 20, 30, 40 лет? Нет? Ну тогда сами на себе и экспериментируйте!» Заведующего лабораторией моделирования генетических процессов Института генетики и цитологии НАН, доктора биологических наук Сергея ДРОМАШКО, с недавних пор руководителя Национального координационного центра биобезопасности, «СБ» попросила взять на себя роль третейского судьи и прокомментировать те вопросы, которые не дают покоя нашим читателям.
«Это правда, что человечество опять выпустило джинна из пробирки?»
— Напротив, проблема использования ГМО и ДНК–технологий — это, на мой взгляд, даже пример взвешенности и продуманности, причем везде, от науки до политики. Разве, создавая динамит, Нобель думал о последствиях? Разве ученые, глубоко исследуя фундаментальные физические вопросы, предполагали, что это приведет к созданию атомного оружия и к трагедии Хиросимы и Нагасаки? Нет, вначале был прорыв, и только потом человечество задумалось, как взять это под международный контроль. А с ГМО и ДНК–технологиями все произошло с точностью до наоборот. Сперва даже не шла речь о том, чтобы использовать ГМО в продуктах питания — только в лабораторных условиях, на все остальное был введен мораторий.
Одновременно тщательно изучались все последствия таких экспериментов. Поэтому сейчас мы и говорим о надежной системе биобезопаности: за многие годы так и не появилось ни одного официального, научно подтвержденного факта, что генетически модифицированные продукты наносят вред! А ведь американцы — страшные бюрократы и крючкотворы, если бы они что–то откопали, то это для производителей трансгенных продуктов обернулось бы миллиардными убытками. С другой стороны, сказанное вовсе не значит, что все исследования в этом направлении надо закрыть. Даже ружье, висящее на стене, может раз в год выстрелить. Обязательно нужно задумываться о том, что будет дальше.
«Откуда может исходить потенциальная угроза?»
— Некоторые эксперты в последнее время связывают ее с явлением РНК–интерференции, за открытие которого в 2006 году была присуждена Нобелевская премия по физиологии и медицине. РНК — рибонуклеиновая кислота — обеспечивает синтез белков в нашем организме, поскольку является переносчицей информации от ДНК к рибосомам, где происходит сборка белков. «Напрямую» такой синтез невозможен. Если клетку можно сравнить с огромным цехом, то рибосомы — со станками, которые производят белки, ДНК — с чертежами в сейфе главного конструктора, а РНК — с их рабочими копиями, которые доставляются на место производства. С одной стороны, это открывает необычайные перспективы для создания новых лекарств, которые бы «выключали» (или «ломали») неправильно работающие станки или уничтожали негодные готовые изделия. То есть контроль над работой генов вполне реален. А с другой, есть и негативный элемент. Представьте: наш цех производит хорошую продукцию, но вдруг контролер ОТК начинает хорошую продукцию браковать и не пускать ее дальше. В результате пострадает весь организм! Что если генно–модифицированная РНК влияет на считывание нормальных генов? Здесь наука только в самом начале исследований. Мы, кстати, тоже очень надеемся, что нам удастся начать такой проект в самом ближайшем будущем.
«Нам уже незаметно продают трансгенные помидоры?»
— Опыты пока ведутся только в лабораториях, и вряд ли в ближайшие 5 — 10 лет вам удастся подержать в руках генетически модифицированный томат. Но нужно понимать: метаморфозы на рынке питания диктуются экономической выгодой. Почему первой появилась модифицированная соя? Потому что это очень выгодная культура. Не зря США стали монополистами по ее выращиванию. В сое содержатся ценнейшие белки, она очень хороша как корм. Ученые–селекционеры говорят: когда коров кормят соевым жмыхом, они чуть ли не «пищат» от удовольствия. От сои повышаются жирность молока, его питательная ценность. Сейчас трудно найти полуфабрикаты — пельмени, голубцы и т.д., — которые бы не содержали сою, но преувеличивать опасность не стоит. Кстати, в Америке даже не проверяют, трансгенный продукт или нет. У китайцев основной продукт питания — рис, тоже трансгенный. А вот белорусская соя по–прежнему получается методом обычной селекции... Вообще, во всех этих страхах я прежде всего вижу старую болезнь человечества — боязнь нового. Точно так же в Российской империи когда–то боялись картошки (вспомните «картофельные бунты») и капусты.
«Почему привозные яблоки — как близнецы–братья, чуть ли не рулеткой можно проверять? Это тоже следы генной инженерии?»
— Трансгены тут ни при чем. Это воздействие химических удобрений и фитостимуляторов, которые так влияют на рост, что поспевают яблоки буквально в один день. Как раз такая «химия» не всегда поддается контролю, но мы почему–то без опаски покупаем фрукты одного калибра. А почему же мы не боимся ДДТ, дуста, ведь он сохраняется в почве десятки лет? Знаете, японцы как–то проверили на наличие канцерогенов все свои традиционные продукты питания. И не нашли ни одного «чистого»! И тем не менее у жителей Страны восходящего солнца самая высокая средняя продолжительность жизни в мире.
«Опроверг ли кто–нибудь выводы российского биолога Татьяны Ермаковой? Она утверждает, что в первом поколении крыс, переведенных ею на трансгенную пищу, как минимум каждая вторая погибла, а второго поколения не было вовсе».
— Эксперименты Ермаковой изначально были некорректны, нарушены были все правила! Обычно крысам, чтобы показать эффект того или иного питания, дают корма поровну — то есть в данном случае нужно было давать, к примеру, по 1 мг генно–модифицированной сои и обычной, из которой был получен трансгенный сорт. А Ермакова в кормушки того и другого насыпала без счета, да и в качестве контроля взят был первый попавшийся сорт. Кто чего и сколько ел — науке неизвестно. И еще один нюанс, который, возможно, прольет свет на ее выводы. Недавно на конференции в Севастополе я слушал доклад украинской коллеги из Института эндокринологии Украинской академии наук, посвященный лактации у женщин. Эксперимент тоже проводился на лабораторных крысах. И оказалось: если кормящая самка питается продуктами, содержащими много гормонов растительного происхождения, то у ее детей может расстроиться половая функция. Причем речь шла буквально о каких–то миллиграммах! А соя — как раз одно из тех растений, которое содержит большое количество фитогормонов.
«Противники ГМО утверждают, что на трансгенную пищу насекомые не садятся».
— Вздор! Когда в растение встраивается ГМ–конструкция, то она имеет строго определенную цель. Сегодня уже доказано, что у разных культур радионуклиды накапливаются или только в «вершках», или только в «корешках». То есть чистые «корешки» — допустим, картофель, выращенный в чернобыльской зоне, — можно использовать без опасений. Аналогично дело обстоит с сортом трансгенного картофеля, который специально выведен против колорадского жука. Фокус в том, что встроенный ген работает исключительно только в ботве, которая и привлекает паразита. Жук наедается — и погибает из–за проблем с пищеварением.
«Зачем Беларуси, которая в отличие от многих стран сама себя прекрасно обеспечивает продовольствием, генно–модифицированная пища?»
— Ученые видят: возможности традиционной селекции подошли к своему пределу, дальше старайся не старайся, ничего уже не сделаешь. Нет у сорта устойчивости к колорадскому жуку — без генной инженерии она не появится. Вообще говоря, перед человечеством стоит задача резко повысить урожайность и сроки хранения продуктов, ведь, за исключением «золотого миллиарда», который не знает проблем с питанием, остальные 5 млрд. землян голодают. Но как решить эту задачу? Отчасти что–то можно позаимствовать у дикой природы. Но это не выход. Выведение любого сорта сельхозкультур занимает несколько лет, а если речь идет о плодовых деревьях — то и десятилетия. В Беларуси известны примеры, когда начинал выведение сорта отец, а заканчивал сын. А генно–инженерные подходы позволяют придать этим процессам резкое ускорение, сократить период поисков с 10 до 2 лет.
«Природа мстит за эксперименты над ней?»
— Явной мести я пока не вижу. Широкое внедрение сортов с ГМ–конструкциями — вообще дело неблизкого будущего. Но если мы не будем заниматься этим направлением, то в один прекрасный день окажемся в положении дикарей, безнадежно отставших от цивилизации.
