Литературный труд всегда был окутан флером тайны. Может, оно и правильно. К чему широкой публике знать, из какого сора растут невесомые рифмы стихов, как рождаются герои повестей и романов, с которых потом школьников учат «делать жизнь»? А все–таки любопытно. Вот, к примеру, писатель Георгий Марчук сейчас пишет сказку... про бочку. Сюжет нашел в буквальном смысле на улице. Увидел из окна трамвая бесхозную бочку без верхнего обруча. Вода из нее, понятное дело, утекла в океан. Вы знаете, как вернуть ее обратно? И я не знаю. Автор знает, но не скажет, иначе потом читать будет неинтересно. Что ж, придется подождать, а пока поговорим с секретарем Союза писателей Беларуси, лауреатом Государственной премии, прозаиком, драматургом, сценаристом Георгием МАРЧУКОМ о том, что не составляет секрета.
Все реально
— Как вы начали писать?
— Вообще–то сначала я стал читателем. В 13 лет, оставшись сиротой, тяжело заболел, два года скитался по больницам и санаториям. Толком не учился, зато пристрастился к чтению, попробовал писать что–то свое, жалкое. Когда вернулся в родную школу в Давид–Городке, как сейчас помню, было классное сочинение «За что я люблю осень». До этого за сочинения получал твердую «двойку», а тут — «пять». Учительница русского языка и литературы тогда сказала: «Не бросай, у тебя получается». Дважды не поступив во ВГИК на режиссуру, я пошел работать в Столинский дом культуры. По вечерам, оставаясь в холодном здании клуба, что–то пробовал сочинять, и неожиданно вышла пародия на абсурдистскую драму Беккета «В ожидании Годо». С ней меня приняли на театроведческое отделение нашего театрально–художественного института. В те времена была замечательная практика — всесоюзные семинары для начинающих литераторов. Собирались в домах творчества в Дубулты, Пицунде, азы драматургии нам преподавали Арбузов, Розов, Салынский... А потом потянулся к истории родного края. Первый роман «Крик на хуторе» принес в журнал «Полымя», через полгода его прочитали и сказали: «Будем печатать». Представляете, что это значит для 27–летнего автора! Я почувствовал дыхание прозы. На «Беларусьфильме», где тогда работал, можно было пойти в так называемый творческий простой. Я оставил режиссуру, к которой так стремился, и серьезно занялся литературой.
— Путь к авторству 8 романов, 50 пьес, книги сказок для детей, новелл, 500 афоризмов и сценариев фильмов долгий... С высоты прожитого и пережитого, что, на ваш взгляд, представляет собой современный литературный процесс?
— Это поиск каждым писателем своего лица, своей темы. Процесс идет, никуда он не делся. Просто, ощутив потерю читательского интереса, некоторые сначала растерялись, потом бросились искать любые поводы, чтобы засветиться, сказать, что мы есть. Естественное желание. Мера таланта и ответственность за слово — вот что важно, остальное — детали. Книга «Каноны» — моя печаль об уходящем времени и радость, что я к нему прикоснулся, что знал людей, настоящих полешуков, незлобивых, которые сохраняют веру, берегут семью, трудом добывают хлеб свой. Они еще не тронуты этим «измени свою жизнь». Не хотят меняться и тем уникальны. Мир многообразен. Один в луже видит грязную воду, а другой — звезды, которые в ней отражаются... Поэтому я, оставаясь приверженцем реализма, спокойно отношусь к разным литературным течениям, направлениям. Но не люблю, когда указывают, что, мол, сейчас надо писать, как Коэльо или как какой–нибудь раскрученный московский литератор.
— И чем же так хорош реализм, Георгий Васильевич? Если честно, порой думаешь, куда бы от него сбежать. Погружаться в чужой внутренний мир, когда своих проблем хватает, как–то не очень хочется.
— На такой случай существует чтиво: пистолет, мордобой, деньги, мошенничество, плохие следователи, немного любви — и никакой мысли. Этого добра сегодня на каждом шагу. Прочитал в электричке и забыл. Отвлекает. А для души что? А для души Тургенев с «Охотничьими рассказами», Горький с «Жизнью Клима Самгина», «Поднятая целина», про которую до сих пор слышу, что это дань социализму. Какая дань! Ну не мог Шолохов написать про космос. Задача писателя — отразить время, в котором живет и которое он не выбирает. Что же до реализма, то он бесконечен, всеохватен. Посмотрите, с человеком столько всего происходит в течение одного дня — тут и сюр, и символизм, и модернизм. Только успевай подмечать. Сейчас пишут романы... какие–то абстрактные: интрига есть, держит внимание, а отвлечешься — и уже не помнишь, о чем там. Потому что ни о чем. Герои и вовсе в дефиците. Честный, смелый, совестливый — по нашим временам для героя уже достаточно.
— Выходит, вы и такие сочинения читаете?
— Просматриваю, чтобы быть в курсе. Я берегу свое время и читаю не то, что модно, а то, что доставляет наслаждение: Мележ, Адамчик, Амаду, Маркес, белорусская поэзия ХХ века. За творчеством молодых внимательно слежу. Недавно с удовольствием прочел повесть Андрея Федаренко — одного из самых вдумчивых наших прозаиков, тоже, кстати, реалиста. А Мураками мне неинтересен.
Книга выходит за рамки
— В эпоху интернета книга отошла на второй план. Мы перестали быть самой читающей нацией. Грустно.
— Грустно, но я бы не делал из этого трагедии. Нет ничего постоянного. Нельзя все время быть «самыми читающими». Знаете, как–то знакомый поляк посетовал, мол, полкниги люди год читают, а нынче самым популярным новогодним подарком, как 30 — 40 лет назад, в Польше оказалась книга. Уверен, пройдет еще какое–то время — и у нас так же будет. Недавно с помощью облисполкомов СПБ провел исследование: мы составили список из полусотни белорусских литераторов, чьи имена на слуху, произведения включены в школьную программу, а библиотеки проанализировали, насколько они востребованны. Выяснилось, что у наших писателей и поэтов около двух миллионов читателей. Так что интерес есть. Конечно, его надо поддерживать, развивать. И тут уж от самих литераторов все зависит.
— Известный российский фантаст Ник Перумов считает, что писательство доживает последние дни...
— О–о, об этом с незапамятных времен говорят, только писательское ремесло живет себе. И будет жить. Пока есть человек, он захочет поделиться своими мыслями, пусть даже кому–то они покажутся мелкими и недостойными внимания.
— Вас переводят и издают не только в Беларуси, вы встречаетесь с зарубежными коллегами. Поделитесь наблюдениями: есть ли общие тенденции в литературе разных стран?
— Еще Конфуций сказал: люди по своей природе одинаковы, разные только обычаи. Недавно у нас гостили писатели из Венесуэлы, приезжали литераторы из Таджикистана, Литвы. Казалось бы, что может быть общего? А общее есть: как своим словом удержать божественное начало в человеке?
— Как относитесь к электронным книгам?
— Настороженно. Рамочка мне напоминает — уж простите за сравнение — тюремное окошко, в которое заключенным подают еду. Хотя грех обижаться: к своему удивлению недавно узнал, что мой автобиографический роман «Цветы провинции» скачали около 2 млн. пользователей, а аудиокнигу — около 500 млн. Сейчас просят выставить сказки «Доброе сердце». Прогресс не стоит на месте... Но мне ничто не заменит настоящую книгу, которую можно листать, вдыхая волшебный запах типографской краски.
— В прошлом году писатели активно ездили по стране, набирались впечатлений. Когда ждать результата?
— Мы планируем издать сборник произведений, написанных после этих творческих командировок: современная Беларусь глазами литераторов. Кстати, будет еще одна поездка — в Брестскую область. Их значение трудно переоценить. Ведь кто–то, как Достоевский, может написать роман не выходя из дому, а кому–то нужно спуститься в шахту, своими глазами увидеть, как работает сельхозпредприятие. Да и живое общение с читателями пишущей братии на пользу. Впрочем, вполне возможно, кому–то ничего на душу не легло или время не пришло для «материализации». Пути творчества неисповедимы. Скажем, я только что закончил пьесу о современной армии «Письма солдату». Материал для нее у меня накапливался 30 лет.
Слава вас сама найдет
— Интересно, вам, маститому литературу, муки творчества знакомы?
— Если имеется в виду первое предложение, то нет, поскольку вдохновения не ищу и не жду, за стол сажусь, когда в голове уже все сложилось: герои, характеры, зачин, финал. Но сюжет вынашиваю мучительно, долго, в сомнениях. «Крик на хуторе» написал буквально на одном дыхании — месяца за четыре, а фактуру собирал, осмысливал около пяти лет.
— Что бы вы посоветовали начинающим литераторам? Как пробиться?
— Тут все средства хороши. Написал, скажем, о жизни школы, как еще никто не писал, создал свой мир, считаешь, что это достойно быть представленным на суд читателя, друзья сказали, что почитали и потрясены, — неси в издательство, в журнал. Государственные субсидии небольшие, направляются в первую очередь на выпуск социально значимой литературы, поэтому, если есть возможность, издавайся за свой счет, нашел спонсора — замечательно! Ничего зазорного не вижу. Я к 60 годам, казалось бы, набрав какой–то литературный вес, для книги сказок «Доброе сердце» тоже искал (и нашел) частного издателя. Можно и в интернет выставить. Один нюанс: очень трудно пробиться, если цель — пробиться. Думайте не о славе, а о слове.
— Георгий Васильевич, расскажите, как спасаетесь от суеты, непонимания?
— Чего от суеты спасаться? Это же хорошо, когда жизнь кипит. С возрастом становишься терпимее и уже не требуешь, чтобы все принимали исключительно твою точку зрения, и сам с интересом прислушиваешься к чужому мнению. А радость — она в мелочах. Я вот все мечтаю увидеть, как распускается вишня: сколько раз пытался подкараулить этот момент, но отвернешься всего на несколько минут — а вишня уже расцвела...
