...Старинный, уже почти раритетный негатив на широкой - давно таких в помине нет - пленке. Загадочный черно-белый силуэт. О, я знаю, кто здесь изображен! Знаю и посыпаю в знак покаяния перед витебскими музейщиками голову пеплом: четыре года назад они уважили мою исследовательскую душу, выдав "напрокат" заветный кусочек пленки с условием вернуть затем в музейную обитель. Верну, обязательно верну - с поклоном и признательностью, но прежде расскажу о том, кто столь пристрастно смотрит на нас через дымку времен. И первым делом назову имя - Иван Данилович Галькевич.
Стыдно, но тогда оно мне ничего не сказало.
Пришлось, едва ли не раскрыв рот, слушать замечательный рассказ заведующей филиалом областного краеведческого музея Светланы Гурьяновой об удивительном человеке, благодаря которому, собственно, и появился на старинной улочке Витебска, называвшейся раньше Никольской, а теперь носящей имя Доватора, прелестный, камерно-уютный, со вкусом оформленный музей. Стоп-стоп: столь милым музей-то сотворили, безусловно, его работники, но первопричиной стал именно Галькевич. Точнее, его дивная коллекция.
Ох уж эта неугомонная душа коллекционера! В дореволюционном, а затем послереволюционном Витебске жил на Береговой линии над Двиной скромный мальчик-юноша Ваня Галькевич, сын простых рабочих кожевенного завода. И запала Ване в душу странная для пролетарского отпрыска страсть - собирать предметы старины. Начиная от древних монет, кои при известном везении даже времен Ивана Грозного можно было отыскать в живописных здешних окрестностях. И кончая милыми безделушками типа каслинского литья и статуэток севрского фарфора.
Кто нынче скажет, что толкало Ваню на чудное для сына кожевника эстетство? Возможно, шагаловско-малевичско-пэновский дух Витебска, витающий над эркерами старых особняков. А может, заразительный пример легендарных на стыке IX - XX веков мэтров-коллекционеров Вацлава Федоровича и Антония Брадовского, про "волшебные собрания" которых толковал весь Витебск. Так или иначе - шустрый Ванька с очередной находкой не ленился за три десятка километров бежать на экспертизу к тому же Брадовскому, чтобы проверить монетку на историческую ценность.
Снимайте почтительно шляпы, нумизматы и любители старины, ибо ваш неугомонный собрат еще до войны собрал вполне приличную коллекцию, насчитывающую свыше 3 тысяч старинных монет, столько же редких книжных томов и документов, в том числе личные бумаги императрицы Елизаветы Петровны и ноты оперы Верди "Риголетто" с автографом Ивана Сергеевича Тургенева. (Культурным, однако, городом был Витебск, коль хранил по семейным бюварам такие бумаги.) Причем первое свое собрание искатель в 1927 году безвозмездно передал местному отделению Белгосмузея. Экий был филантропический романтик наш коллекционер!
Тогда он не думал, не гадал, что его бесценный дар безвозвратно пропадет в годы войны, поскольку музейную экспозицию не успеют эвакуировать. Сам ушел на фронт, прошагал всю войну от Витебска до Берлина.
И что, вы думаете, сделал, вернувшись после Победы в родной город и узнав о трагической судьбе своего собрания? Дослужившийся до майора нумизмат вновь начал собирать коллекцию.
Говорят, над его страстью многие посмеивались. Над его желанием выцыганить-выклянчить-выкупить редкую вещицу подтрунивали и даже раздражались от проявляемой настырности. А он тратил свою ветеринарскую зарплату (такую вот выбрал профессию) на покупку дорогих сердцу штучек. Душа коллекционера - чудная загадка, как лицо под вуалью. Впрочем, прекрасные незнакомки ведь открывают вуаль перед доверенными людьми. И те, зачарованные, не могут отвести глаз. Вот и дивную страсть Ивана Даниловича прекрасно понимали другие одержимые другими творческими влечениями - Янка Купала, Константин Симонов, Сергей Михалков, Константин Федин, Леонид Леонов. И даже эмигрировавший в США поэт-футурист и художник Давид Бурлюк и славная космополитка-эмансипэ Лиля Брик. Пересекались планидами, дружили на равных, заезжали с оказией в древний город на Двине, присылали теплые письма-поздравления, личные книги с автографами.
Ах, каким прекрасным духом от всего этого веет!
Но жизнь, увы, не вечна - даже у самых благородных людей.
Вот и Иван Данилович в 1976 году умер. Оставив коллекцию супруге - Александре Петровне. Вместе с последним наказом - передать собрание в дар городу.
Замечательный наказ! Романтический! Благородный - как очертания статуэтки старинной работы! Но ведь за такую статуэтку с клеймом мастера можно получить солидную прибавку к пенсии. Продать и получить. И жить припеваючи - благо бесценными раритетами вся квартира заставлена: надолго хватит.
Тем не менее в 1993 году вдова собирателя безвозмездно передает в дар краеведческому музею богатейшее собрание мужа. Более 7 тысяч предметов, в том числе 3,8 тысячи монет, памятные и наградные медали разных стран (одна 370-граммовая серебряная медаль Всероссийской сельскохозяйственной выставки 1882 года с надписью "За сельскохозяйственные произведения" чего стоит!), старинные печати и жетоны, курительные трубки, скульптуры.
Как здорово, когда все совпадает во времени, пространстве и помыслах! Под бесценно-заветный дар городские власти Витебска выделили старинный особняк XIX столетия, в коем до 1917 года, по воспоминаниям старожилов, проживал управляющий Крестьянско-поземельным банком, а после революции традиционно обретались первые партийные лица области. Музейщики по настоянию вдовы повесили на ворота "шыльду" с надписью "Нумизматический музей имени И.Галькевича". И всем желающим демонстрируют роскошные коллекции. Причем не только Ивана Даниловича, а и других собирателей, решивших последовать благому примеру. Благодаря чему поразивший меня музей имеет и третье название - частных коллекций.
О, с каким наслаждением, какой послушной ниточкой ходила я за Светланой Гурьяновой, показывавшей нумизматическую экспозицию! И глазела, глазела на серебряные "чешуйки" времен Ивана Грозного с изображением всадника с копьем, монеты-четырехугольники достоинством в четверть талера, выпущенные в 1864 году в Германии, странную медную аномалию с надписью "4 копейки", отчеканенную в 1762 году недолговечным самодержцем Петром III, так и не успевшим за полгода царствования завершить затеянную для пополнения казны реформу-перечеканку.
Деньги, деньги - прикладная, многомонетная, многострадальная история нашей страны, ведавшей и заморские золотники, и русское серебро, и даже двухноминальные платежные средства ценой в полтора рубля и одновременно в 10 злотых. Выпускались, оказывается, и такие политесные монеты, когда считавший себя великодушным правителем Александр I искал после раздела Речи Посполитой консенсус с подмятой под российскую корону польской шляхтой. Велел в 1833 году обняться на серебре двум враждующим орлам - двуглавому и одноглавому. Но недолго продержалась монетно-орнитологическая идиллия.
Глядя на сверкающую россыпь гривенничков-дирхемов-пфеннигов, я вдруг заностальгировала по... живой копеечке!
И второе желание в тот момент испытала - сходить в гости к легендарной дарительнице. Ну не могла я уехать из Витебска, не повидав дивную женщину, хотя осторожные музейщики и намекали на специфический нрав вдовы. А потому вопреки неблагоприятным прогнозам, позвонила в квартиру под номером 13 так называемого Дома специалистов, построенного еще в 30-х годах для социалистической интеллигенции Витебска.
Внучатая племянница Александры Петровны Света подвела меня к кровати, в которой лежала - умудрилась получить перелом - худенькая 80-летняя женщина в футболке. Я честно сказала, что склоняю перед ней голову. Она благосклонно кивнула в ответ.
- Мы познакомились с Иваном Даниловичем в военном госпитале. Его без сознания привезли. В тяжелейшем состоянии оперировали - удалили почку. А второй раз доставили с сотрясением мозга. Полтора месяца я его выхаживала. Девчата тогда сказали: "Жалеешь - бери и спасай".
Родом я из Брянска. На восьмом году осталась сиротой. Воспитывал меня родной брат отца. Вот потому в одних документах я Петровна, а в других Прокофьевна. Отца Прокофием звали, а дядю Петром. Обоим благодарна, ни один из них меня не обидел...
А с госпиталем я на свой страх и риск поехала. Решила помогать раненым. Потом, после войны, в Витебске мединститут закончила, стала работать участковым терапевтом. А Иван Данилович - научным сотрудником в ветинституте. Вы б знали, какой это изумительный человек был, как доброжелательно к людям относился! Он мне говорил: "Женщину даже цветком нельзя ударить!" А коллекцию свою по копеечке собирал. За собственную зарплату, еще и мою прихватывал. Я на полторы ставки врачом работала. Принесет, бывало, монетку или медаль: "Сашенька, посмотри, какая красота!" Вижу, аж млеет. "Бери, - говорю, - и покупай. И мою зарплату возьми. Только на еду оставь".
Иногда я спрашивала мужа: зачем все это собираешь? "А я, - отвечает, - преподнесу все городу и память мою увековечат". Но зачем такие бешеные деньги платить? "Надо, - отвечает. - Все это будет достоянием народа. Ты еще мало понимаешь. Где они еще такие монеты и медали найдут?"
Когда Иван Данилович заболел, стал у меня спрашивать: "Шурочка, ну что ты с коллекцией сделаешь? Поступай, конечно, по своему усмотрению. Знай только, что покупатели обмануть могут. А город не забудет". И я ему пообещала: "Хорошо. Все до копеечки передам музею. Пусть тебя вспоминают".
Когда он умер, я год не могла ни с кем разговаривать. Уговаривали меня уступить коллекцию... А потом я решилась и передала 20 килограммов серебра музею. И медь, и медали, и значки, которые у нас на стенках под стеклом висели".
Вот такой прозвучал четыре года назад рассказ. С обидой - коли уж договаривать правду до конца, что не все, мол, сохранено в музее. Но я уже была предупреждена, что к подобной претензии надо отнестись без удивления. И потому просто еще раз поклонилась седенькой женщине со следами былой красоты на лице. На что она приподнялась в постели и велела внучке вынуть из старинной бронзовой рамки свой портрет. Гордая посадка головы, тонкие черты... Красивую спутницу жизни выбрал себе Иван Данилович, ничего не скажешь.
* * *
...Наткнувшись на негатив, я покаянно позвонила музейщикам в Витебск. "Что с Александрой Петровной, давно не отвечает на звонки?" - спросила заодно у доброй души, Светланы Гурьяновой.
"Александра Петровна умерла год назад, 28 февраля 2002 года", - прозвучало с другого конца провода.
Значит, они встретились на небесах, и она сама смогла рассказать мужу, что выполнила его последнюю волю.
