«Жизнь невозможно повернуть назад, и время ни на миг не остановишь...» Слова популярной песни остаются актуальными всегда. После того как кто–то наверху нажимает на кнопку «Воспроизведение», проходят отмеренные годы до нажатия кнопки «Стоп». И большинство из нас хоть раз за отведенный период, но пожалели о том, что не предусмотрены функция «Пауза» или отмотка назад. Наверное, каждый не отказался бы что–то исправить в содеянном, извиниться за сказанное в сердцах, за нанесенную обиду перед тем, кого уже нет рядом, — короче, переписать некоторые страницы своей жизни или хотя бы замазать корректором некрасивые строчки. Увы, увы... Нам остаются лишь сожаление и чувство вины.
Упущенное счастье
Когда я училась в восьмом классе школы–интерната, наши педагоги начали выяснять, куда мы, ученики, собираемся поступать дальше. Однажды во время урока истории в класс вошел мужчина — лет под 50, невысокого роста, элегантно одетый, приятный в общении. Представился педагогом училища. Голос его, тихий, мягкий, забыть невозможно. Когда гость закончил говорить, меня словно что–то вытолкнуло с места. Он улыбнулся: «Ну вот и первые желающие!» Я начала заполнять бланки «профессиональной» анкеты. Когда дошла очередь до графы «Профессия», заколебалась. Преподаватель снова улыбнулся: «Из тебя выйдет замечательный парикмахер».
Все лето я ждала одного — скорее поступить в училище. Желающих оказалось много, девчонки приехали с родными, а я совершенно одна. Стояла и дрожала, как вдруг кто–то по–отцовски обнял меня за плечи. Тот же приветливый голос, та же добрая улыбка моего дорогого Сергея Петровича. Чего мне стоило не броситься ему на шею от радости! В кабинет я вошла абсолютно уверенная в себе. И поступила!
С первых дней обучения всегда шла за поддержкой и советом к Сергею Петровичу. Мне казалось, только он знает ответы на все вопросы. Я делилась с ним секретами и проблемами.
На втором курсе мне стал оказывать внимание парень по имени Алексей. И я побежала советоваться с моим отцом — да, за год нашей дружбы Сергей Петрович стал мне настоящим папой.
Но после моего рассказа его улыбка пропала, глаза погрустнели. Всю ночь я не могла уснуть, пытаясь понять, что же так обидело Сергея Петровича.
Две недели Сергея Петровича не было в школе, и я чувствовала себя так, будто судьба снова отняла у меня родителей. Когда он вернулся, мы пришли к нему вместе с Алешей, он тоже был интернатским и в своем классном руководителе видел отца, как и я. Сергей Петрович как будто нехотя согласился на нашу с Алешей свадьбу. И мы поженились. Родилась дочь, затем вторая. Но муж начал пить, избивал меня. Терпела, пока вдруг не поняла: мои дети могут оказаться там же, где росла и я.
Однажды я получила очень длинное письмо от Сергея Петровича. В нем он признался, что давно любит меня. И не как дочь. Что будет помогать мне во всем, вырастит моих девочек. И через несколько дней приехал сам. С женой Сергей Петрович был уже давно в разводе, а дети выросли. Я два дня проходила как в тумане. Я просила его быть отцом, но он честно ответил: не сможет.
Прошел год. Я ничего не знала о Сергее Петровиче и как–то в родном училище спросила, где он. И услышала в ответ: «Умер около года назад, прямо на уроке». Чувство вины окутало меня с ног до головы. Я боялась пошевелиться: мне казалось, что рухнул весь мир. Пойти на его могилу у меня сил так и не хватило: ноги не идут. Прошло уже десять лет, однако боль не утихает. Была бы я счастлива, если бы тогда не отказала? Конечно, ведь никто никогда не любил меня так, как он.
Ольга СУРКО, Гродненская область.
Чужой сын
Я выросла в тепличных условиях, родители оберегали меня от всего дурного. Может быть, даже чересчур. Когда поступила в институт, поселилась в общежитии. Строгие мама с папой остались далеко, и контролировать меня было некому. В одной компании познакомилась с парнем. Обаятельный, юморной, он буквально вскружил мне голову. Я влюбилась без памяти, мы начали встречаться. Но вскоре он уже окручивал другую дурочку, а я осталась одна. Вернее, не совсем одна. К своему ужасу поняла, что жду ребенка. Возвращаться домой — равносильно самоубийству. Городок у нас небольшой, и родители не простили бы такого, тем более в моем возрасте. Я нашла старушку, у которой поселилась, и должна была ухаживать за ней. Приходилось очень тяжело, я мыла ее, кормила, бегала за продуктами. Звонила домой и говорила, что учусь, на каникулы приехать не могу. Старушка умерла, и тут откуда ни возьмись появились ее родственники, претендующие на квартиру. Меня на седьмом месяце беременности попросили освободить помещение. Куда идти? Дочь той бабушки, Татьяна, предложила выход. У них с мужем не было детей. Вот она и сказала: «Рожай, а ребенка твоего мы заберем к себе. О формальностях не беспокойся, муж все уладит». Мне казалось, других вариантов просто нет.
Я родила прекрасного сына и отдала его чужим людям. Думала, на этом все закончится. Восстановилась в университете, имею отличную работу. Прошло уже одиннадцать лет, и каждый день я думаю о своем мальчике. У меня есть адрес его приемной семьи. Как–то я решилась тайком, словно вор, подойти к их подъезду. Увидела Татьяну, которая держала за руку высокого паренька...
Теперь–то я понимаю: не бывает безвыходных ситуаций. Ну нашла бы я тогда работу, рассказала бы все маме с папой. Внука, о котором они все чаще просят меня, они не выбросили бы и одиннадцать лет назад. А сейчас я не могу подойти к мальчику и сказать: здравствуй, я твоя мама. Я ему не нужна. А вот он мне, как оказалось, нужнее всех на свете.
Ирина ИЛЬЧЕНКО, Минск.
Потерявши, плачем
Дочка недавно пришла из школы и рассказала об уроке мужества, который провел у них в классе ветеран Великой Отечественной войны. Они со сверстниками шефствуют над соседским стариком Иваном Денисовичем, навещают его. Но о своих заслугах и медалях этот человек им раньше особо не говорил. А тут рассказал, как воевал, форсировал Днепр. Лиза спросила: «Почему у меня нет такого дедушки–героя?» Самое печальное, что как раз такой дедушка у Лизы был. Вернее, это был мой дед. И я только с возрастом осознал, как мы оказались несправедливы к этому человеку.
Николай Павлович по фронтовой привычке никогда не жаловался на жизнь. Пенсии хватало с лихвой, дом в деревне — обжитой, крепкий, построенный его руками. Он так гордился своим удивительным садом, который посадил сразу после возвращения с войны. Когда мы со старшим братом приезжали, пытался рассказать нам о своих наградах, коих было много. Но мы не слушали старика, нам бы на речку, в лес поскорее. Вечером вместо душевных посиделок во дворе смотрели телевизор. Обиду на него мы затаили после того, как на соседском заборе брат или мальчишки, не помню кто, в шутку нарисовали свастику. Дед переменился в лице и наотмашь ударил меня и Костю. Не для того он потерял в концлагерях маму с тремя сестренками, чтобы его внуки рисовали такое.
Дом свой дед завещал нам. Но, когда он умирал, Костя нанес старику подлый удар, а я не воспротивился преступлению. Брат забрал все награды Николая Павловича и продал их. Хорошо, что дедушка так о том и не узнал. После дал согласие на продажу дома. Редко задумывался об этом, но вот теперь, после разговора с дочкой, чувство вины захлестнуло. Почему мы не бережем то, что можно, и только потерявши, плачем?
Валерий ВАСИЛЬЕВ, Гомельская область.
За чужим погонишься — cвое потеряешь
Когда–то в прошлой жизни у меня были дом, любящая семья. Не было одного — больших денег. А как хотелось купить новое жилье, машину, чтобы все, как у других! Банальная зависть натолкнула на мысль уехать на заработки в Россию. Жена отговаривала, мать плакала, но я оставался непреклонным. Проживут год без меня. Собрался и уехал в Москву. Там работодатель нашелся прямо на вокзале. Подошел мужчина вполне представительного вида. Мол, поработаешь лето на стройке, оплата приличная, кормежка и спецодежда бесплатно. Конечно, согласился. Отвезли нас далеко от столицы, работа была очень тяжелая. Обещанная спецодежда оказалась настоящим рваньем, а еда состояла из какого–то месива со шкурками. Денег платили гораздо меньше, чем обещали. Однажды позвонил домой, жена в сердцах сказала, мол, могу и не возвращаться. Я завелся и перестал звонить. В конце концов мы с двумя работягами ушли искать другого хлеба. Работы особо не находилось. Те двое стали поворовывать, а я на такое не решался. Кое–где подрабатывал, но все по мелочи. Мне бы собрать деньжат, вернуться домой, да вроде как стыдно. Обещал же вернуться богачом, боялся, засмеют. Так по глупости я фактически превратился в бомжа в чужой стране. Поскитался по российской земле немало. Разгружал вагоны, за копейки на стройках горбатился. Наконец пять лет спустя попался милиционерам. Вернулся на родину нищим и больным. Жена меня не узнала, не то что дети. Оба сына уже выросли. «Чем же ты занимался, папаша, когда был нам так нужен?» — жестким вопросом встретили меня ребята. Матери моей уже нет, не дождалась... Так я стал никому не нужным человеком, живу в родительском доме в деревне, постоянно по больницам. Будь шанс все вернуть, конечно, остался бы дома и растил своих детей, не гоняясь за длинным рублем.
Василий КРУГЛЯН, Могилевская область.
