Виктору Ливенцеву — 90!
До своей встречи с Виктором Ильичом приходилось о нем слышать многое. Он и смелый партизан, он и глава спорткомитета БССР, он — просто герой, Личность с большой буквы. Но лишь встретившись, понимаешь, какой он уникальный человек.
Виктора Ильича я застал за работой. Он руководил строителями — они ему дверь ремонтировали. «Друзья решили сделать подарок, — рассказал юбиляр. — Хотели станок подарить: я увлекаюсь резьбой по дереву, но попросил дверь. Она сейчас нужнее, ко мне уже три раза воры залезали...»
Многое в квартире Виктора Ильича говорит о его увлечении. На кухне вся мебель сделана собственными руками. Это и стол, и шкафчики, и стулья. Сделано добротно, прямо заводская работа. На балконе еще одно творение рук Ливенцева — скворечник. Он по–прежнему живет полной и насыщенной жизнью, и года ему — не беда...
Его детство
— Родился я в городе Лиски Воронежской области. Очень маленький городок, — всего несколько тысяч человек. Детство — очень тяжелое время. 30–е годы — это становление Советского Союза. Всего 10 лет прошло с момента окончания гражданской войны. Мне приходилось ездить за 12 километров, чтобы получить знания. Опоздаешь на поезд — считай, что в школу не попал. А зимой многие мои друзья и вовсе не ходили на учебу. Тогда холода были суровые, а зимние ботинки имел возможность купить не каждый. У нашей семьи дом небольшой был. Мы его вместе с отцом строили. Нас за это считали чуть ли не кулаками — у остальных были не дома, а курятники. Я и голод 30–х годов пережил. Вот это настоящий страх. Люди ложились спать, а наутро половина из них уже не просыпалась.
Его победы
— В Белоруссию попал на военную службу в 1938 году. Это, к слову, был особый какой–то призыв накануне освобождения Западной Белоруссии. Попал в Слуцк, в 4–ю казачью дивизию. Хотя до этого никогда не сидел на лошади. До сих пор не понимаю, почему меня определили в казачьи войска. Скорее всего потому, что родился на Дону. А в 1939 году для меня началась война. Мы своей дивизией переходили границу с Польшей в районе Столбцов. А что такое перейти границу? В тебя стреляют — ты отстреливаешься. Было очень много убито советских солдат. Потом служил на границе. Там в 1941 году встретил войну. В первом же сражении нашу дивизию разбили, мы стали отступать, пытаясь прорваться к старой границе — в район Заславля. Надеялся, что где–то сзади наши войска. Ошибся. Месяц прорывался с боями. Можно сказать, что уже тогда я стал партизанить.
Его партизанское движение
— Воевать было очень страшно. Стоишь, а на тебя танк несется, где ж тут не испугаешься. Или воюешь рядом с человеком, а через минуту он уже с дыркой в голове. В ноябре 1941 года я стал командиром подпольного отряда в Бобруйске. У меня было около 100 человек в отряде. В начале 1942 года мы разгромили полицейский гарнизон в Озаричах. А 20 марта разбили гарнизон в Кличеве. Мы удерживали его до конца 1942 года. Вы только представьте, советская власть в тылу врага! Нас пытались потеснить, но мы стояли насмерть. Некоторые населенные пункты переходили из рук в руки по нескольку раз в день.
Его законы
— Законы у партизан были очень суровые. Если боец возвращался из боя без своего оружия — его расстреливали. Мы называли это «партизанским судом». В те времена не было гауптвахты, не мог же я оставить провинившегося солдата в землянке, а сам уйти на задание. Как–то под расстрел чуть было не попал даже организатор партизанского движения в Бобруйске. Он потерял автомат в окружении. Я ночь думал над решением. Спорить с коллективным решением было опасно — самого могли в расход пустить, но в итоге все же смог отстоять бойца.
Его правда
— Обидно, когда говорят, что партизаны были, мол, бандитами. Гитлеровская подлая ложь. Отряды формировались из местных парней. Как они могут плохо относиться к своим землякам? Может, и были бандиты, но это власовцы и полицаи, которых мы выкурили из деревень. Как–то прочитал в оппозиционной прессе заголовок «Антисоветское партизанское движение». Я был в шоке. Это были бандиты, не имеющие никакого отношения к партизанам — они немцам сапоги лизали.
Его спортивные стройки
— Первой своей спортивной стройкой считаю «белорусскую вазу», как ее сейчас называют, на параде физкультурников в 1945 году. Ваза была из нескольких уровней, составленная где–то из 300 человек. А реальной стройкой я занялся гораздо позже, когда пришел в 1958 году в спорткомитет БССР. Я ездил по странам, смотрел объекты, а потом брал чертежи и привозил их в Минск, клал на стол Петру Машерову. Да, мы были с ним лично знакомы, но уговорить его строить тот или иной объект было целой проблемой. На мои предложения он обычно отвечал: «А вот шиш!» Приходилось настаивать, брать измором. Так появился комплекс в Раубичах. Проект я привез из трех городов. Стрельбище — из Саппоро, гостиницу подсмотрел в чехословацких Татрах. Какие–то элементы были взяты из немецкого Оберхофа. С трудом, кстати, строили Раубичи. Весь проект стоил 6 миллионов рублей. А Беларусь без разрешения Москвы могла позволить себе потратить лишь один. Вот так мы и расчленили весь проект на 6 частей. Проект Дворца спорта я привез из Софии, где был построен аналогичный дворец под проведение Универсиады. Водноспортивный комбинат появился после посещения Венгрии. Чертежи футбольного манежа, что в Стайках, были привезены из Голландии. Футбольные поля в Дроздах появились также после посещения Голландии. Петр Миронович никак не соглашался строить комплекс полей в Минске, пока сам не съездил в Голландию. «100 построить мы не сможем, — говорил мне Машеров. — Но десяток сделаем». Проект легкоатлетического манежа «Трудовых резервов» и СКА в Уручье был привезен из Франции с олимпийской базы в Париже. Многое, кстати, так и не удалось реализовать. Был проект грузовика–бассейна. Он должен был ездить по деревням и учить детей плаванию. Но никто не захотел в районах платить за его содержание.
Его советы
— Сейчас планируют реконструировать стадион «Динамо». Я, имея богатый опыт, уверен, что построить новый стадион гораздо дешевле, чем переделывать старый. Да, немного дольше, но так мы получим два стадиона, потратив меньше денег. Думать надо на шаг вперед.
Его позиция
— К привлечению в национальные сборные ребят из других республик отношусь положительно. Побеждает конкуренция. Если белорусские парни не могут, к примеру, хорошо боксировать, то нужно брать тех, кто умеет. Бывает так, что спортсмен засиживается на одном месте, не может развиваться. Он меняет обстановку и едет в другую страну. К нам приезжали со всего Союза, чтобы учиться фехтованию у Германа Бокуна. Меня, кстати, часто вызывали на ковер и критиковали за это. Но ведь это было желание самих спортсменов, никто силком их не тащил в Минск. И были результаты.
Его качества
— Любой руководитель прежде всего должен оставаться человеком. Он должен понимать, что его решение — это не истина в последней инстанции. Надо учиться признавать свои ошибки. А у нас, к сожалению, не каждому это по силам. Меня подчиненные даже посылали по матушке, но потом мы сообща находили общее решение.
Его рецепт долголетия
— Нет никакого рецепта. Умейте расслабляться, не принимайте все близко к сердцу и живите с юмором. Можно и в баньку сходить, только без алкоголя. С водкой проходите мимо...
P.S. Вчера Виктор Ливенцев принимал поздравления от Министерства спорта, БФСО «Динамо», ДОСААФ и многочисленных друзей. Помнят Виктора Ильича и любят до сих пор, а это главное. Долгих лет жизни, Виктор Ильич!
