Дороги и стежки, которые дороги
04.04.2009
Путешествие вместе с литераторами по местам, где прошло детство каждого, по нашей родной Беларуси...
Справка «СБ»
За пять десятков прожитых лет, безусловно, повидал немало дорог. Но душу мою греет лесная, не отмеченная даже на самой подробной карте, узкая и извилистая, как след ужа на рыхлом песке, стежка через Репневский лес. Когда–то вслед за односельчанами и я стал называть ее Дарьиной.
По Дарьиной стежке почти вся болинская детвора ходила купаться и рыбачить на речушку Покать. Попутно же через разбросанные вокруг приметы старины постепенно дотягивалась сознанием до истории своей небольшой деревеньки, незаметно припадала к истокам своего рода.
Вот круглая гора с широкой ямой в форме конуса посередине. Из нее тянутся к солнцу две толстые кривые и корявые березы да удивительно стройная осина. От горы в гриву густого олешника исходит неглубокая канава...
И узнавали мы, что на этом самом месте некогда находился небольшой кирпичный заводик болинского пана Станислава Ракусо–Сущевского, произведенного в гардемарины в 1876 году. А блестевшие на солнце несколько водоемов, разбросанных по опушке Репневского леса, — не что иное, как продолжение той самой «цагельни». Здесь наши деды, ковыряя лопатами землю, добывали глину для изготовления кирпича.
Много его, целого и битого, въелось в дернистые отвалы самой горы, валялось вокруг. Некоторые куски имели пузырчато–синий или дымчато–зеленый цвет. И приятно было осознавать, что вот эта четвертинка крепко запеченной глины, может быть, все еще хранит тепло рук неизвестного тебе родственника.
Гора, а также и гривка олешника прятали Дарьин двор.
Сама баба Дарья ничего героического не совершила. Но была в деревне женщиной узнаваемой. Жила бедно, одна, без мужа, который рано умер. Не было у нее и детей. Былинка в поле! А на этой вот стежке, которую и назвали когда–то ее именем, Дарья все лето и осень чуть ли не ежедневно встречала первые всполохи утренней зари, идя в Чертову Баню, болото, чтобы собрать для своего «прожорливого свинства» с полмешка «петушков» (белокопытник).
В небольшой Дарьиной хате, похожей на заброшенный теремок Бабы–Яги, нашла себе пристанище и баба Наста. Еще ее звали Гордеихой. На зиму старая цыганка–сербиянка Наста всегда уезжала куда–то в Украину. А каждую весну, как только величаво отгудит свою гремучую песню ручей, прокачав пенисто–рыжую воду с Березового болота в «панское» озеро через сделанную им же самим широкую выбоину на Овчинской дороге, в деревне появлялась и Гордеиха.
Кем приходилась бабе Дарье эта безродная цыганка? Свалилась откуда–то... Скорее всего, роднило их одиночество. Только у бабы Дарьи какой–никакой домишко был, а у Насты вместо него — два изрядно поиздержанных чемодана. Вот и мыкали свое горе вместе.
Дарья тогда уже в колхоз на работу не ходила, жила на семь рублей пенсии. А у Гордеихи была швейная машина — редкая и дорогая по тем временам вещь. Ежегодно возвращаясь в Болин, баба Наста привозила женщинам под заказ цветастые платки, а затем понемногу шила им платья, кофты, юбки, сарафаны... С машинки и жили эти две женщины с одной нелегкой судьбой на двоих.
Отгрохотал одной весной ручей, вот уже трава на выгоне поднялась, зазеленела, все птицы перелетные вернулись. Только не приехала к Дарье Гордеиха. Ближе к лету баба Дарья поведала горестную весть: умерла Наста.
Вскоре не стало и Дарьи — женщины, как сказал о таких труженицах поэт, которые «выводили солнце в небо». На спокойном и седом как лунь коне Моисее отвезли ее односельчане на болинский погост.
Было на этом Шляхе несколько страшных и от этого загадочных мест. Одно из них называлось Перекопом и находилось в лесном массиве Борок, который в километре от Болина.
Вот идешь в потемках один. Впереди, почти до самых крайних хат Малого Осова, — лес. Сзади тоже оставался пройденный тобой участок Борка. Слева и справа — болото: Чертова Баня и Березовое. Но пугал и нас не столько лес и зверье. Наводило страх привидение. Вернее, жуткие рассказы о нем. Разное люди говорили: то седой старичок молча выходил им навстречу, то птица какая–то неизвестная бесшумно летела вслед, то стоны слышались из–под земли, то кто–то звал кого–то... А мама не единожды вспоминала, как здесь, на сухом месте дороги, однажды «топилась» Панкратиха.
Летним вечером мать возвращалась из Новоельни.
— Вижу, — рассказывала она, — на дороге перед Перекопом Панкратиха в разные стороны кидается. Юбку задрала, ногами перебирает. Подбежала к ней. А она, запыхавшись, кричит мне: «Деточка, не приближайся! В болоте тону!»
Мама буквально стащила старую женщину с этого места.
Отдышавшись и успокоившись, Панкратиха рассказала, что совсем не понимает, как попала в трясину. Шла же по Шляху, и вдруг песок на глазах мгновенно превратился в болото. Берег его видит, но не хватает сил до него добраться. Померещилось, значит. Перекопское привидение виновато.
И основа–то для мистики была реальной, на пролитой крови невинной замешана.
Еще в 1864 между матерью Станислава и старобудцами вышел конфликт. Из–за земли, конечно. Крестьяне посчитали, что, наделяя их землей, пани Леонтина отрезала от их скудных наделов в свою пользу 120 десятин. Конфликт, как опухоль, постепенно вызрел в противоборство, которое и вспыхнуло весной 1880 года. В разрешение его были втянуты не только местные власти, но и могилевский губернатор Александр Дембовецкий, командиры и солдаты 16–й и 41–й пехотных дивизий, 6–й местной военной бригады, расквартированной в Черикове и Чаусах, а также министр внутренних дел России Игнатьев и ряд других высокопоставленных чиновников.
Крестьяне вспахали спорную землю, начали вырубать панский лес, не допустили землемера. Как доносил чериковский исправник Корытко, «оказали ему оскорбление действием». В конце концов, губернатор ввел в Старую Буду войсковую экзекуционную команду. За 9 месяцев солдатского постоя деревня была обобрана до последней нитки (в простонародье после этого ее стали называть Разоренной Будой), крестьяне разошлись по лесам и соседним деревням. О масштабах разорения говорит и то, что на момент выведения экзекуционной команды в Старой Буде жилыми оставались только 16 из 76 дворов. К январю 1883 года сбежавших крестьян изловили, они признали свою вину, отказались от спорных 120 десятин земли. Однако обида на пани Леонтину, ее семью крепко засела в сердцах некоторых старобудцев, их наследников. Вот и решили они, что пришел момент поквитаться.
Засаду устроили на большеосовской дороге. Но пана Станислава — видимо, нашлась добрая душа — предупредили. И он в карете с женой, матерью и детьми уехал под покровом сумерек по малоосовской дороге.
В здешних краях тогда жил удивительный человек. Он разносил почту. Имени–фамилии его уже никто не помнит. А вот прозвище почтальона сохранилось — Кукушка. Приближаясь ко двору, хозяину которого нес корреспонденцию, он пел, мастерски подражая этой птице.
Так случилось, что в тот темный вечер Кукушка бежал в Болин. На том месте, которое впоследствии назвали Перекопом, будто бы и повстречались пан и почтальон. У страха глаза велики. Пан принял его за одного из тех, кто устроил засаду, и выстрелил. Разобравшись, здесь же наскоро и похоронил почтальона. С тех пор и начало людям что–то мерещиться.
...Около 70 лет Болин являлся имением, родовым гнездом панов Ракусо–Сущевских и почти такое же время имел статус деревни. Жить бы деревеньке родной да жить. Тем более что и молодежь в ней не переводилась. В недавно построенную Новоельнинскую школу уже не пешком, а на рейсовом автобусе Березяки — Краснополье каждое утро добиралось с десяток школьников. Да грянуло 26 апреля 1986 года. И потянулись для односельчан скорбные, наполненные страхом и неизвестностью месяцы и годы. В небе над деревней регулярно появлялся самолет с «кочергой», по Болину проложили водопровод, сельчанам начали выплачивать «гробовые»...
А потом станет известно, что уровень загрязнения почвы цезием–137 здесь составляет более 15 кюри на квадратный километр. Жить в деревне невозможно.
Умер Болин от радиации в начале 1991 года. А вскоре засветились на месте недавних дворов желтым песком 36 курганов...
Заметка краеведа
Болин — бывшая деревня в Краснопольском районе Могилевской области. 20 км от Краснополья, 170 — от Могилева. Первоначально находилось известное с 1858 года одноименное имение, принадлежавшее Ракусо–Сущевским. Деревню в начале 20–х годов ХХ столетия образовали безземельные крестьяне — выходцы из нескольких краснопольских селений. Снята с учетных данных в 1991 году, поскольку оказалась в зоне радиационного загрязнения. Жители в основном переселены в Краснополье, поселок Пудовня Дрибинского района, уехали в деревню Любушаны Березинского района.
Михась Карпеченко.
Перевод с белорусского Надежды ПАЛОННИК.