ДневникУ каждого есть тайны. Без припрятанного, утаенного, прибранного от чужого глаза жизнь была бы менее интересной. Жена Лена ведет дневник. Растрепанные блокноты охапкой стоят на кухонной полке возле морозильника. Читать их — только портить настроение. В конце концов, если они не прячутся, если не закрываются на ключ, если у жены такое доверие ко мне, почему и не перечитать ее записи? Мораль? Это неуместный попрек. Начал я разбирать скоропись. Через увеличительное стекло рассматривал... И вдруг — кровь из носа. Как доказательство преступления: дневник жены в моей крови. Обмылся я ледяной водой, блокнот обтер и начал еще более внимательно его читать и выписки делать.
Япония
Япония далеко–далеко, а Беларусь еще дальше. Чтобы увидеть и понять Беларусь, нужно писать японские стихи, нужно изучать и переводить Басе. Как это объяснить несведущим? Нужно ли объяснять несведущим и носить воду в решете? Пройдет одно время и настанет другое, одни несведущие уйдут, а другие уже будут знать, что Беларусь стала ближе, потому что кто–то писал хокку на полигоне в горах, на самой границе с родиной всех войн — Германией, потому что брат мой перевел сборник Басе, и семь раз тот сборник переиздавался в столице одной из самых больших империй мира — Москве. Там какой–то мастер сделал для этого сборника переплет из телячьей кожи и деревянную коробку, обклеил ее шелком и дорогой бумагой. Книга вращалась в ярко освещенной стеклянной витрине и сияла, как драгоценный камень. Ее цена была больше цены двух золотых обручальных колец. Но я не мог не купить книгу брата. «А были там еще такие книги?» — спросил Мирик. «Были». — «А были среди авторов живые?» — «Не было».
Тео
В истории искусства самым ярким примером взаимоотношений братьев, один из которых художник, а другой бизнесмен, принято считать взаимоотношения Теодора и Винсента Ван Гогов. Небеспричинно. Потому как Винсент благодаря материальной поддержке Теодора разрушил миф о том, что художнику необходимо быть интегрированным в общество и для реализации способностей выполнять социальные заказы церкви, государства или меценатов. Считать Тео меценатом Винсента нельзя: если бы тот и не написал ни одного полотна, брат все равно помогал бы больному брату по–человечески, как многие другие, имея возможность, заботятся о бедных родственниках. Желание быть ван гогами за счет братьев распространилось в художественной среде со скоростью чумы. Тысячи эпигонов по всему миру считают себя равными, а то и лучшими, чем великий голландец, и требуют–вымогают средства на существование у наивных родственников. И, правда, соблазнительно пить, гулять, рисовать и ни за что не отвечать, даже за качество собственной мазни. С другой стороны, жертвуя небольшие деньги, приятно тешить себя мыслью, что содержишь не просто распущенного пьяницу и бездарь, а вкладываешь средства в гения, которого спустя время признает весь мир. Безусловно, Мирик хотел бы, чтобы я стал знаменитым, как Винсент Ван Гог, безусловно, мне было бы гораздо приятней заниматься исключительно станковой живописью и лирической литературой. Но наши отношения похожи на отношения знаменитых братьев как раз своей искренностью, доверием. Мирослав собирает мои рисунки и поспособствовал изданию большого тома моих литературных упражнений, чтобы поддержать мою шаткую веру в свои способности. Я слишком внимательно изучил биографию Ван Гога, чтобы не понять ее неповторимость, уникальность и драматизм. Самоубийство Винсента привело к самоубийству Тео. Мелкие шарлатаны от искусства замалчивают этот грустный факт. И когда голландский галерейщик через посредников (все мерзости почему–то делаются через улыбчивых посредников) заказал мне сценарий фильма про Ван Гога Минского, я спросил: «А в ржаном поле ты, Ван Гог Минский, стреляться будешь?» — «Нет!» Про его брата, который держит мастерскую по производству могильных памятников, я спрашивать не стал и писать сценарий отказался, потому что Винсент Ван Гог не существует без Тео.
Библиотеки
Из всех библиотек лучшей была та, где работала мама. Сначала — библиотека стройтреста № 4, позже — в школе № 16, наконец — в Союзе писателей. Теперь мама на пенсии, живет среди книг, собранных папой.
В библиотеки я почти не хожу, читаю купленное. Если что нужно, в библиотеку идет секретарша. Библиотека без мамы для меня не библиотека. Книжный мир изменился за последние годы, в нем стало меньше тайн. Библиотеки маминых времен манили как раз запрещенными изданиями, тюрьмами для книжек. Мама разрешала мне читать все, я благодарен за доверие.
Адам ГЛОБУС.
Перевод с белорусского языка Алексея Андреева.
(Начало в №№ 154,159,164,169.)
