Дом

Несоответствие

В Римини дочь Ядя познакомилась с некоей Анжелой Боско, 17–летней девушкой из Милана. Они вместе ходили купаться в бассейн отеля. Мне сильно помогала эта дружба, потому как номер у меня был хотя и большой, но однокомнатный. Оставаться с женой можно было только, когда Ядя купалась с Лесничкой, так я переименовал Анжелу, потому что Боско по–итальянски — лес. Дружба эта закончилась неожиданно. В бассейн зашли парни, познакомились с нашими девушками и не преминули уточнить возраст Яди и Анжелы. А когда узнали, что одной только 12, перестали с ней общаться. Больше всех удивилась Боско. Она даже обиделась, словно Ядя ее обманывала. Чего обижаться? Хорошо, что случилось это в самом конце нашего отдыха.

Нарцисс

Страсть к нарциссам безграничная. Они везде. Желтые, белые, свежие, сухие и... сфотографированные. Они в руках у мальчиков, в венках на головах красавиц, в букетах и по одному. Нарцисс — символ веры моей жены Лены в вечность. Мифический юноша влюбился в себя и бесконечно любовался собственным отражением в льющейся воде ручья. Самовлюбленность превратила его в цветок. Нарцисс над отражением — натурщик перед объективом. Лена множит отражения самовлюбленных. Она, как и они, верит в остановленную красоту вечно молодого мгновения. Она очарована алхимией фотопроцессов. Ее полонила биохимия цветка и аппарата. Озарения заменены вспышками лампочек, вместо цветов — букеты двуногих с плоскими ногтями и без крыльев. Лена приделывает на плечи раскрашенным гримом натурщикам искусственные крылья искушений из мертвых перьев. Как будто ангелы, как будто нарциссы, как будто вода... Небытие. Вода течет из небытия в небытие. Лена в плену мгновений, небытие для нее не существует. Есть: нарцисс, отражение и вечность.

Сны

Больше десяти лет я работаю с братом. Раньше, в молодости, были иллюзии, что кому–то можно доверять. Одна за другой те надежды развеялись; от некоторых и следов не осталось, а другие оставили в памяти шрамы на всю жизнь. Очень больно, когда тебя продает лучший друг или любимая женщина превращается в хищную, алчную фурию... Папа умер, мама постарела, и я оберегаю ее от переживаний, доверяю только брату. У меня от брата секретов нет. Есть какие–никакие мелкие недоговорки о творческих планах и мимолетных влюбленностях. Влюбчивый я слишком по сравнению с братом. А так он обо мне знает все. Насколько один человек может знать все о другом. Я горжусь тем, что есть человек, которому можно верить. Обычно, чтобы спрятать свое неверие в людей, говорят о вере в Бога, в Чудо, в Судьбу. А как можно верить в Высшее, когда своим родным не доверяешь? А большинство разумных, наученных горьким опытом предательства, никому не верят. О дураках и речи нет, они сами себе не верят. Я верю брату. Это важно. Важно настолько, что, уезжая в отпуск, я три–четыре дня вижу один и тот же сон... Будто бы прихожу на работу, варю кофе, приходит брат, мы пьем утренний кофе и обсуждаем дела. Естественно так говорим, бывает, что и полезные мысли проговариваются. Тогда я звоню и пересказываю свой трудовой сон брату. Чаще всего, правда, говорится какая–то абракадабра; может, во сне и были умные мысли, но когда их начинаешь вытягивать в трудовую реальность, стройность и логика пропадают. Впрочем, в отпуске своя логика — хорошо отдохнуть, чтобы вернуться и дать отдохнуть брату, который работает за двоих.

Чтение

Наш дед Володя начал читать только в 70 лет. Всю жизнь — тяжелый труд на земле и на железнодорожной станции грузчиком. Когда большевики забрали землю, а за ними немцы спалили дом, выбирая между колхозом и станцией, дед выбрал железную дорогу, потому что она всем властям и режимам нужная. Работа на станции освобождала от армии. Дед никогда никому не давал присяги, он отработал за троих, а может, и за десятерых мужиков с оружием. Жизнь деда Владимира полностью созидательная. И только в 70 лет его из грузчиков перевели в сторожа. Охраняя макулатуру, дед наприносил в избу старых учебников литературы и взялся читать. Читал исключительно прозу и возмущался неправдивостью, лживостью написанного про войну, про деревню, про Беларусь. Дядька Савва пробовал его переубеждать в необходимости фантазии и художественности, на что дед сурово отвечал, что выдуманное и зарифмованное — в молитвенниках для женщин, а мужское должно быть убедительное и правдивое.

Адам ГЛОБУС.

Перевод с белорусского языка Алексея АНДРЕЕВА.