Кризис семейному счастью не помеха: в ушедшем году белорусы усыновили более 500 сирот. До 2007 года национальное усыновление в нашей стране держалось на уровне 330–350 детей в год.
Саша – самый маленький в семье Татьяны и Александра Рогач. Кроме него родители трех взрослых дочерей взяли на воспитание еще двух девочек и мальчика. Накануне Нового года большая семья справила новоселье в агрогородке Гостиловичи Логойского района. Детский дом семейного типа был возведен по президентской программе "Дети Беларуси".
Затем вдруг количество усыновленных увеличилось почти вдвое... Впрочем, слово “вдруг” здесь неуместно — красивые цифры обусловили кропотливая работа специалистов охраны детства и изменившееся отношение общества к сиротам и усыновлению. Похоже, что перемены в общественном сознании продолжаются: в 2009 году ушел в семью усыновителей 10-летний воспитанник минского детского дома № 4 — того самого, с которого началась рубрика “Народной газеты” “Мама, я уже родился!” Десять лет назад у мальчика такого возраста не было шансов найти семью.
— В истекшем году мы сократили спектр своих услуг, — говорит директор Национального центра усыновления Наталья Поспелова. — Полностью ушли от такой крайне редкой и не очень нам нравившейся, как ведение случаев имитации беременности. Дело в том, что численность отказных новорожденных детей упала: в 2008 году в Беларуси зафиксировано 132 отказа от младенцев и 536 усыновлений. Мы не могли предоставить возможность усыновить грудного ребенка всем желающим, а уж спрогнозировать его “рождение” за девять месяцев — тем более. Есть и вторая причина: большинство граждан поняли, что ребенку нужна семья в любом возрасте. Не только отказному новорожденному, но и дошколенку, и школьнику.
Хотя усыновители по-прежнему хотят видеть в своих семьях детей возраста “детской амнезии”, которые быстро забудут свою прежнюю жизнь, верхняя граница возраста усыновляемых сдвигается. В 2009 году усыновители искали себе детей от нуля до пяти лет. В результате в домах ребенка и детских домах почти не осталось подлежащих усыновлению дошколят: подавляющее большинство юных обитателей интернатов живут здесь временно, ожидая, когда возьмутся за ум их кровные родители. Во многих районах малышей до интернатов не доводят: из неблагополучной биологической дети сразу поступают в профессиональную замещающую, то есть приемную, семью.
Специалистам охраны детства остается разве что попросить прощения у тех 5800 детей, которые все еще в интернатах: если бы государственная стратегия борьбы с социальным сиротством и Национальный центр усыновления появились лет на десять раньше, скорее всего, их судьба сложилась бы по-другому. Но у истории нет сослагательного наклонения.
Приемный родитель рвет контракт
Три десятка сирот в прошлом году поменяли статус приемного ребенка на родного, то есть усыновленного.
Некоторых усыновили их приемные родители, осознавшие, что уже не мыслят своей жизни без ставшего родным малыша. Другие ушли из-под крыла “профессиональной мамы” к маме-усыновительнице. Как признается Наталья Поспелова, процесс перехода из семьи в семью порой проходит болезненно для взрослых:
— Когда на семейном горизонте появляются кандидаты в усыновители, первое желание приемной семьи или детского дома семейного типа — закрыть окна и двери, не пустить, уклониться от контакта, сообщить, что ребенок “уже привык к нам, а мы — к нему”, “он вообще полностью больной”, “мы его первые взялись воспитывать”. Одна женщина — приемный родитель в сердцах сказала: “Я уже девочку откормила!” В общем, это наш ребенок и никакие усыновления ему не нужны: нам с ним, а ему с нами хорошо.
— Почему же вы уверены, что усыновители смогут дать ребенку больше?
— Потому что приемная семья, детский дом семейного типа — это тоже семья, но это временный выход из сложной жизненной ситуации, в которой оказался ребенок. Мы не умаляем роли родителей-воспитателей в судьбе каждого воспитанника. Но “хорошо” для сироты — значит постоянно, а не только на срок договора о передаче ребенка на воспитание. При усыновлении всегда рядом с ним будут те, кто о нем заботится, — и в 20, и в 30, и в 40 лет. Те, кто поможет ему нянчить собственных детей, когда он будет сдавать сессию, вырастит для него картошку и яблоки на даче, возьмет на себя кредит, чтобы решить его жилищную проблему, будет переживать за него до конца своих дней, даст ему свою фамилию, завещает наследство — словом, позволит навсегда расстаться с сиротским статусом и психологией обиженного судьбой человека.
В 2004 году при помощи ЮНИСЕФ Национальный центр усыновления изучил социальный портрет приемного родителя. Выяснилось, что 60 процентов приемных родителей на тот момент были латентными усыновителями. То есть они бы усыновили ребенка, если бы расстаться с сиротским статусом для него не означало лишиться заманчивых государственных гарантий и весомых льгот. Сегодня в приемных семьях воспитывается 6400 детей. Выходит, больше половины из них могли бы обрести настоящих родителей?
— Увы, пока еще многие родители-воспитатели рассуждают примерно так: “Вот приму ребенка в семью, выращу, поставлю на ноги. Наш ребенок в люди выйдет, у него гарантии социальные есть, он же сирота! Ему государство должно бесплатную социальную квартиру предоставить, в учебное заведение вне конкурса принять, трудоустроить. А мы ему навсегда останемся родителями. Он же своим родителям не нужен оказался!”
Когда приходит осознание, что определение “наш ребенок” непримиримо противоречит статусу “сирота”, приемные родители подают документы на усыновление. Одна семья из Брестской области несколько лет назад усыновила мальчика, затем взяла на воспитание приемную девочку... Почувствовав, что девочка стала по-настоящему родной, оформили усыновление. Суды, рассматривая такие дела, всегда отдают приоритет приемным родителям.
Усыновитель: штрихи к портрету
— Усыновление в Беларуси перестало быть выбором бездетных пар, — напоминает Наталья Поспелова. — Трое-четверо из каждых десяти усыновителей — состоявшиеся родители, которые уже вырастили или подрастили своих детей.
Примерно 60 процентов из них имеют высшее образование, подавляющее большинство — собственное жилье и стабильное экономическое положение. Среди них одинаково часто встречаются горожане и жители сельской местности.
Одна приемная мама — жительница крохотной деревушки на Шарковщине — при первой встрече спросила усыновителей, минчане ли они. Услышав утвердительный ответ, вздохнула с облегчением: “Тогда я спокойна: вы моей девочке многое можете дать. Что ей в деревне сидеть? Пусть будет с вами!” Другая приемная родительница — коренная горожанка — очень обрадовалась, что усыновители живут в деревне, имеют подсобное хозяйство и технику: ее маленькому воспитаннику тесно в городской квартире: “Он у меня дома уже все раскрутил и изнутри попробовал. Ему бы с папой на трактор да в поле!”
— Мы растим и воспитываем детей не для себя — для них самих, — резюмирует Наталья Поспелова. — Ведущая потребность и неотъемлемое право каждого ребенка — жить в семье всегда. Поэтому в решении всех вопросов, связанных с настоящим и будущим ребенка, мы будем руководствоваться его интересами.
Специалистам охраны детства остается разве что попросить прощения у тех 5800 детей, которые все еще в интернатах: если бы государственная стратегия борьбы с социальным сиротством и Национальный центр усыновления появились лет на десять раньше, скорее всего, их судьба сложилась бы по-другому. Но у истории нет сослагательного наклонения.
