«Неизвестные страницы истории белорусской государственности. 1917 — 1925 годы. Документы и материалы» — так называется собрание редких архивных бумаг, которые готовил к печати многолетний сотрудник и автор «СБ» Виталий Скалабан. Некоторые из свидетельств о нашем прошлом увидели свет в публикации «Особая папка Скалабана», вышедшей в «СБ» 1 февраля. Мы продолжаем обнародовать документы, хранящиеся в Госархиве Российской Федерации, Российском госархиве литературы и искусства и Национальном архиве нашей страны. В этот раз представляем взгляды видных коммунистов на будущее наших земель с декабря 1918 года (канун провозглашения Социалистической Советской Республики Белоруссии) до весны — лета 1919–го (период существования Социалистической Советской Республики Литвы и Белоруссии).
«Тамбов освобожден от белогвардейцев исключительно белорусами»
21 декабря 1918 года в Москве, в помещении Белорусского национального комиссариата (тогдашний адрес: Гранатный переулок, 24), состоялась первая конференция белорусских секций Российской коммунистической партии (большевиков). Это было этапное событие на пути к провозглашению ССРБ. В собрании участвовали видные деятели того времени, среди которых члены будущего правительства республики Дмитрий Жилунович, Александр Червяков, Осип Дыло. Конференция послала приветственные телеграммы Ленину, Сталину. В обращении к Иосифу Виссарионовичу говорилось: «Конференция питает надежды, что при Вашей авторитетной поддержке рабоче–крестьянская Белоруссия займет должное место в Советской социалистической федерации».
Депутаты из разных уголков России говорили о проблемах, с которыми сталкивались белорусы — беженцы из оккупированных немцами регионов. Чтобы понять, что волновало людей того времени, предоставим слово им самим.
Александр Устилович, уроженец Волковысского уезда, представитель петроградской белорусской коммунистической секции РКП(б), напомнил о роли рабочих–белорусов Путиловского завода, в революции 1917 года: «Во время похода Керенского на Петроград все силы белорусов были мобилизованы и принимали самое живое участие в борьбе с Керенщиной. Был создан отряд, каковой взят в распоряжение Петроградской чрезвычайной комиссией и работает там до сего времени».
В Саратове дела обстояли хуже. Алексей Протоковский и Болеслав Беганский докладывали, что в городе «имеется беженцев–белорусов до 20000 человек. Находятся они в весьма неблагоприятных условиях; в губернии их насчитывается до 42000. Среди беженцев–белорусов в Саратове в настоящее время свирепствует тиф, который ежедневно уносит в могилу до 30 человек. Всего умерло около 1500 человек». Протоковский и Беганский вынуждены были признать, что «к коммунистам эта масса в большинстве относится недружелюбно; виной этому служит их тяжелое положение». Перед соратниками по партии ставилась задача решить проблемы земляков и привлечь их на сторону советской власти.
Владимир Ханин, выходец из–под Мстиславля, временно живший в Тамбове, привел примеры того, как белорусы защищали идеалы революции в этом российском городе: «В окрестных деревнях организовано до 60 коммунистов–белорусов и до 100 сочувствующих. Почти во всех учреждениях Тамбова ответственные места занимают белорусы, так что если бы все белорусы выехали на работу в Белоруссию, то в Тамбове и губернии советская власть очутилась бы в критическом положении, без работников». Еще один представитель Тамбова, Михаил Драко–Дракон, уроженец Игуменского уезда, заострил внимание на том, что «Тамбов был освобожден от белогвардейцев почти исключительно белорусами».
«Никому обстоятельно не известно политическое положение»
Главный вопрос, который волновал собравшихся на съезд 21 декабря коммунистов, станет ли их родина отдельной республикой в составе Советской России. Московский белорус Иосиф Нецецкий так характеризовал ситуацию: «Белоруссия со всех сторон, за исключением восточной, окружена и тесно соприкасается с новоиспеченными империалистическими государствами: Польшей, Украиной (Петлюровщина), Литвой (Тариба), которые при содействии Антанты стремятся разделить ее и задавить в тисках капитализма»: «Что делать? Заняться ли нам работой по возрождению Белоруссии как нации или же влить ее в общую социалистическую семью? Наша задача — внедрить в сознание белорусских трудящихся масс понятие о том, что они есть сила как народ, состоящий из 12 миллионов».
Может ли столь большой народ иметь будущее без своего государства? Товарищ Драко–Дракон пытался вникнуть в суть проблемы: «Безусловно, Белоруссию как нацию необходимо восстановить. Сначала необходимо поднять национальное самосознание масс, ибо в условиях темноты и невежества коммунистические идеи не могут развиваться. Мы должны воспроизвести свой язык и свою культуру и привить ее народу, подобно тому, как это делают литовцы, латыши, эстонцы».
Участников московского собрания волновало, как соединить национальное возрождение с распространением интернациональных идей социализма. Александр Устилович обращал внимание на то, что «на Белоруссии существует и национализм, ибо иначе не имела бы места пресловутая «Белорусская Рада» в Минске. Идеи коммунизма и интернационализма можно развить только путем предварительного разрешения национального вопроса». А вот товарищу Дашуте все виделось проще: «Белоруссия как сырой материал может служить хорошим фундаментом для интернационала». Нецецкий предполагал, что в реальности все окажется сложнее теории: «С политической стороны Белоруссия не имеет должной возмужалости. Но для нас, коммунистов, теперь эти преграды не должны существовать. Нам нужно освободить белорусский народ от вековых предрассудков и невежества. Вожди пролетариата, всего несколько человек, сумели сделать психологический переворот и сдвиг в народных массах России, — почему же не сумеем сделать этого мы по отношению к Белоруссии? Нам необходимо заявить, что, являясь работниками и поборниками интернационала, мы в то же время являемся представителями определенного народа». Обращал оратор внимание и на сложность внутренних дел на родине: «Теперь Белоруссия представляет собою подогретый котел, близкий к кипению. Сочувствием в массах пользуется там в настоящее время еврейская социал–демократическая партия под названием «Поалей–Цион» и отчасти «Бунд». Нам необходимо будет войти в контакт с этими партиями. Есть целые деревни, загипнотизированные влиянием духовенства».
Телеграмма Сталина с указанием создать Раскiданае гняздо Янки Купалы,
ССР Белоруссии и разграничить ее с ССР Литвы изданное в Вильне в 1919 году
Все эти разговоры происходили на фоне того, как подметил товарищ Устилович, что «никому из участников конференции достаточно обстоятельно не известно политическое положение на Белоруссии в данный момент»...
Дмитрий Жилунович, который вскоре, в январе 1919–го, возглавит правительство ССРБ, резюмировал: «Мы должны приложить все усилия к тому, чтобы все ответственные места в учреждениях на Белоруссии занимались белорусами–коммунистами, и чтобы Белоруссия была присоединена к Советской России на федеративных началах наравне с другими народностями».
«В противовес к самоопределению буржуазии и помещиков выдвинуть самоопределение трудящихся»
Провозглашение ССРБ было не только шагом к признанию самостоятельности белорусского народа, но и маневром советской внешней политики — на опережение стран Антанты. На конференции 21 декабря 1918 года товарищ Нецецкий обращал внимание на то, что «создание рабоче–крестьянского правительства на Белоруссии явится важным козырем в руках советской власти». Так и получилось. Правда, вскоре ССРБ соединили с Литвой в ССР Литвы и Белоруссии. За день до провозглашения ССРБ Исаак Рейнгольд, член будущего правительства республики, в большевистской газете «Звезда» предсказывал развитие событий в будущем: «Наши красные войска сегодня вступили в Молодечно, и не будем удивляться если к первым числам января Вильна станет честным Советским городом».
Далее Рейнгольд констатировал, что «в своей борьбе против Советской власти империалисты Антанты не брезгуют никакими средствами. Высаживая дивизии на берегу Балтийского моря, они бросают лозунги самоопределения Финляндии, Эстляндии, Литвы, Белоруссии, Латвии, Польши и т.д. Советская Россия выставляется как государство с великодержавными, империалистическими стремлениями, стремящееся поработить малые и слабые народности, за права, честь и достоинство которых призвана бороться демократическая Антанта. Мы обязаны сделать все от нас зависящее, чтобы выбить из рук Антанты саму возможность подобной агитации. Поэтому нас совершенно не должна пугать мысль о необходимости провозглашения той или иной Советской республики независимой или входящей на началах федерации Советской России.
Рабочие массы Англии должны знать, что белорусско–литовские массы никем не подавляются, что они представляют собой самостоятельную государственную единицу.
Провозглашение Белорусско–Литовской трудовой коммуны отобьет у Антанты вкус к агитации на национальной почве. Белорусско–Литовская трудовая коммуна не даст возможности вожакам Белорусской Народной Рады — Воронко и Скирмунту, которые, по последним полученным сведениям, направились в Англию за поддержкой — одурачивать английских рабочих. Там в Лондоне они будут выступать как вожди демократической Белоруссии, ныне завоеванной и порабощенной Советскими штыками. Там они будут просить помощи у английских империалистов для восстановления демократии и порядка в Белоруссии. То же самое будет делать и Литовская Тариба. В противовес к самоопределению буржуазии и помещиков Белоруссии и Литвы мы должны выдвинуть самоопределение трудящихся, Белорусско–Литовскую трудовую коммуну».
Так накануне 1919 года «белорусский вопрос» превращался в фактор международной политики.
Документы февраля-апреля 1919 года минской милиции под грифом Западной коммуны РСФСР
«Создать действительно работоспособное правительство»
Первый съезд Советов Белоруссии (Минск, 2 — 3 февраля) и Первый съезд Советов Литвы (Вильна, 18 — 20 февраля) приняли декларации о слиянии республик. 27 февраля в Вильне состоялось заседание правительств Литвы и Белоруссии, на котором было провозглашено образование Литбела, как стали кратко называть республику.
Создание ССР Литвы и Белоруссии шло под непосредственным контролем посланника Москвы — опытного дипломата Адольфа Иоффе. Сохранились его письма того времени к кремлевским руководителям. Из них мы узнаем о тайных пружинах тогдашней политики.
1 февраля 1919 года, накануне минского съезда, Иоффе писал Свердлову и Ленину: «Я думаю на съезде после установления Белорусской республики немедленно постановить избрание ЦИК, который должен будет немедленно же вступить в переговоры с Литвой об унии. Затем я хочу съездить на Литву провести там съезд Советов и на нем тот же вопрос об унии и создать действительно работоспособное единое Литовско–Белорусское правительство. Я полагал создать правительство так — оставить несколько наиболее толковых литовцев, парочку толковых белорусов, несколько наименее зараженных сепаратизмом и склочностью членов ЦБ и все это сдобрить несколькими хорошими поляками. Других частью совсем убрать из этого района, ибо такие люди, как Мясников (тогдашний глава компартии Белоруссии, поначалу противник создания ССРБ, а затем, увлеченный властью, ее защитник. — Авт.) здесь просто слишком засиделись, слишком чувствуют себя местными царьками и поэтому развращающе действуют на всех остальных».
14 февраля Иоффе от имени еще не созданного Литбела готовил ноту «к польскому правительству по поводу продвижения поляков в Гродненской губернии». Войска Пилсудского уже начинали захватывать белорусские и литовские земли. Адольф Абрамович предлагал: «Хотя еще унии нет, но решено обратиться (с протестом. — Авт.) от имени обеих республик». 22 февраля в письме Свердлову, Ленину, Троцкому, Чичерину сообщалось, что «Съезд Советов Литвы закончился», «поляки освобождают свои силы под Львовом и перебрасывают их сюда. По–видимому имеют строжайший приказ Антанты наступать на нас. Произошло примирение и соглашение с Белорусской Радой и Тарибой, и обе формируют свои армии. Поляки, немцы, тарибовцы и радовцы, очевидно, работают заодно. После удачного наступления на Олиту (Алитус. — Авт.) мы были разбиты не, как это раньше казалось, польскими легионерами, переодетыми в немецкое платье, но настоящими немецкими белогвардейцами. В некоторых полках принимаются резолюции бросить позиции и отправиться по домам: мы, мол, новгородские, олонецкие, псковские — пусть литовцы сами защищаются».
Только что провозглашенный Литбел приходилось сдавать. Иоффе тревожился: «Я настаиваю, чтобы из Вильно вывозилось все громоздкое и очень ценное». Беспокойство было обоснованным.
«У противника была артиллерия, у нас — нет»
19 апреля столица Литбела Вильна была оккупирована поляками. В июне 1919–го в Москве подвели итоги расследования комиссии Всероссийского Центрального исполнительного комитета и Совета Обороны РСФСР «о сдаче г. Вильно»: «В 4 час. утра 19 апреля, в субботу под Пасху, сотня польских легионеров захватила внезапно вокзал. Человек тридцать красноармейцев на вокзале в панике побросали оружие и бросились бежать. Все подозрительные для легионеров лица на вокзале сейчас же арестовывались, заключались до 70 человек в товарный вагон или расстреливались на месте. К неприятелю тотчас же начали присоединяться вооруженные железнодорожники. Бывшие милиционеры с записками от ксендзов, советские сотрудники, военнослужащие тыловых и штабных учреждений, пожарные, бывшие городовые и, наконец, просто бандиты — последние в надежде на поживу при погроме — все шли к легионерам.
В первые же часы были захвачены ближайшие к вокзалу советские учреждения.
В 6 часов утра уже отчетливо слышалась стрельба по городу. К 9 часам утра противник захватил большую часть города и даже Кафедральную площадь и Замковую гору, где тотчас и использовал два наших пулемета.
Пулеметным огнем противник с Замковой горы, Кафедрального собора и других церквей и высот начал обстреливать даже Георгиевский проспект, где расположен был штаб дивизии, Совнарком и некоторые другие советские учреждения.
Рабочие поддержали советскую власть мало и слабо.
Мелкая еврейская буржуазия пассивно сочувствовала.
Военнослужащие в виленских учреждениях в большинстве изменили.
Командный состав частью был на посту, частью преступно пассивен, частью перекинулся к врагу.
Остальное население ненавидело советскую власть и радо было возможности столкнуть ее.
У противника была артиллерия, у нас — нет.
Противник при помощи населения легко перебрасывался с квартала на квартал — через улицы, дома, дворы. А наших расстреливали из окон, с крыш домов, побивали камнями, обливали кипятком.
И все же удалось отчаянным нажимом оттеснить противника к западной части города, почти до вокзала. Это было после полудня 19–го. Противник уже начал поговаривать, что, если к вечеру не придет подкрепление, придется оставить город. Но вокзал, Кафедральная площадь и... Замковая гора были у него в руках.
Ночь прошла сравнительно спокойно.
Под 20–е Совет Обороны эвакуировался из Вильно на север.
Итак, целые («народные») комиссариаты, военные склады, ценное железнодорожное имущество, минимум 3 000 000 руб. денеж. знаков, масса ценных документов, целиком радиостанция, наконец, больные и раненые достались врагу.
Таковая жуткая картина Виленской катастрофы».
Номер минской большевистской газеты Звезда от 8 февраля 1919 года,
в котором опубликована Конституция ССРБ
Все это, как свидетельствует документ, произошло по «формуле дикого противоречия», когда «об опасности для Вильно говорили, писали, кричали, знали все, начиная от простого обывателя, кончая «Совнаркомом» Лит.–Бел., начиная от рядового красноармейца, кончая команд–армом и команд–фронтом».
В Москве искали и нашли причину катастрофы: «1) Малочисленность пролетариата.
2) Незнание на практике значительной частью трудящихся Л.–Б. Февральской и Октябрьской революций.
3) Национальная пестрота и взаимная вражда».
Признавались и другие ошибки: «жалкая рабочая политика, не вызывавшая к жизни всех сил и всего содействия рабочих и даже отталкивающая их (особенно железнодорожников). В земельной политике непредусмотрительное, неумелое насаждение в качестве управляющих имениями бывших помещиков — в результате: деревня опутана контрреволюцией, сочувствие трудящегося элемента утеряно или и не приобреталось. Непредусмотрительная, вялая продовольственная работа — результат: неиспользование продовольственных запасов на местах и чудовищная спекуляция (даже в Минске до последнего времени)». Вывод был сделан жесткий: «Центр (Москва) слишком понадеялся на местных работников». Конкретные виновные лица были найдены. Но идея создания литовско–белорусской советской государственности на этом была похоронена. В июле 1920 года РСФСР признает независимую Литву и восстановленную ССРБ в тесной связи с РСФСР. С тех пор отсчитывается непрерывная история белорусской советской государственности.
Советская Белоруссия №40 (24423). Суббота, 1 марта 2014 года.
