Бессмысленно задавать вопрос: где легче работать хирургу – в городе или райцентре? Трудно и там и там. Но в районной больнице все-таки тяжелее. Сюда везут всех: детей и взрослых, нуждающихся в неотложной помощи, больных с черепно-мозговыми травмами, попавших в аварию, получивших ножевые ранения, ожоги. И если хирург не универсален, делать ему здесь, попросту говоря, нечего.
— После медицинского вуза у каждого новоиспеченного хирурга романтики больше, чем знаний, — признает хирург Шкловской районной больницы Александр САВЕЛЬЕВ. — Но она быстро исчезает, когда начинается настоящая работа. Студентом я часто бегал после лекции на операции к опытным хирургам в Витебскую областную больницу. Просил, чтобы мне что-нибудь показали и рассказали. Очень хотелось встать за хирургический стол! И хотя студенты редко делают операции, на четвертом курсе мне это удалось. Правда, под неусыпным контролем опытных коллег. Тогда я впервые в жизни удалил аппендикс. Волнение было просто сумасшедшее.
— И руки дрожали?
— Точно! Хотя сегодня мой опыт не сравнить с тем, что был, когда делал ту операцию, но и сейчас каждый раз волнуюсь, каким будет исход, все ли сделаю правильно. Это же жизнь человека...
— А свою первую самостоятельную операцию помните?
— Когда я был в интернатуре в Могилеве, меня направили в райбольницу в Глуск, где не хватало докторов. Там работал мой тезка — Александр Владимирович Тинисевич. Отличный доктор и заядлый охотник и рыбак. Этот человек доверял мне многое. Как только в больницу поступали хирургические больные, медсестры тут же бежали ко мне с просьбой помочь — наложить швы, гипс, посмотреть больного с ожогами. Когда Тинисевич отсутствовал, за моей спиной уже никто не стоял. Только я, больной, операционная сестра и анестезиолог. Вот это была практика!
— Когда оперировать приходится каждый день, хирурга трудно чем-либо удивить. Но был ли особенный случай?
— Мне очень повезло в жизни на учителей. Когда я приехал работать на родину, в Шклов, сразу попал к Петру Алексеевичу Лаппо, который заведовал хирургическим отделением. До сих пор восхищаюсь им. Более образованного, интеллигентного, доброго и душевного человека я не встречал. Помню, в больницу доставили молодого мужчину с ножевым ранением в сердце. Эти раны — особенные и очень сложные. Едва живым парня успела довезти “скорая помощь”. Петр Алексеевич дежурил в тот день и поручил мне выполнить эту экстренную операцию. Я неоднократно читал о подобных случаях и теоретически знал, как помогают таким пациентам, но опыта-то не было. Во время операции у мужчины внезапно остановилось сердце. Мне впервые в жизни пришлось делать прямой массаж сердца. Не через грудную клетку, а взять сердце пациента в руки и делать массаж, чтобы вернуть человека к жизни. Получилось! Мужчина стал дышать, сердце заработало. Но потом оно еще раз останавливается... Мы снова оживили его. Тот мужчина, к сожалению, умер, однако мы так упорно боролись за его жизнь, что этот случай врезался в мою память.
— О сердце говорят как о вместилище души. Эпитетов действительно много, но что лично вы ощутили, впервые взяв сердце человека в руки?
— Огромное волнение. Тогда меня сверлила только одна мысль: если сердце не заработает, парень умрет... А так хотелось его спасти! Когда сердце оживало, вся бригада радовалась, когда замирало, испытывала горечь. Это была первая смерть, с которой я, как хирург, столкнулся.
— Расстроились?
— А как вы думаете? Но борьба за этого парня показала, что у людей разные физические возможности, что хирургам многое под силу, а также то, что даже в почти безнадежных ситуациях врач может подарить пациенту жизнь. В нашей работе ведь всегда так: радость и отчаяние идут бок о бок, у каждого хирурга есть сотни выздоровевших пациентов, но есть и “свое кладбище”. Хорошо, если оно небольшое. Смерть пациента — это всегда страдания не только для родных, но и для того, кто его оперировал. Кажется, вроде и знаешь, что есть травмы, несовместимые с жизнью, но каждый раз, когда человека не удается спасти, испытываешь горечь от своего бессилия.
— Как вы тогда восстанавливаетесь?
— Признаюсь: ем себя поедом, пока не докопаюсь до истины. Десятки раз прокручиваю ситуацию, пытаясь понять: что же сделано не так, почему это произошло? И все ради того, чтобы в следующий раз не наступать на те же грабли. Кстати, мне еще дважды пришлось оказывать помощь при ножевом ранении в сердце, и дважды я зашивал сердце. Люди выжили. Когда все удается, испытываешь непередаваемую радость.
— А есть ли у хирурга Савельева любимые операции?
— До некоторых пор мне очень нравилась нейрохирургия. Представьте: привозят тяжелого пациента без сознания с черепно-мозговой травмой. Удалишь ему гематому, через день-другой человек приходит в сознание, открывает глаза и потихоньку начинает выздоравливать. Такие операции я выполнял охотно, но позже понял, насколько же это коварные травмы! А затем и вовсе охладел к нейрохирургии.
— Почему?
— Из-за горького опыта. Мне пришлось оперировать своего учителя — Петра Алексеевича Лаппо. У него была нарушена проводимость импульсов по сердцу. Но, невзирая ни на что, этот человек не переставал работать, а когда случалась остановка сердца, его тут же отправляли в реанимацию и оказывали экстренную помощь. Все советовали Петру Алексеевичу поставить искусственный водитель ритма сердца — кардиостимулятор. Но мой учитель отказывался. В тот злополучный день вместе мы сделали несколько операций, я остался дежурить в больнице, а Петр Алексеевич пошел домой. В пути ему стало плохо. Он упал посреди дороги, ударился головой об лед и получил серьезную черепно-мозговую травму. В тот год стояла неснежная зима. Моего учителя привезли в больницу в тяжелейшем состоянии. Мгновенно наступила кома. Мы сразу вызвали нейрохирургическую бригаду из Могилева. А до ее приезда удалили гематому. Однако мозг Петра Алексеевича был настолько поврежден, что спасти его не удалось... Для меня это было самое настоящее потрясение. Такие операции я выполняю и сейчас, но, если раньше у меня был к ним интерес, теперь понимаю, насколько они сложны, ответственны и непредсказуемы.
— А вообще тяжелые случаи — обычная практика для районного хирурга?
— Из них соткана вся наша жизнь. Нередко “скорая” привозит очень тяжелых больных, когда промедление смерти подобно. И в такой ситуации важно не растеряться, квалифицированно оказать экстренную помощь. Только один пример. Как-то пришлось спасать мужчину, у которого была онкологическая патология горла, из-за нее человек задыхался. Хотя каждый студент должен уметь оказать в таких случаях помощь, в тот раз пришлось по-настоящему потрудиться, прежде чем пациент задышал.
— Как хирург, вы делаете такие разные операции, что, наверное, уже не осталось той, которую хотелось бы выполнить?
— Но пожелания все-таки есть. Я мечтаю, чтобы хирургическое отделение райбольницы было оснащено так же, как в областной или республиканской больницах. Речь не идет о пересадке печени или сердца. Просто тогда высотехнологичная помощь стала бы еще более доступна каждому жителю райцентра.
— Правда ли, что узкая специализация — первооснова широкого кругозора?
— То, что районные хирурги разносторонни, это факт. Как только врач перестает читать специальную литературу, он умирает как специалист, ведь медицина прогрессирует с каждым днем. Поэтому читать приходится много. А еще мы изучаем опыт коллег из областной и столичных клиник, ездим в Минск на курсы повышения квалификации. Сейчас я и моя жена Алина Сергеевна, тоже врач, учимся в клинической ординатуре Белорусской академии последипломного медицинского образования.
— Хирурги практически всегда дружат с иголкой и ниткой.
— Конечно, я это делаю запросто. И дома, если понадобится, могу зашить, заштопать, вышить. Получается довольно аккуратно. Люблю мастерить своими руками.
— Разве вы не бережете их, как это делают люди вашей профессии?
— Я работаю в перчатках. Но у меня есть дача и огород, а работы там — непочатый край. Здесь тружусь, как все нормальные люди. Мы с женой очень любим выращивать цветы и овощи.
— Как вам кажется, хирургия — единственная сфера жизни, в которой вы могли состояться как профессионал?
— Мне говорили, что я был бы неплохим педагогом, но мне кажется, что еще лучшим — слесарем. Да и как физик, наверное, тоже добился бы успеха. Но в медицине я нашел и то и другое.
— Значит, хирургия — и точка?
— Ею я действительно увлечен, и работу свою люблю. А если вы об увлечениях, то художественными способностями, увы, я обделен: наверное, медведь мне на ухо наступил (смеется). А вот сделать что-нибудь своими руками или заняться спортом — это с удовольствием! Кстати, с женой я познакомился благодаря спорту. Она тоже увлекалась лыжами, поэтому теперь, если нужно выступить за Шкловскую райбольницу, демонстрируем неплохие результаты. В кругу своих коллег в минувшем году заняли первое место. Как-никак за спиной шесть лет занятий спортом в Витебском мединституте.
