Дочь латышского стрелка

Во все времена существуют люди, которые вроде бы никаких особых подвигов не совершают, но жизнь вокруг них крутится, они знают много знаменитостей, ко всем ходят в гости, всех принимают у себя. Если таким "центровым" является красавица блондинка, у нее все шансы войти в Историю. Дзидра ТУБЕЛЬСКАЯ, с которой беседует журналист Владимир ПОТАПОВ, таких шансов имеет предостаточно. Дочь "латышского стрелка", знаменитая московская красавица, водившая дружбу, кажется, со всем литературным бомондом 1940 - 1980-х годов, живой свидетель эпохи. К примеру, с Михаилом Булгаковым она познакомилась, к сожалению, в последний год его жизни, когда он уже не вставал с постели. Но вот его жену, Елену Сергеевну, узнала очень хорошо...

- Такую историю, как ваша жизнь, не придет в голову придумать ни одному мастеру захватывающих романов...

- Да уж... Мой отец Эдуард Яковлевич Кадик был латышским революционером, членом компартии с 1908 года. Начинал как рабочий, после революции стал дипкурьером. В 1929-м мы на 6 лет уехали в США, потом были еще 3 года в Лондоне. Там при посольстве я окончила школу и собралась было поступать в Кембридж. Но настал 1938 год, началась ротация кадров. Отца отозвали в Москву. Очень скоро его арестовали и расстреляли. Квартиру на Малой Бронной у нас отняли, оставили маленькую комнатку. Мама тут же тяжело психически заболела. Я осталась фактически одна.

На работу меня не брали. Мой английский аттестат в СССР ничего не значил, хотя я была отличницей. И я поступила в 9-й класс очень впоследствии знаменитой 110-й школы. Вместе со мной учился Женя Шиловский, сын Елены Сергеевны Булгаковой. У нас начался школьный роман, мы очень нежно полюбили друг друга и сразу после выпускных экзаменов поженились.

- И вы стали невесткой Михаила Булгакова...

- Нет, в том-то весь и фокус, что я была невесткой... генерала Евгения Александровича Шиловского, начальника академии Генштаба! Дело в том, что после развода генерала с Еленой Сергеевной старший сын Женя остался с отцом, а младший Сережа жил с матерью. Генерал Шиловский был благородным человеком и не побоялся взять меня, дочь врага народа, к себе в дом. Наверное, это меня и спасло. Я без проблем поступила в иняз, так как знала язык лучше преподавателей. Таких, как я, образовалась целая группа, и мы за год окончили четыре курса.

- Но с Булгаковым-то вы встречались?

- Да, конечно. Мы с Женей часто у них бывали. А с Еленой Сергеевной я позже уехала в эвакуацию. Я застала Булгакова, к сожалению, в последний год его жизни, он уже не вставал с постели. При первой встрече он спросил, как меня зовут: "Дзидра - очень красивое имя. Но завтра я вам скажу, как вас зовут по-настоящему". Он вычитал в словаре, что Дзидра по-латышски означает "ясная прозрачная вода". Русский аналог моему имени - Ольга. После этого Булгаков звал меня Оленькой.

Родная сестра Елены Сергеевны работала во МХАТе, Булгаковы дружили с театральными художниками, с актерами. Не могу сказать, что мы с Женей были заядлыми театралами, но во МХАТ по контрамаркам ходили часто.

Женя собирал автографы артистов. Я ему помогала. У нас были автографы Юткевича, Эйзенштейна. Знакомые устроили мне встречу с Немировичем-Данченко. Владимир Иванович сперва очень долго расспрашивал про Англию и Америку, а потом написал четыре или пять страниц посвящения. Он был неравнодушен к молоденьким блондинкам.

- А вы были блондинкой?

- Да. С золотистым отливом. И Владимир Иванович теребил бородку и сверкал глазом.

- Хорошенькая юная дочь врага народа... А НКВД на вас не покушался?

- Когда арестовали отца, мне прозрачно намекнули, что я должна послать Берии свою фотографию и тогда все разрешится. Но я просто не смогла этого сделать. И отец бы мне этого никогда не простил.

- Очень хочется вернуться к Михаилу Афанасьевичу. Каков он был в быту?

- Мне трудно сказать что-то определенное, потому что когда я с ним встречалась, он уже сильно болел, плохо видел. Когда приходили гости, стол накрывали в одной комнате, а он лежал в смежной. Двери оставляли открытыми. Михаил Афанасьевич со своего ложа подавал реплики. Его присутствие всегда чувствовалось.

- Вам и "Мастера и Маргариту" давали читать?

- Чтение рукописи поощрялось. Выносить - Боже сохрани, а дома - пожалуйста. Я пыталась ее осилить, но мало что понимала. А рукописи Булгакова, целый ящик, мы с Еленой Сергеевной вынесли и сдали в ЦГАЛИ, когда уезжали в эвакуацию.

- А что эвакуация?

- Вначале Ташкент, потом Алма-Ата, куда меня пригласили Эйзенштейн с Александровым. Мы случайно встретились в поезде. Они знали меня еще по Америке. В Алма-Ате Александров снимал документальный фильм "Один день войны в России" для показа в США. И мой английский пригодился.

В 1942-м я развелась с мужем...

- Как так? Такая любовь - и вдруг! Сколько же вы были замужем?

- Три года. Когда я из Ташкента уехала в Алма-Ату, Елена Сергеевна написала моему мужу, что я ее бросила, что меня кто-то увез. Сейчас, когда прошло столько времени, я могу, не стесняясь, говорить, что никого у меня не было, я была Жене верна. Но тогда меня сильно задело: "Поверил?! Значит, будем разводиться". Мы были совсем молодые. Всю жизнь потом дружили. В 42 года он умер от саркомы и был похоронен на Новодевичьем кладбище через стену от моего второго мужа.

- С Еленой Сергеевной вы, наверное, рассорились. Она же вас, по сути, развела.

- Нет, мы остались в добрых отношениях. Я думаю, она меня немножко по-женски ревновала к своим поклонникам - Фадееву, Луговскому, которого я терпеть не могла по причине его пития.

- Вдова Булгакова - и дорожить каким-то Луговским и (я бы даже сказал) каким-то Фадеевым?!

- Мне это было непонятно. Фадеев прятался у нее на квартире перед нашим отъездом в эвакуацию. Его разыскивала вся Москва, он был в дымину пьяный, и я приносила ему водку, которую Елена Сергеевна просила меня найти.

Вообще роль Елены Сергеевны в жизни Булгакова - отдельный разговор. Ведь она сперва была замужем за Шиловским, потом ушла вроде бы на гораздо более бедное существование к Булгакову. У Шиловского была огромная пятикомнатная квартира, у Булгакова - две комнаты в писательском доме в Нащокинском переулке. Но ее скромная жизнь... Я не помню дня, чтобы у нее на столе не было икры, шампанского и ананасов. Если сравнивать, то быт в доме генерала был гораздо скромнее.

Шиловский к тому времени женился на дочери Алексея Толстого Марьяне. Она была доктором химических наук, хорошо зарабатывала. То есть на семью две стабильные зарплаты, но у них я никогда ничего похожего не видела.

- Сейчас многих записывают в агенты НКВД.

- Это было очень распространено. НКВД специально вербовал красивых женщин. Вот только что в Париже, в возрасте 96 лет, умерла моя близкая знакомая - Элизабет Маньян. У нее была сестра, и их история очень похожа на историю Эльзы Триоле и Лили Брик. Они родились даже не в Москве, в Старой Руссе. Выучили языки, начали работать в Коминтерне. Одна вышла замуж за секретаря французской компартии, вторая - за коммуниста-немца. Одна жила в Париже. Вторая - в Берлине.

Элизабет до самого последнего времени (до распада СССР, последние 10 лет я с ней близко не общалась) получала из Москвы огромную пенсию, какая и не снилась коренным французам. Время от времени она приезжала в СССР по приглашению международной комиссии Союза писателей, отдыхала в Дубултах, где мы с ней и познакомились. Во все времена она интересовалась жизнью писателей и актеров, всех принимала у себя в Париже. У нее жили и Григорий Александров, и Любовь Орлова, и Стасик Ростоцкий.

...Может, я грешу, но иного способа иметь бытовые блага тогда не было. Мой отец работал дипломатом, он был старым большевиком, но его оклад был довольно скромным. В Америке мы жили очень просто, фрукты покупали, но лишнего ничего. На этом фоне жизнь Елены Сергеевны мне показалась невероятной, экстравагантной.

И духи "Герлен", которые у нее стояли в каких-то совершенно громадных флаконах... Это она меня приучила к духам. А я ведь жила в Англии и не знала, что они существуют. Даже после войны их можно было купить в крохотных пузырьках, а у нее всегда было изобилие. А шубы, которые она небрежно скидывала, когда приходила к кому-либо в дом?

Кстати, как вы думаете, какое место в Москве она посетила прямо перед эвакуацией? Генерал Шиловский специально прислал для этого машину. Мы заехали в косметический салон, взяли плетеную корзину кремов и румян и только после этого отправились на вокзал.

- А как сложилась ваша судьба потом, после войны?

- Я вышла замуж за драматурга Леонида Тубельского, одного из братьев Тур.

Было два соавтора: Тубельский и Рыжей. Они подписывались как Туры. А Михаил Кольцов, когда брал их на работу в "Известия", сказал, что это звучит как-то по-козлиному, и переименовал их в "братьев Тур".

В "Известиях" они писали фельетоны. Когда в 1960 году муж умер, мне поручили составить его сборник. Он о своем архиве не заботился, и мне пришлось просматривать подшивки "Известий" за несколько десятилетий. Оказалось, в течение многих лет братья Тур писали по два-три "подвальных" фельетона в неделю.

В 1939 году огромный успех имела их пьеса "Очная ставка", которая прошла буквально по всем театрам Советского Союза. В Москве главную роль в ней играл Михаил Жаров. Вместе с Жаровым братья Тур сделали фильм "Беспокойное хозяйство". А в соавторстве с Григорием Александровым написали сценарий фильма "Встреча на Эльбе", за который получили Сталинскую премию.

- С Александровым, как я понимаю, вы тоже дружили?

- Да, всю жизнь. В Америке, когда я была еще девчонкой, я смотрела влюбленными глазами на этого красавца Александрова. Потом он работал с моим мужем, мы часто вместе отдыхали.

Мне безумно нравились отношения Александрова и Любови Орловой. Он был влюблен в нее с первого до последнего дня, всю жизнь дарил цветы. В командировках они слали друг другу телеграммы: где находятся, что делают.

- У вас с мужем было так же?

- У нас было все как у людей. Мы мучительно решали квартирный вопрос - в войну же жилья не строили. Родилась дочь. Муж писал, я при нем состояла секретарем. После его смерти поступила работать на Центральную студию документальных фильмов. Провела там 25 лет. Потом перешла на "Центрнаучфильм".

...Важной частью нашей жизни были летние поездки на Рижское взморье. Они начались вскоре после войны. С тех пор каждый год мы ездим в Дом творчества "Дубулты". Даже сейчас, когда он называется по-другому и вообще находится в другой стране. Дубулты - отдельная тема. Там собирался весь литературный бомонд Советского Союза.

- То есть вы наблюдали, как это сообщество расслаивалось?

- Литературная среда менялась у меня на глазах. Вначале дало трещину цеховое единство. Писательский труд по определению индивидуальный, но существовали, как ни странно, места, сильно пишущую братию объединявшие.

- Рестораны, например.

- Не только. Дома творчества тоже сближали. Люди там действительно работали.

- До обеда.

- А после обеда общались. Разделялись на группы: одних мы называли "пикейные жилеты", вторых - театралы, третьих - юмористы, четвертые просто выпивали, а пятые шли по девочкам.

В Дубулты приезжали из всех республик, и был полный интернационализм. Михалков на первых порах довольствовался маленькой комнаткой на втором этаже и поднимался в нее по узкой лестнице. Рядом жили Андроников, Залыгин, Чаковский. Все были в равных условиях.

А потом построили большой корпус и четко закрепили, что секретари СП СССР селятся на девятом-десятом этажах, секретари союзных республик - не выше седьмого. Чаковскому стали выделять двухкомнатный номер, Маркову - целый особнячок. Залыгин вел себя поскромнее, но и он жил в номерах, сделанных специально для секретарей. К середине 1980-х расслоение писательской среды достигло вопиющего размаха. Доходило до смешного. В большой писательской столовой на 150 мест развозили обеды, и все писатели вытягивали головы, чтобы понять, кому повезли куриную грудку, а кому тощее крылышко...