Он не видел Землю в иллюминатор космической ракеты, зато огромная гвардия покорителей космоса прошла через его руки. Не пил ключевой воды из всех белорусских родников, но мечтает их увековечить. Не был знаком с историческими деятелями, жившими несколько столетий до его рождения, но сохранил память о них в глине, граните и бронзе… Своими воспоминаниями и планами на будущее с корреспондентом «СГ» поделился советский и белорусский скульптор, почетный академик Международной академии наук Евразии и Международной академии информационных процессов и технологий, член Белорусского союза художников, лауреат Государственной премии СССР, лауреат премии Союзного государства в области литературы и искусства, заслуженный деятель искусств БССР, народный художник Беларуси Иван Якимович МИСКО.
ГДЕ можно встретить скульптора, если, по его же словам, у него нет выходных, большую часть своей жизни он проводит в мастерской? Пока дошла очередь до разговора, Иван Якимович кратко познакомил с многочисленными бюстами, слепками и мини-композициями, стоящими на полках. Сразу бросился в глаза практически весь состав интеркосмоса, начиная с Юрия Гагарина. Дверь и зеркало в мастерской в автографах космонавтов, известных белорусских актеров, спортсменов, ученых, военных. «Узнала» Владимира Мулявина, Казимира Сименовича, Валентину Терешкову, Игоря Лученка, Николая Дементея…
— Здесь далеко не все мои работы, — поясняет автор. — И не могу назвать, какие из них люблю больше, в каждую вложены силы и частичка души.
Ивану Якимовичу 22 февраля исполнилось 87 лет, но запаса творческих замыслов хватит еще на много лет вперед. А в его прошлом… Далекое довоенное детство в семье лесника Якима Степановича Миско и неграмотной крестьянки Ольги Иосифовны из деревни Чемеры Слонимского района. С годами пожилой человек к воспоминаниям, к малой родине относится более чувствительно:
— Я иногда бываю в Чемерах, но никого там уже не знаю, да и меня тоже. Родные покоятся на местном кладбище. Нет давно и школы-семилетки, где я учился после войны, и нашей сельской библиотеки… Родительский дом сохранился, но в нем давно живут другие люди. Хочу съездить туда во время проведения Дня письменности в Слониме, показать своим друзьям хатку, где жил, печку, на которой любил рисовать. Она тоже до сих пор стоит. Сердце щемит, очень многое вспоминается, даже слова матери: «Ванька, ты ж нарадзіўся тут, калі былі палякі. Потым прыйшлі першыя Саветы, немцы, другія Саветы… А цяпер прыйшлі дэмакраты. І ўсе гавораць «дай», але ніхто не сказаў «на». Отчетливо помню 1939 год, когда было воссоединение. Мы с мальчишками с кошелками залезли в панский сад, рвали и бросали яблоки на танки, которые шли по дороге в сторону Гродно. И первый трактор, его все называли железным конем. И ссору деда и отца, когда во время коллективизации нужно было отдавать личное имущество в колхоз. Не забыл, что, сидя на дубе, наблюдал, как у костра принимали в пионеры старших хлопцев. Завидовал страшно, сам стал пионером только после войны. Вспоминаю немцев, потом расстрелы людей… За одну ночь не стало деревенской молодежи, всех забрали в партизаны, многие погибли. Партизанским связным был и отец, потом попал на фронт, дошел до Берлина. Хатка наша стоит в местечке — «поплаво», что-то типа аппендицита или выступа. Там, конечно, сейчас все вокруг заросло кустами и лесом. А мне хочется туда, не представляете как. В пяти метрах от дома речушка Волобринка, впадающая в Щару. Недалеко высокий лес и железная дорога, а до Слонима километров пять или шесть. В первом классе наматывал по 12 километров, за наукой ходил, после оккупации пошел в Чемеровскую школу. Признаюсь честно, учиться не любил. Мне больше нравились девчата, даже жениться хотел в 7 лет на соседке-невесте, которой за 40 было. А потом вообще думал, что никогда не женюсь, нравилась свобода. Долгие годы в студенчестве, пока не появилась своя квартира, скитался по съемному жилью, от подвала до последних этажей. Ни кола, ни двора, какая семья!..
— Но все же это случилось, кто-то же зацепил холостяцкое сердце.
— Конечно, в 1970-м, в 38 лет. Переходил проспект возле ГУМа, навстречу шла блондинка в светлом пальто. Помню, рванул за ней в универсам, пристал с какими-то глупостями, а где-то через два месяца мы расписались. Ирина была филологом и историком, работала в минском Институте истории партии. Курьез расскажу. Я не знал, что ее отец Владимир Федорович Мицкевич занимал высокую партийную должность в Беларуси, и при первом знакомстве жаловался ему на всех, говорил, что нужно навести порядок. Потом неловко стало, сейчас смешно вспоминать. С супругой мы прожили долгую совместную жизнь, у нас дочь. К сожалению, два года назад Ирина ушла из жизни.
— А рисовать начали в детстве?
— До войны углями на беленой печке. Все время ждал, что родители отлупят за это ремнем. Рисовал какие-то пейзажи и фигурки. В первые дни войны на железнодорожном мосту рядом с деревней столкнулись лоб в лоб два поезда. Вокруг было много оружия, у каждого пацаненка винтовка, патроны и тол. Потом все забрали партизаны. Так вот, после того крушения нашел в лесу бумагу, краски и кисточки. К тому же вокруг остались базы разбомбленных советских воинских частей, там тоже много чего можно было найти. Среди моих родственников никто не рисовал, откуда у меня эта жилка, не знаю. Одни математики, учителя… А вот лепить вообще не умел, рисунки сам оценивал.
— А как же поступили в художественное училище, не имея никаких навыков и наставника?
— В первый год не поступил, никто меня не готовил. Приехал в Минск после окончания 8-го класса в Слониме. Тогда художественное училище размещалось в Оперном театре. Вахтер сказал, что нет общежития у них и негде ночевать. Предложил ночлег у себя под столом. В моем вещмешке лежали сухарики, рисунки, маленькое одеяло плюс немного денег. Расстелил под столом одеяло, вещмешок под голову положил. Утром обнаружил: мешок и деньги украли. Голодный уехал зайцем на поезде домой. Поступил только на следующий год, уже готовился к этому.
С первого курса Ивана Миско на 2,5 года забрали в армию, служил в Забайкалье в танковых войсках. Его талант не остался незамеченным. Первое «боевое» задание: на огромной простыне написать сухой кистью портреты всех членов Политбюро. О такой технике художник-самоучка никогда не слышал, но задание выполнил, хотя и перепортил много простыней. Был сотрудником военгазеты «На боевом посту», рисовал отличников службы. В награду получил 10-дневный отпуск, поехал домой. Позже осмелился на портрет командира своей дивизии дважды Героя Советского Союза Давида Абрамовича Драгунского и передал его жене. Еще во время службы комполка разрешил заочно учиться в школе по рисунку и живописи при Всесоюзном доме народного творчества имени Крупской в Москве. После демобилизации Иван Якимович продолжил учебу на живописном отделении минского училища, позже перешел на скульптурное. Учился и в Белорусском государственном театрально-художественном институте у Андрея Бембеля и Алексея Глебова.
Авторы скульптуры Сергей ЛОГВИНОВ, Иван МИСКО и Владимир ПИПИН у памятника Сапеге в Слониме.— Ваша семейная история переплетается с историей «Сельской газеты».
— Мой дядя Яков Герасимович Миско, я его звал по-простому — Якубом, некогда работал заместителем главного редактора вашей газеты. Участник Великой Отечественной войны, дослужившийся до звания майора. В 1939-м его с двумя братьями репрессировали и отправили на Колыму. Когда началась война, Якуба забрали воевать в штрафбатальон. Помню, как он говорил: «Я не знаю, как я прошел это пекло без единого ранения». Был очень интересным и грамотным человеком, хорошо владел польским. Дружил с Валентином Тавлаем, Янкой Брылем, Максимом Танком. Много писал, переводил. Любил журналистику. Так что мир тесен.
— 22 августа в Слониме установили скульптуру Льва Сапеги, соавтором которой вы являетесь. Как возникла идея принять участие в конкурсе?
— В нем участвовало около 18 проектов. Для меня это было очень важно. За эту идею взялся более 15 лет назад. Сапегу я тогда видел сидящим на камне, рядом — собака. В давние времена знать разводила русских гончих. Проект передал в Слоним, только средств на изготовление и установку памятника не нашли. Я готов был отдать свою часть авторского гонорара, но… Счастлив безмерно, наконец-то это свершилось! До Льва Сапеги на малой родине не было ни одной моей работы. Это первая на Гродненщине работа, созданная в соавторстве с Владимиром Пипиным, Сергеем Логвиным и архитектором Валерием Митрофановым. Когда установили скульптуру, вокруг нее сделала несколько кругов какая-то машина. Что за водитель, понятия не имею, но он наделал шума. Через опущенное окно кричал: «Сапега вернулся! Сапега вернулся!» Думаю, это историческое и долгожданное событие для жителей Слонима. Да, он навсегда вернулся в свой город, облаченный в бронзу.
— Как из маленького 20-сантиметрового пластилинового эскиза рождался трехметровый бронзовый памятник?
— Долго и нелегко, нужно было много раз одно и то же повторить руками. На это ушло около года, начиная с проекта. Сначала три с половиной месяца создавали его в глине. Скульптура высотой 3 метра 15 сантиметров, почти метр пьедестал. Отливали в Дзержинске, ушло больше тонны бронзы. На пергаменте, который держит Сапега, есть надпись: «Жыгімонт Трэці, кароль Польскі, вялікі князь Літоўскі, даём гэты прывілей на выданне Статута Вялікага Княства Літоўскага шляхетнаму Льву Сапегу…»
— Но лепить бюст или голову живого человека, на мой взгляд, проще, чем с чужого рисунка.
— Конечно, мы ходили в Академию наук, перевернули статуты литовские, документы, книги… Изучали эту тему очень глубоко. Образ Сапеги брали с рисунков и живописных портретов, которые уже есть в исторических книгах. В лепке добавляли свое видение. Раз пять только обувь переделывали, искали, что больше подойдет. Потом драпировка одежды, монтировка складок… С воротником сколько проблем было, с булавой. Лепили его во весь рост в мастерской Пипина, приходилось лазить на самый верх.
— Очень много скульпторов и художников вашего поколения посвящают свои работы теме Великой Отечественной войны.
— И у меня есть такие. И к 75-летию Победы работаю над композицией «Весна 45-го года»: вернувшийся с войны солдат с автоматом, в шинели и сапогах. В руках держит каску, из которой достает хлебные зерна и сеет их на поле. Это выставочная работа, она нигде не будет установлена. Но тема войны меня очень волнует. Не забуду, как 9 мая 1945 года мы, мальчишки, бегали по домам и кричали, что закончилась война. Расскажу случай, связанный с монументом в Жодино в честь советской матери-патриотки Куприяновой. К Надежде Фоминичне мы с соавторами наведывались часто. Как-то приехали уже после открытия, попили чая, привезли ей подарки. Потом решили сходить к памятнику. Женщина говорит: «Раней і я часта хадзіла да сынкоў, цяпер не магу, на вуліцы холадна. Калі не прыйду, малодшы Пеця ўсё на мяне глядзіць. Я кажу, каб ішоў, бо браты ўжо пайшлі, а ён стаіць. Шапку трымае ў руках, а зараз жа холадна. Але ж я давала торбачку яму з сабой, а там маленькі кавалачак сала і цёплая бялізна, можа, не змерзне?» Вы понимаете, что мать чувствовала? Было ощущение, что она с постамента сошла. Жаль, что в этом году на реставрацию памятника меня не пригласили. Кто-то сломал верхушку одного штыка, и вместо того, чтобы ее восстановить, срезали остальные. Даже не посоветовались со мной, ведь остальные соавторы ушли из жизни. Не понимаю такого отношения!
— Что еще хотелось бы воплотить в жизнь?
— Очень волнует тема родников. По этому вопросу проводим пленэры «Вода и камень». В Беларуси много природных и чистых криничек, которые хотелось бы облагородить. В моем детстве холодильников не было, молоко, масло, сметану прятали возле ключевой водицы. А какая же она вкусная! Рано или поздно мы должны возвращаться к нашим источникам. Это наша малая родина, ею нужно гордиться, ее нужно беречь. Кроме этого, я давно сделал портрет Казимира Семеновича, мечтаю его установить. Мы говорим о Циолковском, но у нас был свой гений. Только пока нет места, где его можно увековечить, и спонсора, работа требует больших затрат. Готов эскиз скульптуры Якуба Коласа. Индивидуальный заказ, тот же коллектив, что работал над Сапегой. Планируем установить в 2020 году на малой родине Коласа в Столбцах. За основу взята поэма «Новая зямля». До последнего дня лепили в руках песняра книгу. Но когда посмотрели все конкурсные проекты, увидели, что она есть везде. Поэтому вложили разлетающуюся рукопись. Да, и решили создать его в молодом возрасте. Думаем еще изобразить у его ног волны Немана. В октябре приступим к рабочей модели. Отливать будем в Минске, уйдет тонны полторы бронзы, памятник не только высокий, но и широкий.
Весна — любимая пора года Ивана Якимовича. В это время появляется огромный прилив сил и энергии, рождаются новые идеи и замыслы. Скульптор признается, пока будут работать руки и видеть глаза, он будет лепить. Хочется ему пожелать долгих лет жизни, нового видения, вдохновения, силы и жажды творить красоту.
chasovitina@sb.by
Фото Сергея МИЦЕВИЧА и из архива Ивана МИСКО
