Дискуссия о книге композитора Эдуарда Ханка «Пугачевщина. Конец истории»

Третье издание книги композитора Эдуарда Ханка «Пугачевщина» самим своим названием подводит некий итог: в качестве подзаголовка значится «Конец истории». Сразу оговоримся, перед нами вовсе не биография Аллы Пугачевой, хотя на обложке и красуется многообещающее «Три «оттепели» в жизни примадонны», да и сам автор уделяет ее персоне центральное внимание.

Вообще, публикация любых воспоминаний неизбежно связана со скандалами, даже если фигурантов повествования уже нет среди живых. Всегда найдутся желающие вступиться за дорогого покойника. Семья может быть возмущена вытаскиванием на суд читателя и истории разнообразных скелетов. Эдуард Ханок с азартом и не без язвительности раздает всем сестрам по серьгам. Вся панорама легенд советской эстрады и изрядная часть потрепанного пантеона эстрады российской — от Эдиты Пьехи и Александры Пахмутовой до «поющей сигнализации» (т.е. певца Витаса) — проходит перед читателем, получая от уважаемого мэтра меткую оценку, подчас не очень лицеприятную. К чести автора, ушедших он не пинает. Достается ныне живущим героям песенного фронта, в особенности не сподобившимся вовремя замолчать.

Если опустить собственноручно выведенную автором «теорию творческих волн», которая, как и любая гипотеза, нуждается в доказательствах и проверке временем, «Пугачевщина» — вполне удавшийся сборник воспоминаний и диагнозов, выставленных композитором своим коллегам. На свет извлекаются разнообразные ссоры и скандальчики минувших лет, закулисные дрязги и специфические шутки, ходившие в эстрадной среде и не ставшие достоянием общественности. Например, тот факт, что с легкой руки актрисы Анастасии Вертинской к ее бывшему мужу Александру Градскому на долгие годы прилипло прозвище Гадский. По определению самого Эдуарда Семеновича, композитор Владимир Шаинский — это «Моцарт супершлягерных дел, имидж — Чебурашка». Лев Лещенко — «допевающий бизнесмен». Кобзон — «наш Фрэнк, почти Синатра». Александр Серов — «герой–любовник N–ской области».

И хотя рассматриваются все фигуранты как бы в контексте жизни и творческого пути главной героини — Пугачевой, в итоге складывается неплохой обзор эстрадного поля со времен хрущевской оттепели и по сей день. Параллельно автор излагает небезынтересные мысли о прокатившейся по СССР борьбе с джазом, причинах бурного развития ВИА (не обойдены вниманием и «Песняры», и «Самоцветы») и русском роке, о феномене «Ласкового мая», конкурсе «Евровидение» и о том, почему певцы советского и постсоветского разлива начисто лишены популярности за рубежом.

В целом в «Пугачевщине» много интересного для тех, кому дела эстрадные близки и дороги. Можно спорить с Ханком, можно соглашаться, восторгаться или кипеть праведным гневом, очевидно одно: автор на свой лад честен и не хочет ни под кого подстраиваться.

ovsepyan@sb.by

К Эдуарду Семеновичу хорошо отношусь, считаю его непревзойденным мелодистом. Хотя все хиты, включая «Малиновку», «Потолок ледяной...», «Здравствуй, чужая милая», попали во вкусовые предпочтения поколения моих родителей. Но как автору всенародно любимых отдаю Ханку должное. А вот с книгой с мудреным названием «Пугачевщина. Конец истории» у меня роман не случился. В ней Эдуард Семенович в очередной раз попытался разобрать феномен Пугачевой, что называется закрыть вопрос. Но его влечение к примадонне со стороны выглядит, на мой вкус, неприлично. Алла Борисовна, похоже, оказалась единственной девушкой в шоу–бизнесе, которая однажды отказала Эдуарду Семеновичу во внимании и взамен получила накат невидимых творческих волн, оформленных в нестройную теорию. Научные притязания Ханка и вовсе обсуждать не станем, мы ведь взрослые люди.

Свою «теорию волн» Эдуард Ханок популяризирует не первый год. Увы, жизнь сложнее любой теории. Но наш Семенович как человек увлекающийся во всех событиях, что бы ни произошло, готов видеть подтверждение своих шикарных домыслов и «научных» аргументов. В книге он подвергает артистов, как сам говорит, «анализу», не зная сантиментов и жалости. Причем свои доводы преподносит читателям тоном судьи, не стесняясь, выделяя на письме аршинными буквами наиболее удачные, на его взгляд, пассажи.

Достается в книге на пряники всем, не только Пугачевой, но и ничего не подозревающим Иосифу Кобзону, Жанне Агузаровой, Олегу Газманову, Александру Малинину и многим другим персонам. Иной раз субъективизм книги зашкаливает, и она напоминает статью из желтой прессы. Все–таки если маэстро претендует на профессиональный анализ, хотелось бы меньше жаргонных словечек и сомнительного юморка «ниже пояса». Это снижает впечатление от своеобразной антологии шоу–бизнеса.

На обложке к названию «Пугачевщина» приклеилась пояснительная записка: «Три «оттепели» в жизни примадонны». Как признался мне сам автор, без такого уточнения брошюру на развалах немедленно определяют в раздел исторической книги. То есть никаких других ассоциаций, кроме как с предводителем крестьян, у современной публики фамилия Пугачев уже не вызывает. И слава богу, я считаю. А книга Ханка — типичный случай, когда автор беседует сам с собой. Не будем ему мешать.

viki@sb.by

Советская Белоруссия № 182 (24812). Среда, 23 сентября 2015