Диагноз: гений

По заданию партии с помощью скальпеля советские ученые пытались разгадать секрет талантов человека

Какой участок мозга отвечает за таланты? Можно ли стимулировать развитие способностей и дарований? И как это сделать? Как вырастить уникумов? Именно такие проблемы в 20 -30-е годы должны были решить советские ученые, дабы в конечном итоге "любая кухарка" могла управлять государством. О совершенно фантастическом проекте "Пантеон мозга", затеянном в 20-е годы академиком Владимиром Бехтеревым, рассказывает автор книги "Посмертная диагностика гениальности" Моника Спивак.

- В конце 20-х годов прошлого века знаменитый невролог, психиатр и психолог академик Бехтерев предложил создать в Ленинграде так называемый "Пантеон мозга". Ученый представлял себе его как некую выставку с витринами, где хранились бы колбы с национальным достоянием - мозгами известных советских людей. Или слепками с мозгов. При этом экскурсоводы подробно бы рассказывали посетителям о каждом экспонате. У Бехтерева уже было готово штатное расписание, составлена смета расходов. Он даже написал проект декрета, согласно которому мозги великих после их смерти должны были в обязательном порядке передаваться в "Пантеон". Ради этого по всей стране планировалось разослать наблюдателей-эмиссаров, чтобы своевременно "изъять" выдающийся мозг. Идея академика активно обсуждалась в печати.

- Что же помешало сбыться этим планам?

- В 1927 году при загадочных обстоятельствах Бехтерев скоропостижно скончался. Смерть ученого молва связывала с неудачным психиатрическим диагнозом, поставленным Сталину: "паранойя"... Однако идея академика выжила. По инициативе наркома здравоохранения Семашко "Пантеон" открыли в Москве, где с 1924 года уже существовала лаборатория по изучению мозга Ленина. Институт мозга существует в российской столице и сейчас. А тогда газеты сообщали: хранилище интеллектов приобрело первую реликвию - "ум академика Бехтерева"... Впрочем, там уже хранились экспонаты - головной мозг представителей разных национальностей: русских, татар, чуваша, армянина, грузина, еврея... Вскоре каждый газетный некролог, посвященный ушедшему из жизни известному деятелю, заканчивался словами: "Мозг передан в Институт мозга".

- Умы, если так можно выразиться, каких людей стали объектом изучения?

- В первую очередь, конечно, лидеров партии и правительства, деятелей науки, литературы и искусства. В 1934 году, например, сообщалось, что научный коллектив института изучает мозги Клары Цеткин, Луначарского, Покровского, Маяковского, Андрея Белого, академика Гулевича. Затем собрание пополнилось мозгами режиссера Станиславского и певца Собинова, писателя Горького и академика Карпинского, поэта Багрицкого, вдовы Ленина Надежды Крупской и многих других. После войны появились новые экспонаты: мозги Сталина, Ландау, а сравнительно недавно - Сахарова... Общество привыкло к столь экзотической форме увековечения памяти усопших гениев и с уважением относилось к дерзаниям ученых. Население страны подробно информировалось о том, что происходило в лабораториях института. Газеты рассказывали, что, прежде чем поступить на стол к ученому, тот или иной мозг подвергался длительному исследованию. Подготовка продолжалась по времени около года. Сначала мозг делился при помощи микротома - машинки, напоминающей гильотину, - на куски. Их "уплотняли" в формалине, спирте и заливали в парафин, формируя блоки. Затем с помощью все того же микротома их делили на огромное количество (до 15 тысяч) срезов толщиной в 20 микрон. И вот такой препарат попадал под микроскоп.

- К чему же привели исследования?

- Тайну интеллекта не раскрыли и "нового человека", для которого гениальность "станет чуть ли не нормой", на свет не произвели. Все выдающиеся мозги, вместе взятые, "проигрывали" главному экспонату коллекции - заведомо неповторимому мозгу Ленина. В общем, результаты работы были заранее предопределены идеологией.

- Слышала, что в Институте мозга занимались еще и изучением характера, психологии ушедших в мир иной знаменитостей?

- Да, так и было. И все это входило в комплексную схему исследования. Составлялся психологический портрет гения на основе тщательного анализа мемуаров, документов, а самое главное - бесед с родственниками и с теми, кто хорошо знал умершего. Авторов схемы интересовала как можно более полная биография человека, его физические и внешние данные, отношение к природе, людям, книгам, к собственному "я", пристрастия, фобии, привычки, быт, половая жизнь, внимание, воображение, память...

- Как это все выглядело?

- Приведу цитаты из отчета о Маяковском: "В гневе движения М. становились особенно быстрыми и экспрессивными. Он начинал метаться по эстраде, по комнате. А если и стоял на одном месте, то так или иначе двигался всем корпусом... Маяковский был взбешен. Он так раскачивался, держась за пюпитр, что, казалось, вот-вот перепрыгнет через него и бросится на публику. С повышенной чувствительностью М. к внешним воздействиям сочетается мнительность. Например, возил с собой в дороге специальную мыльницу. Когда останавливался в гостинице, после каждого посещения туалета мыл руки, вообще имел привычку часто мыть руки. Асеев пишет: "...отсюда всегдашний страх... к случайному, микроскопическому врагу - заражению, царапинке, порезу. Отсюда наивсегдашняя повышенная осторожность, переходящая зачастую в мнительность, особенно за последние годы". В тесной связи с интенсивностью чувствований и повышенной впечатлительностью необходимо рассматривать и накладывавшую столь яркий отпечаток на все поведение М. склонность его к преувеличению - гиперболизм. М. ни в чем не мог ограничиваться средней мерой, ему было свойственно стремление выходить за рамки обычного. Это сказывалось во всем, вплоть до мелочей быта. Когда он что-либо покупал или дарил, это всегда было в количестве, в несколько, иногда во много раз превышавшем обычное (например, десятки корзин цветов, коробок с конфетами, груды фруктов). И так во всем".

А это из отчета об Андрее Белом: "В противоположность общим движениям, которые, как мы с уверенностью можем заключить, отличались большой ловкостью, тонкие ручные движения удавались плохо. Это сказывалось во всем, вплоть до мелочей. Например, когда чинил карандаш, то получалось очень уродливо, с буграми, только чтобы обнажить графит. Жена указывает, что было совершенное мучение надевать запонки, было страшно трудно попасть в отверстие. С запонками всегда была война. С трудом удавалось завязывание галстука (из-за этого предпочитал носить галстук бантиком), надевание воротничка, с трудом застегивал пуговицы, с трудом шнуровал ботинки. Не мог пришить пуговицы. Поэтому, когда жил один, ходил, по его выражению, "в системе английских булавок".

Когда раздевался, то со страшной силой срывал с себя белье, если что-либо застревало, старался не высвободить, но сорвать, из-за чего часто рвал белье. Процесс одевания проходил спокойнее. Курил много. Во время работы мог выкуривать до 50 штук в день, но не затягивался или затягивался слегка, часто бросал папиросы недокуренными. Любимые запахи: скипидара, нафталина, нашатырного спирта, камфары. Доходило до того, что клал себе нафталин в папиросы, из-за чего часто не мог угощать папиросами знакомых".

И совершенно шокирующие данные об Эдуарде Багрицком: "Если бы принужден был сделать выбор между хорошим стихотворением и хорошим человеком и чем-либо нужно было пожертвовать, то пожертвовал бы вторым". Отдельные эпизоды из периода жизни в Одессе (1919 - 1922 годы). "Бравировал своим цинизмом. Однажды, например, выкинул следующий номер. На одной вечеринке заключил пари, что может во время любовного акта при всех присутствующих читать вслух стихи Пушкина и что голос у него при этом даже не дрогнет. И тут же с одной девушкой привел в исполнение то, о чем говорил, причем, как удалось выяснить, парочка не была отгорожена от присутствующих даже ширмой (в комнате был полумрак).

Был скрытный человек не сознательно, а, если можно так выразиться, помимо своего желания. Очень мало, например, рассказывал о себе, о событиях своей жизни, но это не потому, что сознательно их скрывал, а просто потому, что считал это неинтересным для собеседников. Рассказывал только то из своей жизни, что мог подать или в плане анекдота или же чем мог прихвастнуть и что мог приукрасить, что могло послужить материалом для воплощения его фантастических образов (создал сам свою биографию). Однажды произошел такой случай. Багрицкий ушел вместе с товарищем из дома и не возвратился на ночь. Впоследствии оказалось, что сильно выпил в компании и в мертвецки пьяном виде был увезен одним товарищем, работавшим в николаевской газете (Вольским) из Одессы в Николаев, причем по приезде товарищ прислал жене Багрицкого телеграмму, что Багрицкий находится в Николаеве и чтобы она не беспокоилась. Там Багрицкий познакомился с одной увлекшейся им очень интересной девушкой, с которой прожил некоторое время. Для того чтобы рассеять подозрения матери девушки, принес ей из газеты "Красный Николаев" справку о том, что они действительно являются мужем и женой. Багрицкий сотрудничал тогда в этой газете. При этом он писал своей законной жене письма и даже посылал ей пару раз деньги. Потом ему вся эта "николаевская" история надоела, и он без всякого предупреждения внезапно оставил свою сожительницу (такие поступки для него характерны) и приехал домой к жене и ребенку".

- Каким образом вы смогли проникнуть в тайны этих исследований?

- Материалы извлечены из архива профессора Г.И.Полякова, который работал в 30-е годы в Институте мозга. Он занимался психологическим обследованием выдающихся людей на предмет выявления истоков и условий их гениальности. Обстоятельства, при которых эти материалы попали мне в руки, выглядят сами по себе удивительно. Узнав о том, что мозг Андрея Белого находится в институте, я попыталась выяснить судьбу этого экспоната. Однако мне ответили, что, хотя мозг писателя и хранится в коллекции, никаким исследованиям его не подвергали и вообще никакими сведениями о поисках механизма гениальности институт не располагает...

И вдруг в Музее-квартире Андрея Белого, где я работаю, появилась пожилая женщина. Это была дочь Полякова, в домашнем архиве которой хранились научные материалы ее отца. В результате их изучения и появилась моя книга, а сейчас я готовлю еще одну. Правда, архив Полякова так ничтожно мал по сравнению с тем, что должно храниться в Институте мозга... Ведь совершенно очевидно, что на вопросы, которые задавали сотрудники, опрашиваемые отвечали честно, вспоминали такие подробности, о которых не говорили журналистам...

Конечно, некоторые считают, что подобные опросы не стоит публиковать, ибо анкеты очень уж напоминают "истории болезней". Но с другой стороны, мы можем по-новому увидеть великих людей. Архивы же института пока за семью замками... Уверена, что скрытые до сих пор опросы помогли бы изрядно изменить устоявшееся мнение о тех или иных известных личностях.