Это уникальное для Белоруссии уголовное дело началось в июле 1973 года, когда к начальнику Центрального ОБХСС Минска влетела дама, ошеломившая хозяина кабинета неожиданной просьбой. Визитерша пришла посоветоваться, как лучше провести сделку по покупке... ребенка. Без утаек рассказала, что и продавец, и «товар» уже есть на примете. Милиционеры, собравшиеся послушать странную гостью, остолбенели. Ни с чем подобным они еще не сталкивались.
Материнская тайна
По оперативной информации, сбор которой начался после визита «покупательницы младенца», выходило, что в 5–й клинической больнице Минска торгуют грудными детьми! Причем дело поставлено с таким размахом, что потенциальные клиенты могут выбирать пол ребенка, цвет волос и глаз. Покупателей заверяли, что купленное дитя будет похоже на своих приемных родителей и у окружающих не возникнет лишних вопросов. Реклама была столь откровенной, что сначала сотрудники милиции даже засомневались: мол, раз так открыто предлагается усыновить детей за деньги, вероятно, на то есть некие законные основания. Кстати, в том же хотела удостовериться и приходившая в ОБХСС за советом гражданка.
И сомнения ее были небеспочвенны. За ребенка, дескать, нужно заплатить деньги, но не в кассу. Их почему–то следовало передать в руки некоему юристу. Тот оформит все документы и договорится с врачами о подборе младенца. Но что это за странные финансовые отношения? Не о взятках ли идет речь? Наладив агентурную работу, уже к концу недели сотрудники ОБХСС имели адреса четырех усыновительниц, воспользовавшихся сомнительной услугой по продаже детей.
Дам пригласили в кабинет следователя для беседы. Это был сложный разговор, со слезами и отчаянными просьбами. Оказалось, женщины даже от своих мужей скрывали, что это не их дети. Не знали ни родственники, ни знакомые. У всех четырех матерей имелись справки и оплаченные больничные листы на период «беременности», каждая из них провела какое–то время в родильном отделении, имитируя осложненные роды. Люди в погонах, которые вне службы тоже родители, прекрасно понимали ситуацию и были весьма деликатны. Ведь окружающим только дай повод для слухов и сплетен — будущее матери и самого ребенка может быть сломано. Милицейское начальство приняло решение засекретить всю информацию по этому делу.
Чуть успокоившись, новоявленные родительницы дали показания: подбирала новорожденных, оформляла документы и собирала деньги с будущих мам юрист 5–й клинической больницы Регина Неверова. Девочка стоила 200 рублей, за мальчика нужно было заплатить 250. Напомню, обычная зарплата советского инженера в те годы не превышала 120 рублей. Сотрудники ОБХСС, получив санкцию на обыск, немедля направились в квартиру Неверовой.
Бизнес на отказниках
Регина Неверова жила в коммуналке. Под окнами ее комнаты был выставлен милицейский пост: вдруг юристка во время обыска выбросит из окна какие–то уличающие ее документы? Но ничего, ни единой улики, указывающей на то, что Неверова продает младенцев, в квартире обнаружить не удалось. Впрочем, повод для задержания Неверовой нашелся. По какой–то причине Регина Игоревна хранила у себя сразу 6 паспортов пожилых минчан. По какому праву? Если кто и мог изымать самый важный документ у советского гражданина, то только правоохранительные органы. Для разбирательства Неверову доставили в изолятор на Володарского. Оценив неуют тюремной камеры и осознав, что ей грозит вполне реальный срок, задержанная разговорилась.
Вопреки установленным в изоляторе временного содержания правилам начальник отдела БХСС Центрального РОВД Михаил Ильич Чеменев договорился, чтобы Регине Неверовой в камеру принесли карандаш и бумагу. Юрист выказала настойчивое желание поделиться информацией. И объяснилась: дескать, ее–то упекли в камеру, а мозг всей организации на свободе. Ведь на самом деле наладила тайную торговлю... заведующая родильным отделением клинической больницы! Вскоре у следователей были новые фамилии граждан, купивших младенцев, а также имя предполагаемой сообщницы Неверовой: Надежда Букатина.
В этот же день заведующую родильным отделением, по совместительству — заместителя главврача 5–й клинической больницы, доставили на допрос. И та рассказала, что ее подчиненная юрист Регина Неверова уже давно числится в кандидатах на увольнение. Более того, Неверова — пьет, гуляет, развелась с мужем, неоднократно получала выговоры и взыскания и теперь просто мстит, оговаривая свою начальницу за требовательность по работе.
И действительно, зам. главврача Букатина не один десяток лет в медицине. Более того, указом Верховного Совета Надежде Даниловне было присвоено почетное звание заслуженного врача БССР. Муж ее состоятельный академик, дом — полная чаша, дача, автомобиль. К чему столь уважаемому медику ввязываться в опасные махинации? На этом риторическом вопросе разговор прервался: в кабинете начальника Центрального ОБХСС раздался звонок. Зычный голос прокурора района Зинаиды Атамановой в приказном тоне потребовал немедленно отпустить уважаемого врача и принести извинения.
Неужели ошибка? Неужели юрист и вправду оговорила свою начальницу?
Но Михаил Чеменев осмелился пойти против приказа прокурора. Опытный сотрудник милиции был уверен, что заведующая родильным отделением не так уж безвинна, ей есть что скрывать. Надежду Букатину задержали.
Хитрый маневр
Подчиненные Михаила Чеменева знали: если начальник поставил какую–то цель, он непременно ее достигнет. Надежда Букатина от всего отказывалась, ссылаясь и на возраст, и на заслуги, и на уважение коллектива. Тогда начальник отдела БХСС пошел на хитрость. Он вызвал Букатину в кабинет и сообщил, что его сотрудники перевернули вверх дном весь Минск и отыскали не одну, а сразу 12 женщин, купивших детей. Сейчас они сидят в соседних комнатах и готовы опознать того, кто подбирал им сына или дочь. Нужно только поочередно провести Букатину по всем кабинетам, чтобы каждый свидетель ткнул в нее пальцем, и записать их показания на магнитофон. После этих слов Надежда Букатина упала на стул без чувств.
Стало понятно, что заслуженный врач республики прекрасно осведомлена о том, кто, как и почем в ее больнице продает младенцев. Придя в себя, Букатина попросила не проводить опознаний и собственноручно написала признание, начинавшееся словами: «Повинная. Я, Букатина Надежда Даниловна, 1922 г./р., глубоко осознав и осмыслив совершенное, хочу обо всем чистосердечно рассказать, чтобы тем самым искупить свою вину...»
Букатина подробно описала, как женщины, которые по каким–то причинам не могли иметь детей, покупали отказных младенцев. Сперва по цене 25 — 50, затем по 100, а в последнее время уже по 200 и 250 рублей за девочку или мальчика. Выяснилось, что нерадивых мамаш, которые, нагуляв ребенка, не хотели его воспитывать, через родильное отделение 5–й клинической больницы проходило немало. Уйти от ответственности хотела каждая, а тут такая возможность! Устраивала ситуация и покупателя. Женщина, готовая платить за младенца, лишь выбирала пол и цвет глаз грудничка. А дальше была отлаженная схема. Лжероженица ложилась в отделение якобы на сохранение и ждала 15 — 20 дней, пока не появится отказной ребенок.
Против написанной Надеждой Букатиной явки с повинной не оказалось аргументов и у прокурора Центрального района. Но сама она не стала подписывать постановление об аресте. Оказалось, что обвиняемая Надежда Букатина и прокурор Зинаида Атаманова — соседи по лестничной площадке. Последняя и подумать не могла, что ее соседка, представитель столь благородной профессии, способна на криминальные подвиги. Подписать постановление об аресте должен был зам. прокурора района. Букатина полностью подтвердила свои показания. Более того, к списку имен и фамилий прямо в кабинете дописала еще двоих. Чиновник выдержал паузу и театрально оповестил: «Ну что ж, гражданка Букатина, вы арестованы!» Надежда Даниловна во второй раз лишилась чувств.
Преступница или благодетель
Как следует из материалов дела, в разных сберкассах города со счетов Букатиной было изъято более 10 тысяч советских рублей. Простому рабочему, чтобы накопить такую сумму, нужно было более восьми лет всю зарплату до копеечки класть на сберкнижку. Букатина своего богатства не скрывала. Нужен ли был ей дополнительный приработок? Ведь в 70–х мало кто имел дачу, машину «Волгу» и 4–комнатную квартиру с дорогой мебелью.
А тем временем известие об арестах взбудоражило 5–ю клиническую больницу. Никто не мог смириться с произошедшим, ведь до коллег Букатиной и Неверовой не доводились детали дела: информация, как и обещали приемным родителям, держалась в секрете. Работники больницы писали и звонили во все инстанции. Коллективные жалобы поступали на имя прокурора района, в прокуратуру города, руководству МВД БССР и, наконец, в ЦК КПБ. Сослуживцы обвиняемых писали: «Начальник ОБХСС Центрального района творит беззаконие. По его указанию арестовывают ни в чем не повинных медработников и принуждают сознаваться в преступлениях, которых они не совершали...»
Нужно было как–то реагировать. Единственно верный способ убедить коллектив больницы — донести до них признание Букатиной. Однажды в час пересменки тысячному медперсоналу клиники был объявлен общий сбор в зале для партсобраний. В помещении яблоку было негде упасть. Пришли даже те, у кого в этот день был выходной.
Вспоминает Михаил Ильич Чеменев: «Заходим, а зал такой большой, и народ гудит! Все взъерошенные, на нервах, на меня смотрят, как на фашиста. Я спрашиваю: «Кто хорошо знает почерк начальницы?» Они отвечают многоголосно: «Мы знаем! Мы 24 года ее знаем!» Встает секретарь и говорит: «Я знаю». Я ей показываю признание, написанное зам. главврача, она уверенно подтверждает, что это ее почерк. Когда я начал читать, головы у медработников стали опускаться все ниже и ниже. Установилась такая тишина, что муха летала — было слышно. Так я доказал, кто такая есть их начальница на самом деле».
Нашелся ответ и на вопрос, что за паспорта пожилых людей хранились в доме у первой арестованной — юриста Регины Неверовой. Оказалось, что подельницы не ограничивались продажей младенцев. Они также собирали дань с тех, кто хотел оформить родственников в дом инвалидов или желал вне очереди получить положенную путевку в детский санаторий. В общем, зарабатывали и на больных детях, и на стариках.
Уголовное дело было возбуждено в сентябре 1973 года. Судебная коллегия сразу же выступила с предложением лишить Букатину звания заслуженного врача БССР. Ее преступления представлялись несовместимыми с этим почетным званием. Обе обвиняемые свою вину признали полностью.
Когда подробности судебного процесса попали в прессу, люди неоднозначно отнеслись к ситуации. Конечно, многих шокировал сам факт наживы на новорожденных, осуждали беспечных мамаш, которые бросают неугодных детей прямо в роддоме. Но были и те, кто взглянул на ситуацию с другой стороны.
Выходило так, что Букатина и Неверова делали дважды благое дело: отказные младенцы попадали не в детдома, а в новые семьи; пары, которые по разным причинам не могли родить собственного ребенка, обретали сына или дочь. Загвоздка для сочувствующих была лишь в том, что именно в обязанности Букатиной и Неверовой входило решение вопросов и оформление документов об усыновлении. Легальном, законном. А значит, если они действительно хотели помочь бездетным семьям, то должны были делать это бескорыстно.
Суд учел явку с повинной, помощь следствию и состояние здоровья Букатиной. Признав обеих дам виновными в злоупотреблении служебным положением и многократном вымогании взяток, им назначили наказание ниже низшего предела, предусмотренного законом.
Юрист 5–й клинической больницы Регина Неверова провела в колонии общего режима 5 лет. Заведующая родильным отделением Надежда Букатина получила 8 лет лишения свободы. Из характеристик в ее личном деле следует, что Надежда Даниловна 6 лет работала в медчасти женской колонии в Гомеле, за что имела положительные характеристики и звание «Передовик труда». Инвалид второй группы, она по болезни освободилась двумя годами раньше положенного срока. В материале мне пришлось изменить фамилии фигуранток этого дела: не хочу, чтобы их потомкам аукнулись прегрешения предков.
Справка «СБ»
Сегодня в центрах усыновления отмечают, что благодаря государственной социальной политике, направленной на защиту детей, на поддержку одиноких матерей и молодых семей, на привлечение родителей–кукушек к содержанию своих отпрысков, в Беларуси значительно снизилось количество отказных детей. Если в начале 90–х речь шла о 700 — 800 младенцах в год, то в последние годы их число не превышает 200.
Справка «СБ»
История появления в милиции Центрального района Минска отдела по борьбе с хищениями социалистической собственности весьма примечательна. Сам Центральный район был образован в 1969 году. В 70–м на одном из зданий в центре появилась вывеска с надписью, выполненной, мягко говоря, не по правилам. Михаил Ильич Чеменев, назначенный начальником ОБХСС Центрального районного отделения внутренних дел, решил, что о существовании его отдела должны знать все. Он нашел знакомого художника и тот сделал необычную табличку. На красном фоне большими буквами было написано «ОБХСС», а внизу маленькими — «Центрального района». Руководство потребовало убрать надпись, ведь по правилам нужно было написать «ОБХСС МВД БССР». Михаил Чеменев пообещал снять табличку, но она так и осталась висеть еще не один год. И наличие вывески дало свой результат. Люди шли с важной информацией не в отделения милиции, а именно, как говорили в народе, «в Центральный ОБХСС». Сотрудники обычного райотдела вскрывали такие дела, какие иным оперативникам из более серьезных структур за всю карьеру не встречались. По итогам работы Центральный ОБХСС был первым на протяжении многих лет.
Никита ШПАКОВСКИЙ.
