«В моей жизни был затяжной период полнейшей пустоты и беспросветности. До сих пор не понимаю, почему на десять лет оказался никому не нужен и, как ни бился, нормальных ролей не получал – так, снялся в нескольких эпизодах. Переживал: ну почему такое тотальное невезение?» – говорит исполнитель одной из главных ролей в сериале «Глухарь» Денис Рожков.
Я пуп земли и вообще молодец
– «Глухарь» изменил мою жизнь в одночасье. После первых же серий меня стали узнавать на улице, подходить за автографом, показывать пальцем: «О! Антошин!» Поклонники появились... Не стану лукавить: все это мне очень нравилось. Сижу, скажем, пью утром чай, включаю компьютер, набиваю в поисковике «Денис Рожков» и млею: фотографий уйма, статьи хвалебные. А если натыкался на негативные высказывания, думал об их авторах: «Дураки! Что они понимают?» Однажды мы с женой Ириной приехали к друзьям в гости, сидим разговариваем, все вроде бы отлично. Наутро вспоминаю прошедший вечер – и меня вдруг будто громом поразило: «Я же все время говорил про себя любимого! Вот она, звездная болезнь...» Так стыдно стало, кошмар! Про что бы ни заговорили, переводил тему на себя: «А вот со мной был случай... А я... А мне...» Эта болезнь настигает незаметно: поначалу не отдаешь себе отчета в том, что все мысли заняты собственной персоной. Кажется, мир крутится вокруг тебя: я пуп земли и вообще молодец! Я любовался собой, не понимая, как ужасно выгляжу. С тех пор на-учился сдерживать себя, когда в очередной раз тянуло сказать: «А я...» Начал внимательнее относиться к другим, а над собой – иронизировать. Спасибо друзьям, помогли вылечиться. При встречах поддевают: «Ой-ей-ей! Неужели сам Рожков идет?! Не может быть! Такая звезда, а мы люди простые...»
Меня так и не допустили до Табакова
– В моей жизни был затяжной период полнейшей пустоты и беспросветности. На десять лет оказался никому не нужен и, как ни бился, нормальных ролей не получал. Знаете, как унизительно бегать по киностудиям, стучаться в двери и спрашивать: «А актеры вам случайно не нужны? Нет? Ну извините...» Пришлось и такое пережить. Как-то в порыве отчаяния решил за помощью к Табакову обратиться. Я ведь на его курсе учился. По номеру телефона, который удалось найти, все время отвечала, видимо, его помощница. Я спрашивал: «Можно ли встретиться с Олегом Павловичем? Это его бывший ученик». – «Его нет, я передам». Звоню снова – «Он сейчас занят». Так и не допустили к нему: зачем тратить драгоценное время мастера даром?
Когда у нас с Ирой родился Ваня, пришлось себя ломать и зарабатывать деньги где только возможно. Подался в страховые агенты, но, видимо, с аферистами связался – мне так ничего и не заплатили. Поработал даже в пекарне. Одну ночь. Устроился грузчиком, думал: «А что? Зато днем по кастингам успею побегать». В мою задачу входило запихивать в печи поддоны с батонами, а потом вынимать. Но не получилось: я жару вообще не выношу, а там в помещении было градусов 60-70. Час отработал – халат рабочий хоть выжимай от пота, сердце из груди выпрыгивает. А под утро совсем паршиво стало: еле живой добрался до дома. Говорю жене: «Нет, это не для меня...» Она не настаивала, не гнала работать абы куда, не попрекала отсутствием денег.
Времена нам с ней пришлось пережить лихие. Сын родился в 1999 году, мы жили тогда с Ириными родителями и ее младшей сестрой в их трехкомнатной квартире. Стиральной машинки не было, пеленки и ползунки стирали вручную: каждый день – целый ворох. А руками ведь нормально не отжать, так что сушить приходилось долго. Идешь, бывало, мыться, отодвигаешь Ванькины вещички, затем снова их развешиваешь. Потом кто-то другой заходит, снова сдвигает – и так по нескольку раз. Никак белье не могло просохнуть... Иван у нас ноябрьский. Когда ему исполнился месяц, мне удалось заработать – елки актеров прилично кормят. Побегал Дедом Морозом и на гонорары купил стиральную машину-автомат с сушкой, дорогую по тем временам штуку.
Ире хотелось торжества и фаты, но из скромности она смолчала
– «Глухарь» не только популярность мне принес, но и приличные заработки. Что скрывать, получаю я сейчас так, что семья довольна. Мы наконец-то можем себе позволить немного больше. Раньше на выходные вырывались лишь за город, а теперь – в Европу. Но мы с Ирой всегда ухитрялись радоваться тому, что имеем.
Мы встретились с ней в Театре на Перовской. Днем был прогон новой постановки по чукотской сказке, в которой я играл уж и не вспомню кого. У Иры был первый рабочий день, и я оказался у нее на гриме. Увидел и подумал: «Ух ты, какая чудесная девушка!» Начал вокруг нее увиваться. На счастье, она ответила мне взаимностью, уже через полгода сыграли свадьбу. Мы собирались по-тихому сходить в ЗАГС и расписаться. Хотя, думаю, Ире все же хотелось торжества, фаты и цветов, но из скромности она смолчала. На праздновании настояли ее родители: «Что мы, хуже людей, что ли?» По сусекам поскребли – и устроили пир на весь мир. Мы потом посчитали, во что свадьба обошлась, и чуть не прослезились: лучше бы на эти деньги купили что-нибудь дельное или за границу съездили отдохнуть.
Не знаю, как назвать нашу встречу с Ирой, – везением, судьбой или тем и другим. Мы с ней не анализируем, как нам удалось двенадцать лет назад что-то такое друг в друге разглядеть и не ошибиться. За все эти годы до разрыва у нас никогда не доходило, в пылу ссор мы друг другу не кричим: «Я с тобой разведусь!» Кризисы в семейной жизни бывали (а как же без них) – год, три и семь, а дальше все нормально. Первое время искры сыпались постоянно, но, хоть пытайте меня, не вспомню причины.
Вспылить могли по любому поводу. Просто накапливалась усталость от неустроенности быта (особенно когда переехали на съемную квартиру), от хлопот с маленьким ребенком, от пятого, от десятого… И в какой-то момент – бах! – ссора! Жена несколько раз собирала вещи, хватала ребенка и уезжала к родителям. Обычно уже на следующее утро я, остыв, появлялся на пороге: «Так, вещи собирай и пошли к метро, домой поедем».
Со всем в этой жизни надо вовремя прощаться
– Осенью НТВ покажет заключительные серии «Глухаря». Последний съемочный день был у нас в январе, снимали напротив «Останкино». Когда прозвучала команда «Стоп! Снято!», мы с коллегами как один выдохнули: «Ну вот и все». Закончилась трехлетняя работа. Какие остались ощущения? Только светлые, правда! Но как бы там ни было, со всем в этой жизни надо вовремя прощаться. Легкая грусть присутствует, но если бы «Глухаря» снимали двадцать лет, было бы хуже. На мой взгляд, качество мыльных опер со временем ухудшается, сценаристы исписываются, актеры не так задорно играют, зритель от героев устает.
Меня спрашивают, похожи ли мы с Антошиным, перенял ли я его манеру общения – он ведь парень не промах. Отшучиваюсь: «Я тоже взятки беру, угрожаю и крышую…» Это шутка, конечно. На самом деле ничего у нас с ним общего нет. Еще меня любят спрашивать: «Вы с Авериным друзья?» Я понимаю, зрителям хочется верить в то, что исполнители ролей Антошина и Глухарева закадычные друзья и в жизни. И что Виктория Тарасова, как и ее Зимина, была бы влюблена в Аверина-Глухарева и вышла бы за него замуж. Да нет, мы просто актеры, вот и все. Не надо путать жизнь со сценарием. У нас с Максом хорошие отношения, но это все-таки не дружба в правильном ее понимании. Мы часто созваниваемся, даже теперь, после съемок. Пустопорожние разговоры – «Ты как, а где был?» – не ведем. Все по делу. И домами не дружим, и в гости друг к другу не ходим. Это нормально, потому что работа есть работа. Нельзя стать другом просто потому, что три года вместе проработали.
Годовщину свадьбы совместили с новосельем
– Нынешним летом мы наконец-то переехали в новую, 75-метровую квартиру. Нет, это не «Глухарь» настолько поправил мое финансовое положение. Мы копили на нее практически все время, что живем вместе. И приобрели – в виде бетонных стен.
Помню, увидели эти бетонные стены, задумались о масштабе грядущих работ. Нормальную бригаду строителей я нашел сам. А вот во избежание возможных разногласий с женой (кто делал ремонт, тот знает, что вместе с выбором обоев и плинтусов начинаются терки и ругань бесконечная) сказал: «Пусть наша квартира будет такой, какой ее видишь ты. Вот деньги – пожалуйста, приступай. В следующий раз приду сюда, когда будет готово». Ира лишь спросила, сколько комнат делаем. Решили, что надо три: спальню, детскую и гостиную, переходящую в кухню.
Так что ремонт был полностью на жене, под ее чутким руководством его сделали нам очень быстро, всего месяца за четыре, аккурат к 12 июля – годовщину нашей свадьбы мы совместили с новосельем. А потом втроем укатили в Париж, устроив себе, так сказать, продолжение банкета. В Париже в основном гуляли. Взяли напрокат мотоцикл и прокатились по центру. Cходили в Лувр. Мы с женой очень хотели увидеть Венеру Милосскую, а сын потащил нас в Египетский зал: история – один из его самых любимых предметов. Потом поплавали на кораблике по Сене, на фуникулере въехали на Монмартр – самую высокую точку Парижа…Поразились в Париже двум вещам: людей с черной кожей обитает там в разы больше, чем с белой, и Елисейские Поля – главная улица Парижа, воспетая в песнях, оказалась на самом деле не такой широкой, как я себе представлял, к тому же страшно пыльной...
Честно говоря, я не очень понимаю, как люди живут без семьи. Если бы не близкие, непонятно, как быть, когда не ладится, когда устал, когда тяжело. Уже четыре месяца разрываюсь между Москвой и Петербургом – снимаюсь в новом проекте. Когда соглашался, радовался: о, хорошо, в Питере поживу! Пять дней там, пять дома. Первые три месяца был абсолютно счастлив. А сейчас вымотан и выжат как лимон. Съемки до середины декабря, то есть еще целая вечность, а у меня уже нет сил мотаться туда и обратно. Приезжаю ранним утром, первым делом валюсь с женой в кровать, потом засыпаю. Время дома пролетает моментально, уезжаю на вокзал с ощущением грусти. Хорошо, что Ира успевает домом заниматься и не дергает меня просьбами вбить гвоздь. Она не ропщет, что весь быт на ней. Говорит: работай-работай, сыну нужна квартира. Лет через пять его пора будет отселять, учить самостоятельности. Надо ли детям все приносить на блюдечке с золотой каемочкой – вокруг этого много споров. Я ответа не знаю. Мое детство прошло в шестиметровой комнате, где к тому же находилась кровать, письменный стол, шкаф. Не вставая, можно было до всего дотянуться. Мне хватало, но маме вряд ли было в такой тесноте комфортно. Так получилось, что мы с ней все жилье профукали. В 1990-е годы ее родители, дед с бабушкой, продали хорошую двухкомнатную квартиру в Москве и переехали в Оренбург. Посчитали климат более здоровым, чем в Москве, но и там часто болели. Оставшиеся деньги они положили в банк, который, разумеется, лопнул во время кризиса. Квартиру другой бабушки экспроприировал мой отец, который ушел от нас, когда я был совсем маленьким. Ему она и досталась в наследство, но он не посчитал нужным поделиться с нами. В принципе, его дело. Не испытываю к этому человеку никаких чувств. Мы не общаемся, и надеюсь, он этого никогда не захочет.
Сегодня мне всего хватает, кроме одного – свободного времени. А если бы я его имел, тратил бы на семью. Мне нравится возвращаться домой. Обычно звоню жене: «Еду голодный». И она меня обязательно встречает – песней, поклоном земным, караваем. (Смеется.) Мужчине не так уж и много надо для счастья…
Алла ЗАНИМОНЕЦ, ООО «Теленеделя», Москва (специально для «ЗН»), Фото Андрея ФЕДЕЧКО
