Этот диагноз сбивает с ног любую женщину, будь она учительницей, медиком, актрисой или директором фирмы. В борьбе с коварным недугом приходится перекраивать не только свои планы, ценности, приоритеты, но и свое тело. Каноны красоты постоянно меняются, но в формулу мужского идеала всегда входит женская грудь. И к страху за свою жизнь добавляется еще и страх перед зеркалом.
Переступить через порог
У медиков есть понятие «5–летняя выживаемость». Если этот порог преодолел, значит, рак не вернется. Или это уже будет другой случай. Но в течение 5 лет нужно постоянно держать руку на пульсе и принимать целый арсенал средств, чтобы предотвратить возможные рецидивы.
Для Ирины Нигреевой это была самая длинная дистанция в ее жизни. Но как бывшая прыгунья в воду и доцент кафедры физвоспитания в университете она не привыкла сдаваться. Когда врачи вынесли свой вердикт, младшему сыну было всего 4 года, дочке 17.
— На тот момент я была очень стройная, выглядела молодо, лет на 15 моложе своего паспортного возраста, — вспоминает Ирина. — Вела здоровый образ жизни, правильно питалась, следила за собой. У меня даже карточки не было в поликлинике. И представьте. Новый год. Я запихиваю себя в узкое новогоднее платье и чувствую, что в груди что–то есть. Пытаюсь самые плохие мысли отогнать прочь: ведь этого не может быть со мной!
Анализы показали: образование, скорее всего, злокачественное, стадия — вторая. Врачи обнадеживали, мол, шансов на успешное излечение много. Все станет известно во время операции.
— Да, конечно, было страшно, — голос у Ирины то и дело срывается. — От неизвестности. Никто ничего не мог гарантировать. Муж повел себя, мягко говоря, странно. Незадолго до этого мы похоронили его мать с этим же диагнозом, она обратилась к врачам поздно, ей просто продлевали жизнь. Поэтому супруг испугался, стал искать спокойствия и утешения вне дома... В общем, я его потеряла. Я в отличие от него была уверена, что все будет хорошо. И его простила...
Операция длилась почти 3 часа. Первый вопрос, который Ирина задала, когда пришла в себя: «Мне что–нибудь оставили?» Услышала «да», но, увидев себя в зеркале, все равно не сдержала слез: правильно выкроили, неправильно пришили. Чтобы восстановить грудь, срезали со спины лоскут кожи, потому что была настолько худенькая, что с живота нечего было взять.
— Я уговаривала хирурга: «Можно тут подрезать, здесь подровнять...» — рассказывает Ирина. — «Это же не ткань, это — тело! — недоумевал врач. — Да и не нужно это тебе». Я в слезы: «Как же я с такой грудью буду жить?» А они мне: «Знаешь что, кто доберется до 2–й пуговицы — дальше уже не остановится. А на спине тату сделаешь — будешь самой модной». До сих пор благодарна врачам за деликатное отношение, за то, что не только жизнь спасли, но и самооценку. Даже перед операцией настраивали на то, что я просто иду на пластику...
Затем началось второе испытание — 4 месяца изнуряющей химиотерапии. Гормональный фон был нарушен. Ирина поправилась сразу на 2 размера.
— До сих пор не могу привыкнуть к своему весу. Перешла на свежевыжатые соки, продукты, богатые клетчаткой. Удалось сбросить только 10 кг. Дети, подруги видели, как я переживаю, но спасибо, что не жалели, а говорили: «Да, худощавая ты была хороша, но сейчас еще лучше. Так что купи себе размерчик побольше и не парься».
В мире уже несколько десятилетий рак груди не считается приговором. 80 — 95 процентов женщин, которые обращаются к врачу на первой стадии заболевания, выздоравливают. Да, лечение — тяжелое, изматывающее и тело, и психику. Но жизнь обретает другую ценность.
— Через полтора года я поехала на конференцию в Москву, посвященную борьбе с раком груди, и увидела много красивых женщин, которые 20 лет назад оперировались, — говорит Ирина. — Одна сделала пластику и еще дважды выходила замуж, другая родила ребенка. Моя подруга после операции 5 лет прожила так, как не жила до этого. Трижды объехала всю Европу с мужем. До этого не было желания, приоритеты другие, и, когда мы собирались, она все время повторяла: «Если бы этого со мной не случилось, я бы и мира не увидела».
Через год после операции Ирина стала читать лекции студентам, приходить в больницу к женщинам, которые столкнулись с той же бедой, и объяснять, что рак груди — это не билет на тот свет. Это просто одна из жизненных преград.
— Рак — не очень популярная тема, — рассуждает Ирина. — Нам с утра до вечера по всем телеканалам рассказывают про кариес, бронхит, радикулит. Но не про рак. Хотя диагноз молодеет. Самой молодой из пациенток, с которой я познакомилась, было 24. У нее, к счастью, сложилось все удачно. Она даже в больнице познакомилась с будущим мужем, который пришел навещать родственницу. Как говорят, не знаешь, где найдешь, где потеряешь... Но все же лучше пусть будет поменьше таких поводов для знакомства.
Нельзя откладывать на завтра
Медики называют много причин рака груди: меньше и позже рожают, меньше кормят детей, больше абортов, больше одиноких, больше занятых бизнесом, больше поводов для стресса. Женщины, как правило, находят для себя две причины: либо сильный стресс, либо сильный удар по груди.
София Лабзина 17 лет назад попала в автокатастрофу. Через два месяца обнаружили рак груди. Через четыре года, в 45 лет, у нее родился сын, несмотря на уверения медиков, что это невозможно. Через год — внучка. София оставила школу, где работала завучем по воспитательной работе. В жизни появился новый смысл — дети. Она рассказывает, как сына по ошибке приняли в музыкальную школу в 7 лет вместо 9, как он победил в конкурсе исполнителей на народных инструментах, как переживает, когда он в 10 вечера возвращается с каратэ. В этих материнских заботах, казалось бы, слово «рак» вообще должно было затеряться. Но границу свою в жизни он начертил. До него жизнь была одна, после — другая...
— Наверное, Бог предупредил, — задумчиво произносит София. — Что нужно думать о себе. Я все время считала, что все еще будет. И вот это, и то. Теперь каждый день — праздник. Я всему радуюсь. Ничего не откладываю. Когда выписалась из больницы, мы с мужем собирались ехать в Париж. Еще не зажили раны, повязки не сняли, рука как следует не поднималась. Он говорит: «Может, отложим поездку?» Я наотрез: «Запланировали — едем». Как говорится: увидеть Париж и умереть.
Женщина на самом деле гораздо сильнее, чем кажется. Она пребывает в стрессе только в первые несколько дней или недель после постановки диагноза, видимо, из–за фактора неожиданности. А затем большинство начинает отчаянно бороться.
— Я всегда была уверена: со мной ничего плохого быть не может, — говорит София. — Даже когда узнала, что опухоль злокачественная, не волновалась — ее же удалят! Да и какое волнение, если вокруг столько внимания. Не надо было искать врача, чтобы задать вопрос, — сами по сто раз подходили. Я больше переживала за внешность: что придется вставлять имплантат, приживется ли он, что после химиотерапии выпадут волосы. Это я потом прочитала, что они заново отрастают, еще даже лучше, начинают виться. Но во время химиотерапии все плакали. Я в том числе — у меня же второй муж, романтические отношения. Но мне великолепно сделали операцию. Я уже через два года могла топлес загорать в Тунисе. И сына почти 2 года кормила грудным молоком, без всяких смесей.
Нет, страх, он все равно остается. У пролеченных от рака молочной железы женщин есть риск рецидива. Но это не означает, что всю оставшуюся жизнь они должны провести в его ожидании.
— Чем больше живешь, тем больше надежда, что рак не вернется. Когда родился сын, было страшно. Особенно когда начинал болеть шов. Тут же мысль: а вдруг? Начинаешь себя успокаивать: у людей, которые прошли войну, болела нога, которую ампутировали. И дочь взрослая, если что — вырастит. Помню, в больнице на глаза постоянно попадались цифры: самое большое количество рецидивов — в первый год, потом — 3 — 5 лет. И это не давало возможности расслабиться. Но я видела женщин, которые попадали в больницу дважды. И никто из них не думал, что это уже конец. Они строили планы. Одна молодая мама, у которой дома остались маленькие дети и которой муж возил яйца в трехлитровой банке, говорила: «Ну вот, сейчас вторую грудь удалят и теперь уже ничего болеть не будет».
Мужчины реагируют гораздо тяжелее. Только одни сразу уходят из семьи, а другие остаются рядом, чтобы помочь все преодолеть. Софии Лабзиной с супругом повезло.
— Представляете, за все время (а я пролежала в больнице целое лето!) не было такого дня, чтобы он ко мне не приехал. Я иногда спускалась к нему и видела, что он спит — настолько уставал. Я им страшно гордилась. Мы еще не были в то время расписаны. Все раздумывали. Но после больницы он забрал меня к себе. И мы уже больше никогда не расставались.
«Крутые повороты» для человека — понятие относительное. Для онкобольной — тоже. В попытках понять, почему это случилось, каждая неизменно погружается в пучину своих прошлых ошибок. И с каждым новым ответом на бесконечные вопросы «что я сделала не так?» и «что не успела сделать?» начинается вторая жизнь, которая уже не кажется бесконечной и которую очень хочется прожить.
Компетентно
Руководитель отдела онкомаммологии РНПЦ онкологии и медицинской радиологии им. Александрова Леонид Путырский:
— Я постоянно повторяю, что переживать нужно только за свое здоровье, а не за всех и за все подряд. Но все равно все учатся на своих ошибках. Да, сегодня стали более внимательными к себе, поэтому болезнь чаще выявляется на ранних стадиях. Если в 1994 году 40 процентов всех случаев рака молочной железы фиксировались на 3 — 4–й стадии, то в 2009–м — всего 17 процентов. Но огорчает другое: рак все чаще поражает молодых девушек до 30 лет. И ведет он себя более агрессивно. О чем это говорит? О том, что не надо оттягивать с рождением ребенка. Карьера — это не главное для женщины. Родить и выкормить 2 — 3 детей — это в первую очередь полезно для женского здоровья, а не для государства. Это природой заложено, а не программой по решению демографического кризиса.
Справка «СБ»
В Беларуси диагноз рак молочной железы ежегодно ставят более чем 3,5 тысячи женщин. И с каждым годом эта цифра растет...
