Дело о 8 миллионах

Случилось несчастье: 35-летняя женщина получила производственную травму, в результате которой лишилась кистей рук. Она считает, что, кроме физического, ей нанесен и серьезный моральный ущерб, желает его возместить. Предполагаемый ответчик - частное предприятие. Размер компенсации - 8 миллионов рублей - утвержден на совместном заседании родственников потерпевшей.

Когда я разбиралась в этой ситуации, пришла к мнению, что моральное увечье действительно имеет место.

Но традиционными способами нанесенный ущерб не возместишь.

Визит

Тамары дома не оказалось. Двенадцатилетняя Катерина проводила нас к дому дяди, сказав, что мама там. (Имена героев статьи изменены по моральным соображениям.) Ее мама, дядя и его жена Галина, увидев, что девочка привела делегацию из журналистки, директора и главного инженера производственного участка, где до недавнего времени работала Тамара, насторожились. Впрочем, хозяйка дома быстро сориентировалась. Подбоченившись, она произнесла краткую, но яркую речь: "Где ж это видано! Сделали человека инвалидом и не хотят расплачиваться!"

Галина, судя по всему, решила сразу взять быка за рога. "А как ей теперь жить?" - указав на золовку, вопрошала она. Я совсем не ожидала такого начала. Пришлось задуматься над сценарием нашей двусторонней встречи. За это время Галина постаралась принять наиболее воинственную из всех известных ей поз. Дядя незаметно исчез в другой комнате. Тамара, пряча изуродованные руки в рукавах куртки, молча воззрилась на меня. Катерина поглядывала то на гостей, то на родственников. Ее тетя просверлила взглядом всех по очереди, придумывая, судя по всему, новую речь. Когда она снова набрала в легкие воздуха, я ее опередила, приняв решение взять роль спикера на себя:

- Тамара, - обратилась я к матери Катерины, - ваша сестра прислала в редакцию письмо. Поэтому мы приехали.

Протянув два плотно исписанных листа, я стала ждать, когда женщина ознакомится с текстом.

Письмо

Вера Быкова, одна из сестер Тамары, давно уже живет в Волгодонске. Полгода назад она приезжала в поселок проведать попавшую в беду сестру. Вернувшись домой, написала в редакцию - в надежде, что рассказ о несчастье заставит директора производства оказать сестре помощь. Трагедия произошла зимой прошлого года. Тамара действительно пострадала на производстве и осталась с двумя дочками и взрослой сестрой - тоже инвалидом - на руках. Впрочем, "на руках" уже не скажешь. То, что осталось от кистей, врачам пришлось ампутировать. Теперь руки - это две культи.

"Очень хочется, чтобы вы напечатали статью и, прочитав ее, кое-кто задумался, как несправедливо отнеслись к человеку", - писала жительница Волгодонска. Вкратце описала ситуацию: работала Тамара на литейной машине прессовщицей. Профессии этой "нигде не училась, машина была неновая, часто ломалась". Дальше автор повествует о большой норме выработки, о злополучном дне, когда машина "бегала, как сумасшедшая", и о том, что Тамара все равно самоотверженно приступила к делу. "Нужно было работать, за простой никто не платит", - с горечью сетовала далекая родственница. Вскользь Вера упомянула, что Тамара пришла на работу после ночи хорошего застолья. Но тут же дала ремарку: "Хочу вам сказать, что рабочие частенько приходили выпивши, что говорит о низкой дисциплине".

В письме - трогательный рассказ о тяжелой судьбе матери-инвалида ("дров некому наколоть") и о жестоком директоре производства, который, хоть в больнице "был на высоте", потом бросил свою бывшую работницу на произвол судьбы. "В воду канули его обещания, - пишет Вера и задается риторическим вопросом: - Как чувствует себя директор, проходя мимо того пресса, где долго валялись пальчики моей сестры?"

- Все правильно, - дочитав письмо сестры, сказала Тома и, приободрившись, стала ждать, что мы намерены ей предложить.

О правде и кривде

- Разве это правда, что вас не учили, что машина была неисправна, что у вас была большая норма и что за простои вы ничего не получали?

- Ну... это неправда, - нехотя согласилась Тамара, удивленная моей осведомленностью. - Нормы нет никакой, заработок от выработки. Но машина была неисправна.

- Разве? - снова спросила я.

Всю ночь с 13 на 14 января 2004 года Тамара отмечала старый Новый год. А к 6 утра надо было идти на работу. Женщина не первый раз явилась в цех в подпитии, но на этот раз бригадир ее прихода не заметил. Опоздав на 40 минут, не выспавшаяся и все еще навеселе, Тамара проскользнула в цех. Включила механизм. Машина имеет дверцу, которая прикрывает пресс-форму и защищает рабочего. Когда деталь отлита, механизм останавливается, рабочий открывает дверцу, блокируя тем самым процесс, извлекает деталь, снова закрывает дверцу и ждет, когда будет отлита следующая. Тамара решила не тратить время на открытия-закрытия. Она оставила дверцу открытой, а концевые выключатели заблокировала картоном, чтобы машина работала и с открытой дверцей. Не прошло и 15 минут, как раздался ее страшный крик.

По дороге в больницу пострадавшая просила слесаря вытащить из выключателей картон. Ей хотелось, чтобы все выглядело, как неисправность "сумасшедшей машины", но парень стопор не убрал. В больнице бедная женщина беспрерывно плакала, говоря, что не хочет жить. У всех от жалости разрывалось сердце. На время все позабыли о том, что сама виновата, не попрекали, не напоминали, сколько раз пьяную из цеха от греха выводили. Ее не увольняли только потому, что жалели детей. В небольшом поселке работу найти нелегко. Полтора месяца к ней ходили посетители с авоськами: носили еду и одежду, купленные на деньги коллектива. Приодели, чтобы не стыдно в больнице было перед людьми, каждую неделю детям давали деньги. Но... со временем сумма добровольного пособия стала уменьшаться. Коллектив понял: денежные пожертвования уходят не на те дела.

Вернуться пока не готова...

А на производстве, как и положено, проходило расследование обстоятельств несчастного случая. Запротоколировали и алкогольное опьянение, и грубые нарушения техники безопасности. Начальство оштрафовали, потерпевшей выплатили страховую сумму, назначили пособие. Несмотря на неприятности, которые свалились на головы руководства предприятия, Тамаре помогали, так как ее несчастье нельзя было сравнивать ни с чем. Она пользовалась этим, считая, что все в порядке вещей. На шорох неожиданно свалившихся купюр слетелась родня. А тут директор предложил: "Тома, возвращайся в коллектив - жить-то надо!" Посулили легкую работу на телефоне с громкой связью: нужно только сидеть, давить на кнопку и отвечать. Предлагали завышенную для такой нехитрой деятельности зарплату. Тамара подумала и сказала: "Пока не готова принять это предложение".

Еще в марте, получая всяческую поддержку руководства и коллектива (это когда директор "был на высоте"), женщина, немного придя в себя, решила, что сможет получить деньги и не работая. "Добрые" люди посоветовали ей "пугануть" начальство производственного участка, который, как я уже сказала, является филиалом частного предприятия. "Пусть раскошеливаются коммерсанты!" - решило семейство. И у них родился "гениальный" план.

Гениальное все просто

Вид избушки, где обосновалась семья Тамары, меня озадачил. Такого убожества я не видела ни в одном, даже самом запущенном, деревенском доме. Причем грязь накопилась не за время нетрудоспособности хозяйки. Совершенно ясно, что следить за порядком никогда не входило в планы ни Тамары, ни ее старшей 16-летней дочери. Которая, кстати, нагулявшись ночью, днем сладко спала, набираясь сил для нового ночного "рывка". Мать о воспитании детей, судя по всему, думала нечасто. А вот мысль о возмещении морального ущерба засела в голове крепко.

С помощью "знающих людей" женщина написала заявление на имя своего бывшего директора: "Прошу вас выплатить моральный ущерб в размере 8 млн. руб. В случае несщастного случая. В случае не выплаты падаю иск в суд". (Орфографию автора сохраняю.) "Знающие люди" уверили Тамару, что 8 млн. руб. у нее практически в кармане. Эти люди все просчитали: и то, что "несщастный" случай имел место на предприятии, которое принадлежит частной фирме. Вот ключевой момент: частники должны знать свое место и находиться в постоянном страхе, а то их проверками замучают. По расчету родни, дело должно было выгореть: как только коммерсанты представят, что их ждет после подачи иска в суд, так сразу и раскошелятся.

Такая ущербная мораль

В поселке вы не найдете ни одного человека, который бы в сомнениях стал чесать лоб, представляя, как будут потрачены эти деньги. Все вам скажут сразу: истица и ее советчики деньги очень быстро пропьют. Я-то утверждать подобного не стану, но люди в маленьком поселке все друг про друга знают.

Я вот написала это и представила, что знакомые, друзья и близкие скажут: "Да что ж ты делаешь? О несчастной матери в таком тоне! Совесть-то у тебя есть?" Отвечу: мне всегда казалось, что совесть - одно из самых ценных качеств человека. Потерять ее довольно легко, а возместить - как, например, моральный ущерб - эту утрату невозможно.

...После того как Тамара в очередной раз отказалась принять предложение вернуться в коллектив и "завязать с этим делом", я сказала ей:

- Вам не кажется, что моральный ущерб нанесен не вам, а коллективу, который так искренне пытался вашей семье помочь? Кроме того, коммерсант дает работу сотне людей в вашем поселке. И людям эта работа нужна!

На этом я завершила кратковременную карьеру спикера в доме Галины, где проходило наше импровизированное собрание. Тамара расплакалась и убежала в другую комнату, закрыв лицо изуродованными руками. Я посмотрела на Катерину - ее лицо ничего не выражало. Постояв секунды три, она пошла вслед за матерью.

Знаете, к какому выводу я пришла? Кому-то из нас обязательно нужно возместить моральный ущерб, вот хоть этой маленькой черноглазой Катерине. Только кто и как будет это делать? Очень сложный вопрос. Если бы можно было повернуть время вспять, показать в каком-нибудь волшебном кинематографе будущее, многое, наверное, Тамара сейчас сделала бы не так. Начала бы жить осмысленнее, продуктивнее, целенаправленнее. Это я так думаю. А вот те, кто знает эту женщину лучше меня, сильно в этом сомневаются. Короче, я чувствую себя неловко. Морально, можно сказать, страдаю. В этом поселке городского типа мне тоже нанесли ощутимый моральный ущерб.