Когда-то ясновидящая предрекла Дарье Донцовой судьбу – и до сих пор все, о чем она вещала, сбывается. Так что на фоне обещанных писательнице ста лет жизни нынешнее 60-летие выглядит совершенно рядовым событием.
Ты старая клизма, а я – молодая девушка!
– Я очень люблю свой день рождения. Слово «юбилей» никак на меня не влияет, так что и в этом году у меня просто день рождения. Обычно это радостный праздник. Один раз, правда, вышел печальным: три года назад 5 июня умерла моя собака Мульяна, Муля. Мы прожили вместе десять лет. И два года подряд после этого я просыпалась 7 июня и понимала, что у меня, с одной стороны, день рождения, а с другой – очень близко от даты смерти Мули…
Родные и знакомые начинают звонить мне с поздравлениями уже в полночь. Но, как правило, 
всех опережает дочка Маша. «Мама, – радостно кричит она в трубку, – ты что, спишь, что ли? День рождения настал! Давай веселиться!» Потом дозванивается писательница Таня Устинова, моя подруга, и говорит те же самые слова. А за ней и Маша Трубина, с которой мы дружим уже 55 лет. Учились в одном классе, а познакомились еще раньше, играя во дворе. У нас с ней есть давняя шуточка. Дело в том, что Маша родилась 9 марта, и наша разница в возрасте – неполные 3 месяца. И все это время, когда ей уже стукнул очередной год, а мне нет, я звоню ей через день со словами: «Машка, ты старая клизма! А я – молодая девушка!» А 7 июня Маша обязательно перезванивает где-нибудь в полдень и торжественно заявляет: «Теперь мы обе старые клизмы!»
Гадалка пообещала бессмертие
– В 23 года, только-только окончив институт, я была молодой, но уже разведенной матерью. Мне были очень нужны деньги. Знакомые сумели устроить переводчицей в сирийское консульство. Однажды меня закрепили за одним журналистом. Он путешествовал по Сирии. Как-то мы отправились к гадалке, к которой едут со всего мира. Репортер хотел узнать свое будущее. А ясновидящая наотрез отказалась ему предсказывать. Взглянув же на меня, добавила: «Вот ей погадаю». Подвела к какому-то чану с водой и заявила, что у меня родится дочь – беленькая, с голубыми глазами. Я поулыбалась про себя: раз я блондинка, кто еще у меня может родиться? Второе, что она сказала: в 45 лет я сильно заболею, но не умру. По этому поводу я порадовалась, конечно. Третье предсказание заключалось в том, что во второй половине жизни я стану обеспеченным человеком. «Добьешься успеха правой рукой», – добавила ясновидящая. Я решила, что гадалка имеет в виду кольцо на пальце, и спросила, за кого же я выйду замуж. Но она ответила: «Ты все сделаешь сама». Журналист, который приехал туда со мной, принялся настаивать: погадай да погадай! Положил ей на стол очень большую для арабского мира сумму. Гадалка уступила: «Хорошо, но ты сам напросился. Нет тебе жизни, умрешь в 52 года». Ему на тот момент было 50. Можете представить, с каким лицом он вылетел из ее юрты?! А она вдогонку ему: «Хочешь жить – не ешь руками!» Мы вышли. «Ну что за глупость такая? – попыталась я ободрить обреченного. – Ногами надо есть, что ли?» А через два года он в какой-то арабской стране подцепил кишечную инфекцию и скончался. Тогда только меня осенило, что означает «не ешь руками»: я же видела, как в Сирии он подходил на базаре к прилавкам, брал еду руками и пробовал, а это строго-настрого запрещено всем европейцам. Впрочем, может, совпало…
Потом у меня родилась девочка с голубыми глазами, это снова заставило меня думать о предсказании. Я с улыбкой пересказывала давнюю историю мужу и подругам – и мы вместе над ней смеялись. «Скоро ты станешь обеспеченной, и мы все будем хорошо жить», – говорили они мне. Но сначала наступил тот самый опасный возраст – 45 лет. И мне в самом деле поставили неприятный диагноз – «онкология». Но, как и было обещано, я умудрилась не умереть. А потом возникли книжки, и стало ясно, к чему было сказано о правой руке… Но знаете, я все равно не верю гадалкам. А в случае с сирийской предсказательницей произошла необъяснимая вещь… Может, она меня запрограммировала? Я же, можно сказать, никогда не забывала о ее прогнозе. Она ведь даже пообещала, что я проживу 104 года. А на прощание добавила: «Ты вообще не умрешь. И я не понимаю, почему». Смысл этой фразы для меня самой до сих пор загадка. Может быть, она имела в виду книжки? Или мир так изменится, что меня воткнут в компьютер – и я буду вечно строчить детективные романы? Представляете этот ужас – вечная Даша Донцова?!
Хочешь жить – выплывешь!
– О болезни, которую мне предсказали, я узнала случайно. Ну да, беспокоило кое-что. Было понятно,
что что-то не в порядке. Но к врачу не шла. Я же бывшая советская женщина! Поболело и перестало… Куда важнее дети, их заботы, проблемы… А еще мы как раз путевку на юг купили. И что теперь? Я скажу, что больна, – и сорву всем отпуск? Подобные размышления – чисто женская глупость.
Меня часто спрашивали, испытала ли я отчаяние, узнав диагноз? А кто обрадуется известию, что ему через три месяца умирать? Боялась я многого. Маша была 11-летней школьницей. Сын Дима старше, ему 20 лет с небольшим, но и ему остаться без мамы было бы тяжело. Тогда еще были живы обе мамы – моя и мужа. Я их очень любила, а характер у обеих был… на козе не объедешь. И кто, кроме меня, их бы терпел? Наконец, муж Александр Иванович – молодой мужчина. Он что, будет жить один? Женится, естественно. Значит, у детей появится мачеха. А что будет с моими кошками, собаками? Но доконали меня занавески. Перед тем как попасть в больницу, я сама сшила и повесила новые занавески – шелковые темно-бордовые. Очень ими гордилась, хотя они никому не понравились. Все сказали: темные и сшиты по-дурацки! Так что из кабинета врача я вышла с мыслью: «Александр Иванович женится, и его новая жена снимет мои занавески!» И такая злость внутри поднялась! Я тут же решила, что за занавески надо бороться!
В общем, как-то не думается о великом в тот момент, когда слышишь, что жизнь твоя, можно сказать, кончена. В первую очередь у женщины начинают крутиться чисто бытовые мысли. В их числе о том, как объявить о проблеме домашним, да и говорить ли… В какой-то момент я решила, что будет лучше, если сама подберу Александру Ивановичу новую жену. Отдам его, так сказать, в хорошие руки. У меня есть близкая подруга – Оксана Степановна Глод, хирург по профессии. Она крайне порядочный человек, прекрасно готовит. К тому же понимает в собаках, у нее их три. Ее сын был близким другом моей дочки. Короче, поехала я к Оксане Степановне, в слезах влетела в квартиру и выпалила: «Ты просто обязана выйти замуж за Александра Ивановича!» Надо отдать Оксане должное: она не дрогнула, предложила сесть и поговорить. А потом отправила меня к другому, очень хорошему хирургу-онкологу, которому я благодарна за то, что осталась жива. Был очень тяжелый год лечения, потом – неприятные пять лет сидения на гормонах. Зато теперь я вполне ничего.
Из-за аэрофобии летаю на унитазе
– Людям, больным онкологией, я советую не спрашивать себя: «Ой, за что мне это?» Надо спросить: 
«Для чего мне это?» Тогда понимаешь, что твое новое состояние – стартовая площадка куда-то. Один живет долгие годы, не задумываясь ни о чем, – и шанса изменить жизнь у него нет. А у меня появился. Онкология вообще, как правило, так на человека и действует – стукает по голове. А почему стукает? Значит, жил как-то не так. Поменяешься – выживешь… Хороший онколог так и говорит пациенту: «Вам надо измениться». При этом когда больной спрашивает: «А как?» – врач отвечает: «Не знаю. Сами нащупывайте». Как-то я проснулась утром и думаю: «Что-то холодно голове». Иду в ванную – и вижу в зеркале: кто-то в гости пришел. Кто же это? А это я – вся лысая! У меня, конечно, шок. Обычно волосы у людей пучками выпадают, а у меня – все и сразу. В тот день я должна была проводить занятие в книжном магазине «Молодая гвардия». Я тогда еще не была писателем – преподавала там немецкий язык. Что было делать? Моя дочь метнулась в переход метро и купила синтетический парик – такие куделечки. Натянула их на меня и причитает: «Ой, мама! Как прекрасно! Как прекрасно!» Что-то в ее голосе меня смутило. Посмотрела в зеркало… А у нас тогда собачка была – карликовый пуделек Черри. И вот смотрю на себя: «Матерь Божья! Ну прямо как Черри!» Так смешно! Спустилась в метро, еду, а жара страшная. Парик – это же по сути шапка. Я взяла и сняла его посреди дороги, сунула в сумку. Думаю, вагон запомнил эту картину на всю оставшуюся жизнь... Не надо бояться облысения после химиотерапии.
На самом деле лысая голова никак не мешает жить. Тем более что со временем волосы отросли.
Мне много чего противопоказано после болезни. Нельзя, например, набирать вес. Ну и прекрасно! Я никогда и не хотела толстеть! Нельзя ходить в баню. Я себя убедила, что туда и не хочу. Еще мне противопоказано активное солнце. Море где-нибудь на Мальдивах – не моя история. Но это даже к лучшему. Я ужасно боюсь самолетов. Надо видеть, как я вхожу в салон. До сих пор частенько прячусь в туалете: мне кажется, там более безопасно. В общем, лечу на унитазе. Из-за того что я не могла поехать на море, которое Александр Иванович очень любит, я отправляла мужа в отпуск с подругой. С той самой Оксаной Степановной, на которой в критический момент жизни решила его женить. Одному Александру Ивановичу отдыхать скучно, а с чужими людьми было бы некомфортно. Они с Оксаной Степановной много где были: на Гоа, в других теплых краях. Никаких сомнений, терзаний от ревности я никогда не испытывала. До Александра Ивановича, с которым я живу 28 лет, у меня было два мужа и несколько неофициальных встреч. И ни разу мне не попался гадкий мужик. Так же с подругами. Мы много лет идем с ними по жизни. Они уже не подруги мне, а сестры. Так с чего вдруг моей сестре заниматься подлостью и уводить у меня мужа?!
Таблетка от депрессии
– Свою первую книгу я написала в конце 1970-х, и это был детектив. Тогда он никак не мог быть опубликован. В то время в советской стране к детективу относились как к жанру, которого быть не должно. Да, Лев Шейнин написал «Записки следователя», но Шейнин был начальником следственного отдела прокуратуры СССР. А чтобы просто писатель сочинил детектив – такое даже представить было невозможно. Тем более писатель-женщина. Поэтому, когда я принесла в издательство первую книгу, мне очень четко объяснили: пиши или про рабочий класс, или любовный роман, но тоже с производственным налетом. А я не умею ни того, ни другого.
Вернуться к писательству помогла 
онкология. В палате реанимации я зависла на несколько месяцев: за одной операцией следовала другая. Муж (он у меня психолог) уговорил врачей – и они согласились передать мне бумагу и ручку. «Хотела писать – пиши», – сказал Александр Иванович. Так, подперев спину подушкой, я до сих пор в кровати и пишу. Очень удобно.
Я не могу не писать. Обычно делаю это по утрам. А если недописала какие-то важные страницы, сажусь еще и вечером. Не пропускаю ни дня. Если не буду писать, меня разорвет, как хомячка. Ведь почему пишу по книжке в месяц? Вопрос не упирается в деньги. Хотя чем больше работаю, тем больше получаю, это правда. Но если учесть, что у меня тираж под 130 млн, построенный дом, муж-академик, взрослые дети, которые не просят ничего из маминого кармана, то в принципе заработанных денег нам с мужем хватит, чтобы тихо сидеть в саду. Чего же я не останавливаюсь-то? Потому что для многих людей я палка, костыль, таблетка от депрессии.
Елена ГОРЯЧЕВА, ООО «Теленеделя», Москва (специально для «ЗН»), фото Витала ФЕДОРОВА
