Спасти одну детскую жизнь – это уже бесценно. А на счету Михаила Талабаева, заведующего нейрохирургическим отделением для детей РНПЦ неврологии и нейрохирургии, их сотни. Корреспондент «Знаменки» пообщалась с врачом и узнала, почему маленьких пациентов становится все больше, чем плохи москитные сетки и до чего дошел прогресс.
Саша скоро вернется домой. Надоело ей в больнице
– Симпатяга, привет! – здоровается Михаил Владимирович с улыбчивым Арсением, которому пять месяцев. Мальчик родился с довольно редкой патологией – неправильной формой черепа. Чтобы это исправить, понадобилась серьезная, даже рискованная операция, которая длилась почти пять часов.
Сегодня идет 11-й день после того, как часть черепа мальчика «разобрали» и собрали заново, а перед нами веселый, активный ребенок, проведенную операцию выдает только повязка на голове.
– Когда я пришел в нейрохирургию в 90-х, было эмоционально очень тяжело работать, – вспоминает Михаил Владимирович. – Большинство пациентов уезжали на инвалидных колясках или вообще на каталках. Состояние после хирургического вмешательства было удручающим. Сегодня в большинстве случаев дети уходят на своих ногах. По многим даже не скажешь, что им делали серьезную операцию.
Доктор показывает видео на телефоне с бегающим малышом:
– А про этого мальчика все думали, что он никогда не сможет ходить: врожденный порок спинного мозга. Результат сами видите.
Еще одна пациентка Михаила Владимировича – Саша (1 год и 9 месяцев) – скоро поедет домой. Девочка перенесла операцию на стволе головного мозга – в месте, где сконцентрированы все самые важные функции организма.
– Раньше таких операций вообще не делали. Потому что уж если не убьешь, то сильно покалечишь. Сегодня у нас гораздо больше возможностей: развивается медицина, мы получаем новые знания. У нас есть современное нейрохирургическое оборудование, которое позволяет точно найти патологию, обойти значимые зоны мозга и не повредить их.
Надеваем рубашку, штаны, бахилы, шапочку, маску и направляемся прямиком в операционную.
– Вот этот аппарат, похожий на маленькую серенькую тележку, стоит 100 тысяч евро и позволяет удалять опухоли так, чтобы не повреждать здоровый мозг. Называется – ультразвуковой аспиратор и дезинтегратор, – начинает экскурсию Михаил Талабаев. – Вот наш операционный микроскоп, очень мощный. Есть навигационное оборудование. Приборы, позволяющие диагностировать, какой отдел мозга за что отвечает. Мы можем контролировать функции человека непосредственно во время операции…
Идет операция
Пациентов с каждым годом становится все больше: с черепно-мозговыми травмами, опухолями, пороками развития центральной нервной системы и другими заболеваниями.
– Это из-за того, что улучшилась диагностика. Плюс теперь хирургически лечим то, о чем раньше и не думали. Например, в прошлом году начали оперировать пациентов с детским церебральным параличом. А также с эпилепсией, которая у четверти больных не лечится таблетками. Результат поразительный. Скажем, у человека были еженедельные припадки, а теперь вообще нет. Или случалось от 100 до 200 припадков в день – вы даже себе не представляете такую жизнь – а теперь по 10. Лет 20 назад мы не могли оперировать многих пациентов с гидроцефалией. Сегодня беремся за, казалось бы, безнадежных.
Сейчас ведем переговоры с клиникой, где умеют исправлять родовую травму плечевого сплетения (в результате нее может плохо работать рука), чтобы отправить туда поучиться нашего доктора. В мире этой патологией занимаются не нейро-, а микрохирурги. Но она связана с нервами, а отделения микрохирургии у нас пока нет. Поэтому считаю, эту методику должны осваивать мы.
– Раньше хирургия детей первых лет жизни была очень сложна и рискована. Кровопотеря может в 2–4 раза превышать объем собственной циркулирующей крови пациента, – рассказывает Михаил Талабаев. – Сегодня мы проводим операции с первых месяцев жизни. Минимальный возраст – 5 часов от роду. За год набирается около двух десятков новорожденных (то есть тех, кто не старше 28 дней).
Чтобы такого ребенка прооперировать, нужно все просчитать заранее.
– Маму госпитализируют в больницу поближе к нам. Такие роды, как правило, проходят планово. Мы связываемся с акушерами, и едва ребенок появится на свет, готовы принять его, чтобы сегодня-завтра прооперировать.
Но даже если малыш родился не по плану, врачи тут же сбрасывают нам его данные по вайберу или электронной почте. У меня полтелефона в таких фотографиях. Новорожденного доставляют в наш Центр на реанимобиле. И мы тут же готовим его к операции. Это слаженная работа большой команды и всей системы здравоохранения.
Большая часть детей, которые лечатся в отделении Михаила Талабаева, – ребята с черепно-мозговыми травмами (к счастью, не всем из них нужна операция). Многим еще нет и года. То есть это те, кто получил травму по недосмотру родителей: упал с пеленального стола, скатился с родительской кровати…
– Любое падение ребенка – повод обратиться к врачу, – убежден нейрохирург. – Даже если ничего не беспокоит. А тем более, если он стал вялым, или капризным, или просто ведет себя не так, как обычно.
Летом нередко малыши выпадают из форточек. Многие думают, что ребенок не сумеет подвинуть табуретку к окну. Еще есть заблуждение, что москитная сетка – это преграда. Дети вываливаются вместе с ней. Чтобы получить серьезную травму, не нужно падать с пятого этажа, достаточно первого-второго.
