О волшебных картинах Анны Силивончик сказано уже немало. Ее карнавально–лоскутный мир не может не восхищать, вытаскивая из нашей памяти почти забытые, потаенные воспоминания о детстве, когда чувствовать себя счастливым можно было просто так, без причин и условий... Уютные сказки Анны — такие же легкие и яркие, как сама. Уже на пороге своей мастерской она вдруг принимается так заразительно хохотать, что большинство из заготовленных вопросов отпадают сами собой. Например, откуда в холстах художницы, чье взросление пришлось на прагматичные 90–е, столько наивной нежности и чистых красок? А когда я пытаюсь выяснить, как ей удается так часто выставляться в Беларуси, России и вообще везде, вспоминая при этом жалобы ее коллег–ровесников на тему того, как сложно молодому художнику показать свои творения хоть где–нибудь, Анна начинает рассуждать о таких абстрактных вещах, что я понимаю: ей вообще невдомек, о чем речь! Например, в прошлый четверг у нее открылась выставка в гомельском дворце Румянцевых и Паскевичей, где, к слову, когда–то размещался Дворец пионеров, куда Аню–первоклассницу водили в изостудию. В августе, гуляя с дочкой по парку родного города, художница вдруг поймала себя на мысли, что ее новых картин в Гомеле–то и не видели (сейчас она живет в Минске)... А через пару недель Анне позвонили и предложили устроить выставку. В Гомеле...
— Дворец Румянцевых и Паскевичей я помню еще тем, прежним, когда о реставрации и разговоров не велось, — улыбается художница своим воспоминаниям. — Теперь там часто проходят выставки, залы заполнились чудесными экспонатами... Но когда я попыталась найти то место, где проходили занятия нашего кружка, у меня ничего не получилось. Представляете, как все изменилось!
Конечно же, я, как и любой ребенок, очень любила рисовать. Хотя не исключено, что это у меня наследственное — в свое время моих папу и маму также приглашали учиться в школе имени Ахремчика, но бабушки побоялись отпускать их от себя в таком нежном возрасте. В результате родители стали инженерами–строителями, но мама иногда жалела об упущенной возможности. И уже никто не возражал, чтобы в свои 12 лет я переехала в Минск учиться в школе Ахремчика...
— Дальше, понятно, была академия искусств... Кстати, почему так происходит: в последние годы живописи там учатся преимущественно девушки, но профессиональным искусством по–прежнему занимаются в основном мужчины?
— Тут же все очевидно: девушки выходят замуж, заводят детей, и если у тебя нет возможности нанять няню, года на два творческая жизнь прекращается. А потом у всех происходит по–разному... Скажем, когда я сидела дома с ребенком (мастерской у меня еще не было), что–либо делать я могла только урывками, пока дочка спала. Причем рисовала исключительно акрилом — у него нет такого агрессивного запаха... Но стоило мне расстелить на ковре клеенку, тут же обнаруживалось, что времени рисовать уже нет...
— И что теперь — дочка рисует вместе с вами?
— Этим летом вместе с нами побывала на двух пленэрах, в прошлом году тоже брали ее с собой на пленэр... Уже начинает писать маслом! Недавно решили записать Марусю в художественный кружок — нас, родителей, в качестве советчиков она не воспринимает. И вообще чужие советы не любит, говорит, важно, чтобы ей самой нравился свой рисунок...
— С Василием Пешкуном вы не только растите дочь, но и устраиваете совместные выставки, выезжаете на пленэры, даже мастерская у вас одна на двоих. А еще говорят, что творческие люди сложно уживаются друг с другом...
— Честно говоря, я даже не представляю, как мой муж, если бы он занимался чем–то другим, вынес бы такой «подарок судьбы», как жена–художник. Сложно, знаете, успевать везде и сразу...
— Значит, кухня побоку?
— Грубо говоря, да. Я, конечно, стараюсь... Но когда готовишь выставку, например, о домашнем быте уже не вспоминаешь.
— А как долго приходится заниматься подготовкой выставки?
— Всю жизнь! — это в наш разговор вклинился Василий Пешкун, до сих пор сохранявший невозмутимость у своего мольберта. Впрочем, никакой иронии в его замечании не было — только спокойная констатация факта. Но на этом мои вопросы к Анне еще не иссякли:
— В интернете и газетных публикациях о вас часто говорят в превосходной степени: мол, «Анна Силивончик принадлежит к числу наиболее ярких индивидуальностей в среде молодых белорусских живописцев»...
— Как я не люблю все эти слова! И потом, это так относительно — раньше, когда телевидения еще не было, художественная выставка действительно могла стать событием. А сейчас по–настоящему узнаваемы разве что поп–исполнители, а на выставки ходят все те же художники и горстка людей, кому это интересно...
— Тем не менее в год у вас проходит несколько выставок, причем повсюду!
— Ну поскольку я больше нигде не работаю, кроме своей мастерской, накапливается довольно много картин, которые хочется показать.
— Интересно, а вы помните свою первую картину, которую написали за деньги?
— Это были очень смешные сделки: в студенчестве к нам приходила женщина, для которой мы за пару часов рисовали пейзажи по фотографиям, и она их потом где–то реализовывала... Хотя это была неплохая прибавка к стипендии. Но возможность продавать то, что нравится мне самой, появилась отнюдь не сразу.
— А есть ли у вас картина, которую вы не продадите ни за какие деньги?
— Вряд ли... О том, что когда–нибудь у меня будет юбилейная выставка, для которой хорошо оставлять хотя бы по паре работ в год (многие художники так делают), я пока не думаю. Не хочется ограничивать себя этими работами: как будто лучше я уже не сделаю. На память у меня остаются фотографии. А картины всегда можно взять для выставки у друзей — у некоторых достаточно большие коллекции моих работ.
— У друзей или все–таки у коллекционеров?
— Пожалуй, теперь я вполне могу назвать их своими друзьями... Людей, коллекционирующих искусство, у нас не особенно много, но некоторые из них по–настоящему уникальны. Например, я знаю человека, который собирает коллекцию современных художников даже на свою скромную пенсию!
— Иногда вы сопровождаете картины своими же стихами — не собираетесь издать поэтический сборник? Или предложить эти тексты кому–нибудь из наших исполнителей? На мой взгляд, у вас могло бы получиться очень любопытное сотрудничество с группой «Серебряная свадьба»...
— Ну что вы, в поэзии я дилетант и, к счастью, осознаю это. В качестве дополнений к картинам эти стихи еще могут существовать, но вот все остальное... Я достаточно самокритична. А с «Серебряной свадьбой» мы и так дружим, иногда они выступают у меня на вернисажах.
— Словом, кроме живописи, заниматься всерьез вы больше ничем не собираетесь?
— В принципе, мне было бы интересно попробовать преподавать. Не исключено, что когда–нибудь это произойдет. Но пока я не представляю, как мне совместить это с моим сегодняшним ритмом жизни. Хотя вдруг мне захочется снизить обычный темп своей работы?
— А какой он у вас сейчас — обычный? Например, сколько выставок у вас проходит за год?
— Минутку... Значит, сейчас Гомель, Минск, Речица, потом... В общем, в эти два месяца — семь выставок.
— И сколько же новых работ вам для этого потребовалось создать?
— Сложно сказать... Но в год, наверное, около 100 получается.
— Вам же скоро негде будет жить!
— Пока все работы путешествуют по выставкам...
