22 июня 1941 года в Витебске выдался теплый, солнечный день. Все оборвалось в одночасье - этот день стал самым черным в моей жизни. Молотов выступил по радио, и мы узнали, что началась война. Мне было тогда 15 лет.
Учащиеся 8 - 10-х классов прибежали в школу. Здесь должен был разместиться госпиталь, и школьники стали мыть стены, окна, полы - готовить классы под палаты. Директор школы и десятиклассники ушли на фронт.
Витебск был полностью затемнен, и машины ездили с выключенными фарами. Вдруг ночью со стороны Полоцка появились два грузовика, фары которых были включены. Взрослые и дети бросились к дороге. Машины остановились, и я увидела, что в кузове одной из них сидели измученные жарой и голодом женщины с детьми. Высокий военный лет сорока обратился к взрослым на ломаном русском языке: "Как проехать на Орша?" Ему стали объяснять, но мне его плохой русский показался очень подозрительным. И я по-еврейски сказала: "Не говорите ничего. Это не наш". Как ни странно, военный понял и стал приближаться ко мне. Тогда один из наших мальчиков, который был старше меня на год, заслонил меня собой. Затем кто-то произнес слово "телефон". Военный отступил и быстро сел в машину. О судьбе увезенных женщин и детей мы ничего не знали.
Еще через два-три дня над Витебском появились первые самолеты-разведчики. Началась паника: люди бегали, кричали, плакали, опасаясь бомбежки.
В начале июля мы эвакуировались из города. Когда, стоя на станции, ждали разрешения сесть в товарный вагон, начался воздушный бой. Страшно было видеть, как, загоревшись, падают самолеты...
Мы еще не знали, сколько испытаний предстоит пережить...
ДИМЕНШТЕЙН Евгения.
