Через реки, горы и долины

30 лет назад на БАМ отправился первый республиканский ударный комсомольско–молодежный стройотряд

Насчет того, что БАМ – «стройка века», конечно, преувеличение. Много было в прошлом веке строек. Не перечислить. Весь Север и Дальний Восток отстроили. Хотя БАМ, конечно, занимает в этой эпопее особое место. Десятки тысяч молодых людей в средине 70-х со всех концов СССР ринулись в край вечной мерзлоты и там взрослели. Рассуждать о том, чем же был БАМ, могут многие: историки, политологи, экономисты, чиновники... Но точную оценку происходившему могут дать только те, для кого БАМ стал страницей жизни, перевернуть и забыть которую невозможно. Да и надо ли забывать?

Николай Степанович Бондарев попал на БАМ совершенно неожиданно. Проработав какое–то время «в комсомоле», он решил круто поменять свою жизнь и стал простым шофером. Причина была банальной: мало платили, а надо было кормить семью — жену и двоих детей. За три года профессия водителя стала почти родной. Но все–таки иногда тянуло к старым товарищам. Вот и 24 марта 1975 года, вернувшись из командировки, проходил мимо Минского обкома комсомола и решил заглянуть к друзьям по старой работе. Разговорились.

— Я тогда почти в шутку спросил: «Может, у вас командировка какая–нибудь интересная есть?», — рассказывает Бондарев. — Мне отвечают: «Есть. Очень интересная...» Спустя три дня, 27 марта, я был официально избран комиссаром первого белорусского ударного комсомольско–молодежного отряда, отправляющегося на БАМ. Кто мог знать, что командировка эта продлиться десять с половиной лет?

И вот поезд стоит на перроне. Торжественные проводы. Отряду присвоили имя Героя Советского Союза Николая Кедышко. В первой группе ехало 125 человек. Они должны были подготовить базу для тех, кто прибудет позже. Работа началась буквально сразу после того, как состав тронулся. Стали составлять списки людей: какие профессии есть, каких не хватает, как долго каждый планирует задержаться на грандиозной всесоюзной стройке.

Авантюристы, мечтавшие о легких северных деньгах и желавшие хорошенько покутить вдали от родительского дома, быстро разочаровались. С первых дней в отрядах была введена строгая дисциплина. Еще в Москве один из несознательных «бойцов» был отчислен за пьянку. Больше таких инцидентов не случалось.

Ехали долго, около пяти суток. 2 апреля поезд наконец остановился в Амурской области на станции Сковородино. Оттуда предстояло на автобусах добраться до Тынды, а после — до поселка Золотинко, где планировалось строить новую железнодорожную станцию.

— Нас встречали 6 автобусов, по каждому на область, — рассказывает Николай Степанович. — Но один из водителей по какой–то причине не явился. Стал вопрос, кто поведет машину. Конечно, молодых ребят, умеющих водить, у нас было немало. Но я, не зная пока людей, ни за кого не мог поручиться на сто процентов. Поэтому повел сам. Дорога эта мне надолго запомнилась — серпантин, петляющий среди сопок, каждый поворот смотришь на обочину, а там — обрыв. И так 12 часов почти без перерыва. Впоследствии, когда меня спрашивали, как я попал на БАМ, я отвечал: «Привез себя сам».

В Золотинко приехали рано утром. Там уже ждали несколько строительных вагончиков, оборудованных под жилье, и место для палаток. Надо было привыкать к новым условиям. Представьте себе, на майские праздники в поселке все от снега белым–бело, а температура на улице упала до минус 20.

— Я как комиссар отряда занимал полвагончика, — продолжает рассказ Николай Бондарев. — Около одной стены стояли четыре сдвинутые тумбочки — это был и стол, и сейф. Возле другой стены стояли две двухъярусные кровати. Там спали я и те, кто приезжал к нам в командировку.

Первым начали строить общежитие. К месту будущей станции подвезли сборные щитовые домики. Их устанавливали на сваи. Для того чтобы такую сваю в условиях вечной мерзлоты вбить, приходилось немало потрудиться. Сначала долго жгли костры — землю отогревали, а уж после вгрызались в нее кирками, топорами и лопатами. Попутно принялись за прорубку просеки по маршруту будущей железнодорожной колеи.

Белорусы приехали в Якутию только к началу второго квартала 1975 года, но за оставшиеся девять месяцев они выполнили полтора годовых плана. Уже следующую зиму все жили в общежитиях. Помимо этого, была построена школа, обустроены базы для двух мехколонн и тоннельного отряда, располагавшихся рядом.

— В общем, за девять месяцев родился целый поселок, который сразу же был признан лучшим на БАМе, — не без гордости говорит Николай Степанович. — Так же, как и бригада гомельчан, которой руководил Паша Глухоторенко. Она первой получила переходящее Красное знамя. Оно еще долго переходило из бригады в бригаду, не покидая пределов нашего поселка.

Вскоре понадобились новые люди. В начале июня Бондарев выехал в Минск. Приезжал на день–два в каждый областной центр республики и занимался отбором. В день принимал по 100 человек.

— Доходило до смешного, — рассказывает Николай Степанович. — Мы не брали тех, кто недавно сыграл свадьбу. Узнав это, молодые бежали в ЗАГС и забирали заявления. Женились позже, уже в Сибири. Поэтому неудивительно, что вскоре возникла необходимость строительства детского сада. В Золотинковском поселковом совете за все время его существования не было столько свадеб, сколько белорусы за несколько лет справили.

Станция Золотинко была полностью построена за 5 лет. Многие наши земляки так и остались жить на Севере. Лето здесь короткое, но жаркое. Приспособились, даже умудряются картошку выращивать...

Сейчас на станции стоит высокая стела, на которой написано: «...Станцию построил первый белорусский ударный комсомольско–молодежный отряд имени Героя Советского Союза Николая Кедышко».

В этом году, спустя тридцать лет, в Якутию вновь поедут белорусские студенты. Пока это пробный шаг, но северяне уже знают, как умеют работать белорусы, и уверены, что сотрудничество будет постоянным.

— Если наши ребята себя нормально зарекомендуют, для стройотрядов из Беларуси на Севере всегда будет гореть зеленый свет, — считает Николай Степанович. — А в том, что БАМ надо было строить, я не сомневаюсь. И о десятке лет, отданных суровому северному краю, ни капли не жалею. Хотя бы потому, что в экстремальных условиях, в которых нам доводилось работать, плохие люди как–то не приживались...