Человек и судьба

Таких положительных мальчиков в первые дни войны находили сотрудники НКВД. Из детей и подростков - невоеннообязанных, а значит, минимально подозрительных в глазах оккупантов, и создавались группы добровольных разведчиков
Фильм "Иваново детство" Андрея Тарковского я смотрела лишь раз. Такой пронизывающей боли кино, что дважды видеть его непосильно. Гомельский пенсионер Николай Степанович Годлевский согласно кивает головой: "Сердце рвет на части", но фильм этот смотрит каждый раз, как лента появляется на телеэкране. У 79-летнего старика подскакивает давление, начинают мелко дрожать руки, а супруга Нина Филипповна тянется за успокоительным. Все просто. "Иваново детство" бывший фронтовик переживает, как свое собственное, потому что нашумевшее кино о войне - это и его документальное детство. Одна только разница - киношный Ванька погиб, а Николай Годлевский выжил.

Колька-Водолаз

Встречать меня как дорогого гостя Николай Степанович выбежал на крылечко своего давно некрашенного дома - при полном параде, в фетровой шляпе. Несмотря на возраст, каждое утро фронтовик поднимает гантели и делает зарядку, оттого и глаза блестят, и движения стремительны, и нарядный пиджак с партизанским значком ладно сидит. Представляю, какие вихри энергии вращались вокруг него в 16 лет.

- Ого, я тогда в Речице был заметный парень: председатель ученического совета, пионервожатый, занимался на одни "пятерки", - хохочет Николай Степанович, доставая из альбома единственное фото тех лет. - А еще плавал лучше других мальчишек и под водой на спор дольше других сидел. Меня даже зачислили спасателем в водолазный отряд нашего ОСВОДа.

Таких положительных мальчиков в первые дни войны находили сотрудники НКВД. Из детей и подростков - невоеннообязанных, а значит, минимально подозрительных в глазах оккупантов, и создавались группы добровольных разведчиков, которые могли тихенько с риском для собственной жизни действовать в тылу врага, куда взрослому агенту был путь заказан. Спустя годы Николай Степанович перевернул много архивных документов, из которых узнал еще довоенный прогноз своего будущего: 98 процентов этих агентов должны были погибнуть. Их погибло 97 процентов, и никто не знал, что убивают разведчиков, а не мирных девочек и мальчиков, которых фашисты уничтожали тысячами. Впрочем, какие тогда мысли о смерти? 16-летний Коля Годлевский счастливым прыгал до потолка, когда в конце июня 1941 года дяденька-сосед по улице Петр Иванович Васильев, возглавивший народное ополчение в Речице, пригласил парня к себе и предложил стать... разведчиком оперпункта разведотдела штаба 3-й армии Западного и Брянского фронтов.

- Я вам скажу, какое это было ощущение, - старается перевести память на понятный мне язык образов. - Вас выбрали мисс мира! Так и я себя чувствовал. Вот только никому не мог рассказать, а распирало от гордости - я помогаю Родине и еще как помогаю! Мне дали кличку "Водолаз" по ОСВОДу и отправили проходить инструктаж под деревню Горваль, в штаб армии. Нас трое школьников из Речицы было. Учили отличать войска, технику, легенды рассказывать, а главное - все запоминать без бумажки. Тогда я подписал обязательство, что буду честно и правдиво выполнять поручения, под страхом смерти не выдам сведения врагу. Наставляли так: станут резать на куски - молчи. Ведь мы знали месторасположение штаба и запросто могли выдать немцам армейское командование. Признаюсь, сам тогда плохо соображал, какое мне доверие было оказано.

Набожная мама тихо плакала, благословляя сына тяжелым прабабкиным иконостасом Богородицы, который по сей день хранится в семье Годлевских. Комсомолец Николай очень верил, что Бог убережет его, если он не причинит другим вреда и... не снимет вещи с убитого.

"Почему тебя не расстреляли немцы?"

По законам военной разведки тех лет парень не значился в армейских списках, в тылу работал совершенно секретно и был известен немногим - только своему разведотделу да штабу. Если же задерживали наши, то юный агент обозначался только перед начальником особого отдела единственной фразой: "Я истребитель - иду в отряд N 5". А вот для немцев паролей не было. Для них Коля должен был оставаться невидимым. Если же случилось попасть - то придурковатым, голодным недорослем, который то ли заблудился, то ли корову потерял, то ли хочет подработать.

На задание мальчишку всегда вывозил его прямой куратор - Алексей Сушняк. Когда они встретились спустя 25 лет, Алексей Степанович узнал Годлевского не сразу, а лишь... со спины: "Сколько раз я смотрел тебе вслед, пока ты шел в лес. Надо же, только по косолапой походке и вспомнил!" К нужному населенному пункту, который интересовал штаб, добираться надо было окольными путями. По накатанным дорогам настоящие разведчики не ходили, иначе они просто не возвращались. Зато в лесах Годлевский ориентировался, будто на родном огороде. "С ним и сейчас не потеряешься", - вставляет свое слово Нина Филипповна.

Как-то осенью Коле пришлось бежать от немцев через реку. Всунул в рот камышину и переплыл на другой берег, оставшись в шапке, трусах и одном ботинке. Прятался среди трупов, стоял у сосны под дулом партизанской винтовки, сидел в лагере смерти. Все злоключения, от которых Николай поседел в 16 лет, уже не пересказать.

- У меня такая была задача, - вспоминает ветеран-разведчик. - Прихожу в деревню или город, стараюсь там осесть на несколько дней. Если вижу танки, другую технику - кладу в карман знаки: желуди, листочки, веточки, чтобы потом пересчитать и сказать, сколько там этого "дела" находится. Записывать ведь нельзя. Труднее всего в деревнях было. Чужого сразу замечали. Немцы задерживали. Ну, что? Распускал нюни, дурачком притворялся. Однажды пришлось съесть лягушку на глазах у немцев. Мол, голоден, есть хочу. Они любили, когда жадно при них едят. Или вызывался дрова колоть, мусор тягать. Я обязан был располагать к себе, чтобы с нужными сведениями вовремя вернуться к назначенному месту на встречу с оперативным работником.

Коля прослыл счастливчиком, потому что всегда возвращался. Авторитет у Годлевского появился, когда парень "принес" в голове расклад движения немецкой техники в районе Трубчевска, Погара и Почепа. Это и благодаря наблюдательности мальчишки, о чем гораздо позже напишут его командиры, 18-й дивизии была оказана помощь со стороны разведотдела армии. Подросток сделал пусть и небольшой, но реальный вклад в усиление сражавшейся Красной Армии... А время было самое трагическое. Вермахт развернул группу армий "Центр" и ударил на Брянском направлении, где маршал Тимошенко смог собрать некоторое количество танковых бригад и попытался организовать контрнаступление. Тогда это называлось "линией Сталина". Бои были тяжелейшие. Красная Армия сковала немцев, переходила в контрнаступление, но в итоге отступила. В хаосе тех боев затерялись наградные документы на молодого разведчика, которые подготовили его командиры. Возможно, документы вообще не дошли до высоких штабов. Армия отступала под концентрическими ударами немцев, до наградных ли было документов? "Да что там, даже машину советских денег на моих глазах спалили", - уточняет ту атмосферу Николай Степанович. А когда парень не вернулся вовремя из деревни Понуры, его посчитали погибшим. На самом же деле попал к немцам. Когда мальчишка сумел выбраться - на прежнем месте штаба армии уже не было.

- Сколько дней я прождал, не помню, - Николай Степанович начинает волноваться. - Болтаясь в незнакомом месте, я мог одинаково попасть в руки к немцам и нашим, которые благополучно бы меня расстреляли по подозрению в шпионаже. Сколько раз такое бывало! И решил: вернусь в Речицу к родителям, найду народных ополченцев и там определюсь, что делать дальше.

Дома его встретили родители и трое малых племянников. Мать написала прошение полицейскому коменданту: мол, сын ушел с Красной Армией пастухом пасти коров да вернулся. Годлевского зарегистрировали. Обнаружились и ополченцы. Николай, оставаясь в городе, до конца 1943 года поддерживал связь с разведкой партизанского отряда имени Фрунзе. Как-то рассказал представителю партизанского особого отдела о том, что был разведчиком при штабе армии, да так глупо потерял свою опергруппу. Тот записал его коротенький рассказ на тетрадный листок, а когда Речицу освободили и Коля собирался уходить вместе с 48-й армией, во дворе Годлевских появился офицер из СМЕРШа, попросил собрать вещички, задав один-единственный вопрос: "И почему же тебя немцы не расстреляли?" На время следствия парня отправили под Москву в режимный лагерь "Каменники" - восстанавливать Рыбинское водохранилище, где он провел два года. В 1946 году ему вручили постановление особого совещания НКВД, где было написано: приговорен к 3 годам лишения свободы по "расстрельной" 58-й статье - измена Родине... И тут же в связи с амнистией отпустили на все четыре стороны - подальше от Москвы. Так Николай Годлевский, разведчик с первых дней войны и партизан, стал предателем и неучастником всех боевых событий 1941 - 1945 годов.

Чужой среди своих?

Он почти смирился. Не писал писем и ничего не требовал. Борьба за свое имя перешла на внутреннюю линию фронта - в сердце и душу. На "отлично" окончил Буда-Кошелевский техникум, потом Московский лесотехнический институт. Обошел с экспедицией таежные леса, вернулся в Гомель, где встретил - учительницу Нину (на давнем фото: девушка с ромашкой в волосах), устроился в гомельский городской трест "Зеленстрой" начальником отдела озеленения. Я истыкала пальцами карту Гомеля - в центре города, его районах Годлевский знает свои клумбы и деревья "в лицо". С него же начинался нынешний Центральный футбольный стадион, Курган Славы, бульвар Победы.

- Когда мы познакомились, Коля мне все рассказал, - его супруга - заслуженный учитель БССР - ворошит болезненное прошлое. - И я ни капли не сомневалась в честности Николая. Вот только жизнь он свою поставил так, что постоянно поступками доказывал: я не предатель, я люблю свою Родину. Однажды в сердцах мне сказал: "Так сыновей воспитаю, что люди поверят - я воевал".

Наверное, на том бы и стоял Годлевский в тихой борьбе с самим собой: по ночам пил успокоительное, днем сажал деревья и цветы, если бы не проблемы у его сыновей-военных. Одному "срезали" очередное звание, другому не дали поступать в академию, потому что "отец судим за измену Родине". Вот когда впервые Нина Филипповна, деликатная и чуткая к терзаниям мужа, сказала: "Если бы я знала, что ждет моих детей, никогда не вышла бы за тебя замуж". Вот когда Николай Степанович начал метаться от боли и беспомощности. Он познакомился с одним из бывших руководителей гомельского управления КГБ Яковом Рыжкевичем. Тот, услышав историю Годлевского, ушам не поверил: "Ты не мог выжить. А если ты выжил и говоришь правду, надо добиваться реабилитации". Чекист сам написал запрос в Подольский военный архив. Отыскались сослуживцы Годлевского. Николай Степанович собрал все документы и свидетельства, отправил их в Москву, но понадобилось еще 20 лет, чтобы в 1983 году ему пришло стандартное известие: "Вы реабилитированы". И еще через 13 лет: "Вы действительно являлись агентурным разведчиком разведотдела штаба 3-й армии". Николай Степанович стал полноценным ветераном - с удостоверением, льготами, праздниками. Только гнетет его другое:

- Почему они не сказали, что я чист перед Родиной, что я выполнил свой долг, что я патриот страны и участвовал в ее освобождении?! Никто и никогда не извинился за то, что исковеркал жизнь моей семье. Мы выстояли. Мои мальчишки - они ведь умницы. Я ими доказал свое боевое прошлое. Георгий - глава местной администрации подмосковного города Химки, Александр работает в службе безопасности Минского аэропорта, возглавляет ассоциацию альпинистов Беларуси. Разговаривал с одной участницей войны. Рассказывает, что ей без конца звонят, интересуются. А меня даже с 60-летием освобождения Гомеля не поздравили...

Николай Степанович сидит с потухшими
глазами, Нина Филипповна плачет в уголочке: "Опять ты. Зачем? Право, не надо было". И Годлевский грустно соглашается: "Не надо". Я не согласна с Николаем Степановичем. Надо! Надо, чтобы о судьбе Годлевского узнали люди. Он, юный разведчик Великой Отечественной, это заслужил.
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter