Продолжаем публикацию материала об изменениях, которые произошли в Чехии и Словакии после «Бархатной революции» 1989 года. В прошлом материале мы говорили о политике, наша тема сегодня — бизнес, как предприятиям удалось (или не удалось) приспособиться к новым условиям, и о том, как иностранные инвестиции превратили Словакию в крупнейшую автомобильную державу.
Цеха бывшего обувного завода «Цебо».
Чехословакия всегда была промышленной страной, эта традиция идет со времен Австро–Венгерской империи. «Здесь всегда на высоком уровне были инженеры, строители, машиностроители — все, — рассказывает Ян Шип, совладелец чешской компании «Мавел», которая производит малые водные турбины и устанавливает их по всему миру (в том числе в Беларуси). — Чехия дала миру много мировых патентов: автоматическое сцепление, коробка передач, резина в холодильнике, благодаря которой закрывается дверь, и много–много других. Между Первой и Второй мировыми войнами здесь была очень развита промышленность, в каждом городе с населением 2 — 3 тысячи человек был какой–нибудь завод». Антон Яблонский, директор словацкой компании VIPO, добавляет: «Чехословакия была одной из немногих стран, где колхозы реально функционировали и давали хорошую продукцию. Эта страна была самодостаточной по всем сельхозпродуктам своего климатического пояса. Да, не было семи типов йогуртов, как в Австрии, но три было всегда. Чехословакия действительно была социалистической Швейцарией».
Словакия нынче — сборочный цех автогигантов.
В 1989 году произошла «Бархатная революция», рухнул социализм, «социалистическая Швейцария» исчезла. В Чехословакии началась купонная приватизация, очень похожая на ту, что была в СССР. Экономисты и эксперты говорят, что ожидаемого эффекта приватизация не дала: народные массы владельцами фабрик и заводов не стали, но отдельные граждане разбогатели. Знакомая история, не правда ли? И лихие 1990–е были — и в Чехии, и в Словакии. Миллионные состояния появлялись в мгновение ока, а огромные предприятия, выпускавшие продукцию для всего социалистического лагеря, разорялись, люди оставались без работы. Тысячи, десятки и сотни тысяч, вспоминал первый премьер–министр независимой Словакии Владимир Мечьяр, стояли на центральной площади, требуя работы.
Показательный в этом смысле пример — расположенный в словацком городе Партизанске завод по производству обуви, принадлежавший очень известной чехословацкой марке «Цебо». На одном только этом предприятии работали 12 тысяч человек и производили 18 млн. пар обуви ежегодно. Сегодня во всей Словакии производят от 6 до 8 млн. пар. От «Цебо» остались воспоминания и заводские цеха. Девяностые годы для Партизанске (а «Цебо» был, как у нас это принято говорить, градообразующим предприятием) стали не только лихими, но и тяжелыми — как, впрочем, и для многих других.
— Тут одновременно столкнулись две тенденции: одна — трансформация централизованной экономической системы в рыночную, вторая — глобализация. И «Цебо» не выжила, — грустно разводит руками директор компании VIPO Антон Яблонский. — Менеджмент опустил руки, там говорили: в Китае все произведут, чего мы тут копаемся. Я был свидетелем таких разговоров, но когда так говорит генеральный директор, это страшно. Может быть, для этой части Европы это было слишком большое предприятие, это я допускаю: 80 — 90% этой продукции шло в Советский Союз, а там — раз...
Антон Яблонский.
— И закрылось.
— Даже не так. Были договоренности на государственном уровне, что поставки будут продолжаться. Но там были огромные задолженности: продукцию произвели, экспортировали, а оплаты нет. Ну, все на этом и кончилось.
— И люди остались без работы?
— Да, большинство.
Вскоре в регион с богатыми обувными традициями пришли иностранные инвесторы — типичная история для бывших социалистических стран Центральной и Восточной Европы: люди, потерявшие работу, но дисциплинированные и с хорошей квалификацией, соглашались работать за гораздо меньшие деньги, чем их коллеги в странах Западной Европы. Владельцы фабрик, газет, пароходов не могли удержаться от соблазна сократить издержки и переносили производства в страны с менее требовательным в смысле оплаты труда и условий работы населением. «У нас есть инвесторы в обувной промышленности — известные компании Geox, Ecco, Gabor, — рассказывает Павол Чобирка, менеджер проектов департамента внешней торговли Словацкого агентства по инвестициям и развитию торговли (SARIO). — В свое время бывшие менеджеры больших заводов создали много маленьких компаний. К примеру, один мой друг из Партизанске был программистом. Он создал специальные программы, а потом учил китайцев и японцев, как программировать обувь. В его компании работает до 50 человек. Была возможность перед кризисом расширить штат до 200, но он человек осторожный и, как показала жизнь, хорошо, что поосторожничал. Кризис его небольшую компанию не убил, у него рынок — Центральная Европа, они делают специализированную обувь — для хирургов, врачей, медсестер, школ, ученых. И таких, как он, в Словакии много. Вот еще пример из Ситника, моего родного города на границе с Польшей. Там была большая фабрика, где шили костюмы, которые, кстати, были очень известны в Советском Союзе. Работали 24 часа в сутки, 7 дней в неделю. В руководстве было до 20 менеджеров, которые понимали, как вся эта махина работает. Когда был развал, возникли большие проблемы, приватизация. Пришел инвестор из Италии и купил эту фабрику, теперь она принадлежит компании Facis — это одна из самых старых марок Италии, шьет мужские костюмы. А бывшие менеджеры увидели возможность начать собственный бизнес, открыли свои маленькие фирмы. Один из самых главных менеджеров купил две фабрики в Украине, шьет там для марок Hugo Boss, Gerry Weber и т.д. Есть несколько маленьких фирм, там работает с десяток человек, у них даже магазинов нет, они шьют костюмы только на заказ для словацких политиков».
Именно о таких историях — тяжелых временах и неожиданно открывшихся возможностях — я поговорила с руководителями компаний: тех, которым удалось выжить, и тех, которые родились в лихие 1990–е. Это ведь действительно было время удивительных возможностей.
Амбиции — весь мир
У компании VIPO, как сказали бы при социализме, славная история. В 1972 году в чехословацком городе Партизанске появился НИИ обувной, резиновой и кожевенной промышленности, который «обслуживал» (слово это кажется здесь вполне уместным) завод, производивший резиновую обувь для марки «Цебо». Из кабинета Антона Яблонского бывшие цеха «Цебо» видны, как на ладони. Размах впечатляет и удручает одновременно: грустно смотреть на обломки былого величия. «После революции с нашим НИИ разорвали или пытались разорвать все контракты. Но мы решили, что не сдадимся и будем производить то, что хорошо умеем — оборудование для обувной промышленности». Продавать решили возникающим тут и там небольшим частным фирмам. «Главное, что мы сделали, — продолжает Антон Яблонский, — убедили владельцев тогдашнего «Матадора» (один из крупнейших производителей шин в Чехословакии — И.П.), что как разработчики мы для них интересны». И с 1992 года бывший НИИ, ставший предприятием VIPO, занимается разработкой оборудования.
— Что было самым трудным в этом процессе? Найти инвестора, деньги или новую сферу приложения?
— Самое трудное было не струсить, — отвечает не задумываясь. — Мы были на 25 лет моложе, чем сейчас, дерзкие. Смелости хватило.
— То есть вы увидели в этой ситуации шанс?
— Знаете, революция не застала нас врасплох. Понятно, в такие времена есть разные лозунги, был и такой, что давайте всех этих ниишников, которые ничего не делают, уберем. В рамках обувной системы были три группы разработчиков, остались мы единственные — работаем, живем, пусть в другой области, но сохранились. Конечно, не в прежнем составе: в 1989 году нас было 500, потом стало 100, сейчас 110. Здесь остались те, кто видел свою силу именно в разработке, управлении машинами для промышленности.
Сам Антон Яблонский, работавший в НИИ с 1982 года, из разработчиков. Но оказался и сильным администратором: именно он провел свое предприятие через революционные 1990–е. У него настолько хороший русский — без малейшего акцента, что я не удержалась и спросила откуда. И тут выяснились любопытные вещи. Сначала учился в советской школе на Кубе. «О, — оживилась я, — так вы не из простой семьи». Вздыхает (может быть, я не первая, кто об этом спрашивает?): «Ну что значит простая семья?» Его родители — выходцы из сельской Словакии, переехали в Партизанске, когда папа устроился на обувной завод, принадлежавший знаменитому чехословацкому промышленнику Бате (да, известная марка обуви — его фамилия). А когда национализированные при социализме заводы Бати стали поставлять оборудование на Кубу, его отец, который «был видным специалистом», поехал обучать кубинских товарищей: «Был интенсивный обмен, и Куба пользовалась в Чехословакии большой популярностью». Сам нынешний директор VIPO окончил Московский инженерно–строительный институт.
Мы возвращаемся к революционным преобразованиям в распадающейся Чехословакии: «Была бешеная ситуация, кредиты в банках зашкаливали за 22 — 24%, — вспоминает сегодня Антон Яблонский. — Это мы все прошли. Экономически выжить было очень сложно. В Чехословакии была применена шоковая терапия, и до сих пор ведутся споры, хорошо это было или плохо».
— А вы как считаете?
— В Китае практически перешли на рыночную экономику, но у них это длилось лет сорок. И они постоянно растут. А в странах бывшего социалистического лагеря это было именно шоком, и случился большой спад — от 15 до 40%, в некоторых странах до 50%. Так хорошо это или плохо? В Словакии и Чехословакии спад был, по–моему, 23 — 25%. Но в то же время сразу появилось много возможностей, мы их приветствовали. Например, упразднение монополии на внешнеторговые операции — для нас это было прелестью, потому что мы смогли приобретать компоненты для наших машин прямо от производителя за рубежом.
Что нам еще помогло: в Словакии была поддержка фирм, которые разрабатывают новое оборудование или, скажем, программное обеспечение. Государство возмещало практически 50% расходов, это была официальная политика. Мы приходили в министерство (а они нас знали еще с социалистических времен) и говорили: «Мы хотим разработать вот такое оборудование для «Матадора», оно стоит 16 млн.». Убеждали их технически и они финансировали половину расходов — это была поддержка разработки. В конечном итоге получалось (я сейчас упрощаю, конечно), что «Матадор» получал разработку за полцены. Какой владелец откажется?
— Средняя зарплата в Словакии сегодня около 820 евро, а на вашем предприятии?
— Гораздо выше, чем в среднем по стране.
— А есть ли у вас социальный пакет, льготы для сотрудников?
— Есть и будут. Это связано с двумя моментами. Во–первых, наши владельцы происходят еще из Чехословакии, они считают, что людям, которые хорошо работают, нужно хорошо платить, плюс они должны получить определенные льготы. Поэтому у нас есть обязательный пакет — то, что мы должны делать по закону, а есть еще и наш собственный бонус. Профсоюзы договариваются, что владельцы отдают часть прибыли в социальный фонд. Эти деньги идут на страхование пенсий, культурные мероприятия, талоны на питание. По закону. А такой талон должен быть оплачен фирмой до уровня 55%. Наши люди платят 10 центов и получают талон стоимостью 4 евро.
— Какие основные рынки вашего предприятия?
— У нас один рынок — шинные производители. (Хитро посмеивается.)
— А география?
— Географически наши амбиции — быть во всем мире. Наши машины работают в России, Беларуси, Украине, Китае, Иране, Индии, Тунисе, Чехии, Германии, США, Бразилии, Аргентине.
— Что было лучше в Чехословакии, а что лучше в Словакии? Есть ли ностальгия?
— Есть. В том смысле, что я, по крайней мере, не считаю, что там все было скверно, не являюсь сторонником теории, что там черная дыра, все плохо, давайте все заново. Люди так не перестраиваются, да и не могут перестроиться так быстро. С разделением Чехословакии мы потеряли экономическую силу, сильно потеряли в денежном выражении. Но нас никто не спрашивал, хотим мы этого или нет.
...И в словах его звучит горечь. Которую не ожидаешь услышать от победителя, ведь Антон Яблонский и его компания — несомненно, победители: они не просто выжили в революционный шторм, но и окрепли, и даже расправили крылья. В будущее смотрят с уверенностью: с таким прошлым (славным, как мы сразу и сказали) иначе и быть не может.
Инвестор на перепутье
Словацкое агентство по инвестициям и развитию торговли (SARIO) создано в 2001 году. За это время через него в Словакию пришли десятки иностранных компаний, причем, как отмечает директор департамента внешней торговли Тибор Бучек, инвесторы вовсе не обязаны работать именно через SARIO, но «они хотят». Почему?
— Потому что, во–первых, мы владеем всеми контактами и информацией, а во–вторых, все, что мы делаем, мы делаем бесплатно. И в-третьих, у нас очень много опытных и знающих сотрудников.
— Значит, у вас хорошая репутация.
— Очень. У нас очень хорошая репутация.
Начинали с автомобильного производства. Сегодня Словакия — на первом месте в мире по количеству выпускаемых автомобилей на душу населения (182 против средних по миру 12).
— У нас был опыт: во времена Чехословакии здесь производились запчасти для «Шкоды». После разделения первыми к нам пришли немцы, и уже 20 лет производят здесь «Ауди». Когда в мире увидели, что у немцев хорошо получается, пришли другие — сначала большой завод построил «Пежо/Ситроен», потом пришла корейская марка КИА.
Павол Чобирка и Тибор Бучек.
В разговор вступает Павол Чобирка, в департаменте внешней торговли SARIO он занимается странами бывшего СССР. Интересная деталь: у него, неоднократно бывавшего в Минске, часы нашего завода «Луч». Удивляюсь (ну как–то так принято — удивляться, когда видишь за границей делового человека не со швейцарскими, а с минскими часами). Павол (вы правильно подумали — это словацкий вариант имени Павел) объясняет свой выбор: «Часы, которые можно купить в Словакии и Австрии, есть у всех. А такой марки и такого дизайна ни у кого нет». И этот аргумент лично для меня звучит настолько серьезно, что, едва приехав в Минск, я отправляюсь в фирменный магазин «Луч» и покупаю минские часы, которых в Карловых Варах, где я живу, не будет ни у кого. Эксклюзив — редкая вещь в наше время. Но вернемся к иностранным инвесторам. Почему они пошли в Словакию? Оказывается, во многом благодаря традициям:
— Когда мы были федеративным государством, в Чехии была легкая промышленность, строительная, машиностроительная, а у нас — тяжелая, военная. Чехи как шли в одном направлении, так в нем и остались, а потому никто не говорит о чешском экономическом чуде или большом экономическом росте. В 1990–х годах у нас, в Словакии, закрыли или трансформировали много военных компаний (помните, вчера об этом в своем интервью говорил и первый премьер–министр независимой Словакии Владимир Мечьяр? — И.П.). А зарубежные инвесторы искали место, где можно заниматься машиностроением. У нас были отличные кадры: квалифицированные, с хорошей производительностью. Очень важным фактором при принятии решения были расходы на логистику. Вот посмотрели, например, корейцы на Европу, а там в центре — Словакия. Вокруг — все их главные заказчики, выход на восточный рынок, отличная логистика. Такой пример. Завод КИА не берет товары на склад, их субподрядчики все доставляют грузовиками ежедневно, по два раза в день. Если бы дороги были плохими, могли бы возникнуть проблемы в производстве, а этого никто не может себе позволить, к тому же субподрядчикам это грозит большими штрафами.
Тибор Бучек добавляет: «Большие марки привлекли субподрядчиков, а уже потом, когда другие автомобильные марки хотят прийти, смотрят — ага, в Словакии уже есть все субподрядчики: одно работает на другое. В радиусе 1.000 км вы найдете 300 тыс. субподрядчиков в разных секторах». Павол Чобирка: «Теперь у нас три крупных завода автомобилей, вокруг хорошие субподрядчики, и уже никто не хочет идти, например, в Чехию, чтобы возить товар издалека. Все хотят, чтобы было близко и грузовики могли передвигаться без остановок».
Реклама автомобильной индустрии на улицах Братиславы.
— То есть сейчас Словакия и Чехия являются конкурентами в деле привлечения инвестиций? — спрашиваю у Тибора Бучека.
— Конечно. И будут. Мы все конкуренты — и Венгрия, и Польша. Сейчас выбирает инвестор. Кстати, у нас немало инвесторов из Чехии. Но не только чешские инвесторы идут в Словакию, но и словацкие — в Чехию. Сейчас уже огромные заводы принадлежат словакам в Чехии и наоборот. Прежде всего в строительной промышленности, немало в пищевой и химической, очень много в туризме.
— Почему инвесторы идут именно в Словакию? Какие у вас преимущества по сравнению с соседями?
— Самое главное — это люди. Мы народ, который хочет договориться. Мы всегда ищем выход — по имуществу, цене, договорам, ужинам, туристическим возможностям для людей, от которых зависит принятие решения. Между нами и зарубежными партнерами часто возникает некая химия, но ни в каких газетах об этом, конечно, не напишут.
— Из каких стран приходят в Словакию инвесторы?
— Больше всего из Германии, много из Чехии и Франции, немало из Голландии. Если не из Евросоюза, то это Корея и Турция, сейчас активно начинаем работать с Китаем.
— Какие у вас есть льготы и преференции для инвесторов и если они существуют, то как долго действуют?
— Мы — очень выгодная страна для инвестиций. Многое зависит от региона — льготы, поддержка, условия. Вот, например, инвестор хочет вложить 100 млн. евро. Но куда? Скажем, он выбирает между Братиславой и восточной Словакией. И если он будет инвестировать в восточную Словакию (а там высокая безработица — И.П.), то получит очень хорошие льготы и массу других выгод, и они сохранятся на достаточно долгий срок.
О том, что ситуация с иностранными инвестициями на самом деле не так радужна, как это может показаться с первого (да, пожалуй, и второго) взгляда, и таит в себе потенциальные опасности, мне говорил первый премьер–министр независимой Словакии Владимир Мечьяр. О том, что главная привлекательность страны — дешевая (но при этом дисциплинированная и высококвалифицированная) рабочая сила:
— Цена рабочей силы низкая, даже на предприятиях с равной технологией в Словакии и, скажем, в Германии: и там и там производят одно и то же, но разница в цене труда очень, очень большая. В самом начале сюда приезжали представители германских профсоюзов с одним вопросом: «Как может быть так дешево?», но когда узнали, что каждый, кто у нас получает меньше, гарантирует одно рабочее место тому, кому хорошо платят в Германии, профсоюзы перестали задавать ненужные вопросы. Эта разница сохраняется и нехорошо влияет. Нам нужно опираться не только на дешевый труд, надо идти дальше — повысить технологический уровень. Разместить предприятия по всей территории, потому что есть районы, где за 20 лет ничего не изменилось, даже стало хуже. Есть Братислава, которая расцветает, но это не вся Словакия. И структуру инвестиций надо менять. Мы теперь страна, которая производит очень много автомобилей.
— Больше всех в мире на душу населения.
— Именно так. Но ведь есть американский город Детройт, тоже славный своими автомобилями. Что с ним стало?
— Он обанкротился.
— Обанкротился совсем. И Словакия дальше по этому пути не должна идти. Надо развивать другие отрасли, потому что вся Словакия будет, как Детройт.
В 2000 — 2013 годах Словакия получала ежегодно в среднем 2,1 млрд. евро прямых иностранных инвестиций. Звучит хорошо, правда? Проблема в том, как отмечают специалисты, что к 2014 году более половины всех инвестиций приходилось только на две страны — Германию и Францию. Словацкая экономика слишком зависима от еврозоны, говорят эксперты. А ситуация в еврозоне, как известно, весьма далека не просто от идеальной, а даже от надежной.
Похожая ситуация и в Чехии. По информации Чешского национального банка, в 2014-м поток прямых иностранных инвестиций в страну составил 4,5 млрд. евро. Но почти три четверти этих инвестиций (около 3 млрд.) — германские. Большинство новых проектов, как и в Словакии — в автомобилестроении (не будем забывать, что «Шкода» давно немецкий автомобиль).
И Чехия, и Словакия имеют репутацию отличных «монтажных линий», но не центров, где размещаются, например, штаб–квартиры или технологические центры. А проблема конвейерного монтажного производства именно в том, на что обращал внимание Владимир Мечьяр: оно легко переводится в любую точку мира, если там экономические условия оказываются более выгодными.
Продолжение материала читайте завтра. В нем мы расскажем о людях, которые увидели в лихих 1990–х шанс и не побоялись им воспользоваться. А сегодня имена их компаний известны во всем мире. Их пример — и нам наука.
sbchina@mail.ru
Советская Белоруссия № 157 (24787). Среда, 19 августа 2015
