Быть телескопом можно везде

Довелось недавно побывать в Гданьске, "вольном городе Данциге", с его готическими соборами и островерхими черепичными крышами, похожими на головные уборы средневековых дам. Узкие дома, каждый - своего цвета, словно корешки книг, составленных вплотную на полке истории.

Мы блуждали по узким мощеным улочкам и слушали о Доме королей, о секрете водки "гольдвассер"... И только потом, полистав путеводитель, я узнала, что прошла рядом с домом, в котором родился Артур Шопенгауэр, грустный философ, сказавший, что не совпадает со своим временем.

Разумеется, наши гиды об этом прекрасно знали, но, видимо, на печальном опыте убедились, что имя это у большинства туристов не вызывает ни интереса, ни даже узнавания.

Что ж, на каждую книгу - свой читатель.

Тот же Шопенгауэр как-то сказал, что в практической жизни от гения проку не больше, чем от телескопа в театре.

Тем не менее каждый хочет увидеть звезды.

Как только в обозримом культурном пространстве вспыхивает очередное имя, любители спешат на эту искорку в радостном предвкушении: а вдруг причастимся к вечности (что в понимании обывателя тождественно славе).

Не успели "переварить" внезапное появление в театральном мире Андрея Курейчика, тут же новый "киндер-сюрприз" - 17-летний минчанин Григорий Тисецкий стал победителем престижных литературных конкурсов в России и Германии.

Что ж, в литературе не существует выслуги лет, одному дается сразу и много, другому за всю жизнь кропотливого бумагомарания не удается добиться от критиков ни одного искреннего доброго слова. Разумеется, объяснение всегда одно - "меня не понимают". Подтекст - "не доросли до моего уровня".

"Я буду популярен, но никогда не буду понят", - заявил с телеэкрана и юный Тисецкий.

Нет-нет, я не хочу упрекнуть талантливого юношу в нескромности. Уместна ли вообще скромность в искусстве? Отдавая свои произведения на суд многих, неужели автор хочет, чтобы его не заметили, да как бы не потеснить кого-то из коллег? В жизни он может быть сколь угодно закомплексованным и неприметным, но если ставит под созданным свое имя - это уже апелляция к чужому вниманию. Лишь иконописцы не подписывали своих работ.

Впрочем, признаюсь, слыша высказывания о непонятости из разных уст, почему-то вспоминаю реплику из "Мастера и Маргариты": "Подумаешь, бином Ньютона!"

Но это так, к слову. Пока никаких суждений о юном таланте я не собираюсь высказывать. "Не читал, но осуждаю" - это, извините, позор. Наверное, так же, как "не читал, но хвалю".

Знаю только одно: герой пьесы Георгия Тисецкого "Немой поэт" - Янка Купала. Самый "архетипический" образ отечественной литературы. В 2004 году памятник нашему песняру будет установлен на Кутузовском проспекте в Москве. Действительно пора, а то Пушкин вон уже сколько времени сидит над нашей Свислочью. Вопрос только в одном: если у нас все и каждый знает творчество Пушкина, и даже наизусть может нечто процитировать, то насколько известны произведения Янки Купалы в России? И вообще, не будут ли прохожие недоуменно спрашивать друг друга: "А что это за памятник? Белорусскому поэту? А что он написал?"

Но нет, не будем так пессимистично настроены. В конце концов книги переводятся, имена называются... Вон и Союз писателей России выдвинул на получение премии Союзного государства Станислава Куняева, редактора журнала "Наш современник", за перевод на русский язык поэмы Миколы Гусовского "Песня о зубре". Микола Гусовский написал свою "Песнь" в начале XVI века на латинском языке. Но проникнута она любовью к родной, белорусской, земле и описывает возвышенным слогом ее реалии. Кстати, поэма посвящена тогдашней польской королеве Боне Сфорца. Той самой властолюбивой итальянке, что, по легенде, отравила свою прекрасную невестку Барбару Радзивилл. Разумеется, подобные посвящения диктовались необходимостью - поэты всегда были бедны. Славословия меценатам обычно интереса не представляют. Но Микола Гусовский в своем посвящении читает королеве целую лекцию о необходимости поддержки искусства, о том, что ученых, художников и поэтов мало уважают, а между тем сила государства - в искусстве и науке, а не в "силе тела".

Я помню, как улицу Молодежную, которая в районе Кальварийского кладбища, переименовывали в улицу Гусовского. Народ, ехавший в общественном транспорте, услыхав новое название остановки, громко возмущался: "Молодежная" - это же как красиво было! А что за "Гусовского"? Что за Гусовский?

Я держу в своих руках брошюрку - сборник первых эссе студента-историка Сергея Лескетя под названием "Гасцiнец". Сергей пишет об истории своего родного местечка Заскевичи (старинные Жаскевичи). И вместо "шэрай, змрочнай, банальнай пасавецкай в„скi" воскрешает для читателя интереснейшую, богатую событиями картину, где предостаточно романтики и трагизма. Исторические документы, воспоминания местных жителей, рефлексии автора, его родословная "по кудели" и "по мечу" - живо, по-молодому неравнодушно. "Мне пашэнцiла нарадзiцца тут. Няхай ус„ забыта, нiчога не засталося ад былога... Я зажмурваю вочы на калгас, шэрасць завулка, бруд. Уя›ляю сабе Жаскевiча›: першых плытагона›; Жыгiмонта А›густа, якi нада› прывiлей, Яна Казiмiра, што назнача› мыта; Агiнскага, атрады па›станца›, Напалеона, усiх уладаро› Заскевiча›, сярод якiх бы› i Ле› Сапега; тутэйшую шляхту; мястэчка, якiм яно было да›ней...

Забы›шыся аб усiм, уваскрашаю мiнулае з павольным, бы тая Вiлля, жыцц„м..."

Обладание историческим зрением, исторической памятью - величайшее благо. Тогда не будешь тосковать о том, что не родился в городе Шопенгауэра с готическими соборами и белыми кораблями у пристани. Тогда не нужно рваться за признанием в края далекие, ибо дома, разумеется, не поймут.

Ведь в какой бы точке земного пространства ни установить телескоп, через него все равно можно увидеть звезды. Было бы небо ясным.