Была война, хотелось жить...

«Я помню вас, друзья боевые». Каждый раз, когда полковник в отставке Алексей Пискунов приходит на военное кладбище в Минске, слезы застилают ему глаза. Он не может сдержать себя и плачет – скупо, по-мужски. Здесь похоронены первый командир 19-й гвардейской танковой бригады полковник Георгий Антонович Походеев, погибший через несколько дней после освобождения белорусской столицы под Шауляем, и командир их истребительно-противотанковой батареи Герой Советского Союза Борис Александрович Михайлов, вступивший в неравный бой у Острошицкого городка под Минском. Он, Алексей Афанасьевич, пока носят ноги, считает своим долгом приходить сюда, на встречу с боевой юностью, с боевыми друзьями. И тогда снова приходится отгонять ему воспоминания, которые накатываются лавиной, бередят сердце, заставляя его биться чаще. …В Новодеревеньковском районе на Орловщине Лешка Пискунов был обычным парнем. Учился в восьмом классе и, как все мальчишки, мечтал попасть на фронт. Не брали. В 43-м году было принято решение: из прифронтовой полосы, чтобы людские ресурсы не достались врагу, призвать молодежь. Но ребят 1926 года рождения брали лишь осенью 44-го. В военкомате уже лежали его заявления, и к тому же правдами-неправдами достал справку, где прибавил годок. В общем, 5 мая 1943-го Алексей Пискунов был в 99-м запасном стрелковом полку. Истребительно-противотанковая батарея, знаменитые сорокапятки, которые таскали на веревках и гордились, что попали в артиллерию, уже снискавшую славу бога войны. Через месяц Леша мог стрелять штатным снарядом по бегущим целям. Вот что значит желание быть настоящим артиллеристом. Да и как иначе, если промахнулся, значит, хромовые сапоги, считай, выбросил. Именно столько стоил снаряд, как сказал им командир. Полк, однако, вскоре расформировали. Алексея направили в Горьковскую область в автобронетанковую школу. Лето 43-го. Немецкие самолеты бомбят каждую ночь. Бегали в окопы, спасались кто как мог. Уже и школы не стало. Направили в другую – радиоспециалистов бронетанковых войск Красной армии. Там сержант Пискунов и стал радистом-пулеметчиком. 3-й гвардейский Котельниковский корпус, в составе которого была 19-я гвардейская танковая бригада, 2-й Ленинградский, 2-й Украинский, 3-й Белорусский, 1-й Прибалтийский фронты, опять Белорусский, уже 2-й фронт. 5 мая 1945 года встретились в Германии в городе Висмаре с союзниками – англичанами. Алексей Пискунов два раза был ранен, четырежды контужен, но остался жив. Стоял на танке. Бахнул снаряд, взрывной волной смахнуло с брони и так стукнуло, что дыхание перекрыло. Посинел тут же. Тогда механик-водитель Ванька Кулигин врезал ладонью что было силы по спине: «Давай, Лешка, дыши!» Пискунов и вправду открыл глаза. В Германии один батальон потерялся. Ночь. Командир бригады полковник Алексей Григорьевич Куц вызвал начальника связи, разведчика и связиста Пискунова: «Найти батальон». Нашли. В селе спали танкисты мертвецким сном. Пожурили сгоряча комбата. Герой Советского Союза капитан Павел Фещенко лишь устало ответил: «А ты сам сядь в танк и не вылезай сутками из-за маршей и боев». Солнечное утро 8 мая. Слух, что будет объявлена капитуляция Германии, среди связистов прошел еще ночью. И вот подтвердилось. Митинг. Комбриг полковник Куц сказал просто: «Мы победили, ребята! Поздравляю вас от всей души. Будем жить!» Что творилось тогда, не описать. Палили в солнечное небо на чем свет стоит. Кричали «ура!», обнимались, целовались. А больше всего слышалось вокруг: «Я жив!..» Эскадрон тех дел боевых — Про моих боевых подруг лучше напишите, — сказала мне Зинаида Васильевна Корж. – Все они воевали смело, не боясь смерти. Те зарделись и тоже свои аргументы выдвинули: — Ты, Зина, не стесняйся, биография у тебя — будь здоров. Боевая казачка – это что-то значит. Война застала их в Пинске. Город фашисты бомбили нещадно. Василий Корж еле успел втолкнуть жену и детей в одну из автомашин, эвакуировавших людей на восток. В Гомеле попали под бомбежку и обстрел. Дым, крики, выстрелы. Эшелон как-то вырвался из этого ада, а Зинка, отстав в том кошмаре от матери, осталась одна на платформе. Что делать? Куда идти? Растерялась, заплакала, а потом стала помогать санитарам подбирать раненых. Так и оказалась в медсанбате, с которым изведала всю горечь отступления. Ранило и ее, упросила не эвакуировать. Холод, грязь, кровь, смерть солдат на глазах. Держалась. Заболела воспалением легких. Выкарабкалась. И решила искать мать. В стоптанных кирзовых сапогах, в обожженной шинели скиталась в воинских эшелонах. Наверное, судьба ее пожалела. Девушка нашла мать, сестру Ольгу и младшего брата Леню в селе Солодча, недалеко от Волги. Работали в колхозе, думали, где и как там отец, а однажды дочери сказали матери: «Наше место на фронте». В казачьих частях они стали санинструкторами. А это перевязки под огнем, стоны и крики раненых и такие нежные их слова: «Спасибо, сестричка». Сами были несколько раз ранены, обе перенесли контузию. Вот что говорилось о мужестве сержанта медслужбы Зинаиды Корж в политдонесении по итогам смелого ночного рейда в декабре 1942 года на Северном Кавказе: «… раненая, она вынесла из боя более пятнадцати казаков, помогала им эвакуироваться». Ей не было и шестнадцати. Тогда ночью казачьи части совершили налет на фашистский гарнизон. Зина, как всег-да, спасала раненых. Тут и шибанул рядом снаряд. Казака, которого она тащила, убило. Ее взрывной волной отбросило в сторону. Осмотрелась: вроде жива, только кубанки нет, жалко. Снова помогала раненым. Да тут опять снаряд завыл – противно и резко. Очнулась от боли в затылке. Первая мысль: «Жива». Рядом конь лежит, из раны на шее течет кровь. Перевязала рану лошади, и та поднялась. Собрала Зина все свои силенки, уцепилась за стремя, за гриву. Вздрогнула лишь тогда, когда конь остановился. Услышала, как санинструктор Мария Харченко крикнула: «Зинка! Приехала! А мы думали, что ты убита». Еле успели казаки подхватить Зинаиду из седла – сов-сем обессиленная она свалилась набок. А Ольга воевала в соседней дивизии. С отцом встретились в 45-м. Василий Захарович, прославленный партизанский генерал, Герой Советского Союза, нашел дочерей в действующей армии в Чехословакии. Вот это встреча была! — Ольга потом в Москву отправилась, а я еще немало поколесила по стране, была на комсомольской и партийной работе, добровольцем казахстанскую целину поднимала, — говорит Зинаида Васильевна. Жила, трудилась, детей растила. И сейчас она в заботах как активистка ветеранского движения. Иначе просто не может. Две медали «За отвагу», две – «За боевые заслуги», орден Красной Звезды – такими наградами нельзя не гордиться. Разведка боем, и пулям не кланялись Михаил Степанович Чумаков – полковник в отставке. На фронте был сержантом, разведчиком в воздушном десанте. 8-я воздушно-десантная дивизия. Приказ Сталина – на Северо-Западной фронт: Калинин, Клин, Торжок, Великие Луки, Старая Русса... Штурм, при котором выжил. Значит, родился в рубашке. — Именно в рубашке, — тихо говорит Михаил Степанович. – В мясорубке был не раз, а однажды подумалось: все, конец, отвоевался. Разведка боем – это когда никак не удавалось засечь врага. Это было в районе Старой Руссы, возле деревни Козлово. Он помнит тот день – 16 марта 1943 года. Разведка уходит и не возвращается. Одна группа, вторая, третья. Тут командир батальона поставил задачу: разведка боем. Достичь надо огневого рубежа, открыть огонь. Тогда и фашисты откроются. Вернулся Чумаков во взвод: так и так, есть желающие? Требование простое: ползти придется змейкой, по-пластунски. Кто не умеет или не хочет, можно остаться. Оставаться никто не захотел. Вечерело. Впереди – чистое поле. Вперед! Километр по-пластунски. До огневого рубежа добралась половина взвода. Огонь! Что тут началось! Стрельба стрельбе навстречу. Станковый пулемет вдруг замолчал. Первым номером был Голяков. Его убило. Пуля попала в щель прицела: такое вообще редко случается. — Немцы осветительные ракеты повесили. Мы — как на ладони, — рассказывает мне Михаил Степанович. – Но и фашисты видны. Тут артиллерийский обстрел начался. Я за пулемет… Шум. Такая каша... Тут и почувствовал Чумаков, что с ногами что-то не то. Обе прострелило. А Куницкий из его взвода без кисти одной руки сидит. Десантные фронтовые эпизоды – это моменты, где жизнь и смерть рядом, где вопрос кто кого стоял всегда. Брали языка. Ползли, затронули линию связи. Огонь немцы открыли – прямо свинцовая метель. Лежали в снегу в маскхалатах. Окоченели. А смена к немецкому доту не идет. Наконец послышались шаги, сменились. Теперь бы вышел один. И точно, вышел. Прикладом автомата по голове. Крикнуть не успел. А если бы крикнул — все, каюк. Очнулся немец, когда тащили, стал кричать — кляп ему. Однажды пришлось действовать Чумакову ножом. Вспоминать не хочется. — Зима 43-го, бой вечером у реки Лавать недалеко от станции Крестцы, — вспоминает Михаил Степанович. – Полыньи — одна за одной, попадали в них, как в ловушки, выбирались и снова ползли, бежали, стреляли. Тогда и узнал Чумаков, что такое поле боя после боя. Раненый лежал в воронке. Ночь. Потеря крови уже чувствовалась. Стал терять сознание. Чудом рядом оказалась девушка-санинструктор. Перевязала. Пополз. Стоны тут и там, крики с просьбой о помощи, мат-перемат умирающих от ран бойцов. Несколько месяцев валялся Чумаков по госпиталям. Потом направили на учебу в артиллерийское училище. — Война – это безумие, — говорит Михаил Степанович. – Люди в стрессовом состоянии. Разведка боем – явная смерть, а пошел весь взвод. Потому что мы были патриотами. Пятеро нас, братьев, было на войне. Достойно сражались. * * * Три фронтовые судьбы. На войне, где каждый день их жизни мог быть последним. Они знали это и воевали, чтобы победить. Победили, счастливы сегодня. Не только Алексей Пискунов, Зинаида Корж, Михаил Чумаков (на снимке слева направо), но и все фронтовики. Счастливы их дети, внуки и правнуки. Счастливы мы. Спасибо, дорогие наши, за победу!