Труби, трубач! Борис Семашко, 1947 год.
Время неумолимо. Ежедневно уходят от нас люди, испытавшие на себе ужасы Великой Отечественной войны. Даже бывшим сынам полков сегодня уже под 90. Об одном из них, Борисе Семашко, наш рассказ.
Мальчишки и девчонки огненных 1940-х. Им не надо объяснять, что такое голод, холод, потеря родных людей… Они рано стали взрослыми, вместо школьных классов у них были землянки и окопы, вместо учебников и тетрадей — оружие…
Боря Семашко родился в 1931 году на крестьянском хуторе недалеко от деревни Дубницы в Оршанском районе. В 1940 году глава семьи, поддавшись на уговоры вербовщиков, суливших золотые горы, решил переселиться в только что образованную Карело-Финскую Советскую Социалистическую Республику. Местные власти выделили вновь прибывшим добротный домик, который оставили финны, и дали работу. Не успели толком обжиться, как грянула Великая Отечественная война. Так переселенцы стали беженцами. На перекладных кое-как добрались до Ленинграда, а оттуда их переправили в тыл в Вологодскую область. Скоро отца и старшего брата забрали в Красную армию. А в жизни Бориса снова появились вербовщики из Карелии. Они приехали в поселок в 1943 году и предложили отправиться на лесозаготовки. Обе родные тети Бориса вместе с мужьями согласились. Чтобы не оставаться на чужбине одной с тремя детьми, решила ехать и мать Бори. Он вспоминает:
«Привезли в Карелию на станцию Мягрека, что недалеко от города Кемь. Кругом холод, лед, сосны… Мои родные устроились в леспромхоз, валили сосны для фронта. Голод был адский. Питались солью, водой и хлебом, иногда выпрашивали овощи какие. Чуть спасали грибы и ягоды. Хлеб выдавали по карточкам, взрослым — по 600 граммов в сутки, а детям — по 300. И даже чтобы получить эти прогорклые кисловатые краюхи, надо было идти пешком в Кемь. Когда Белое море замерзало, то выходило километров десять, а когда разливалось, то все 25. Взрослые старались отдать свой паек детям и сами умирали. Мой дядя Егор умер от голода накануне нового, 1944 года. Также от голода умерли мои родные тети Христина и Арина…»
Иди ищи свою маму…
Начало лета 1944-го Борис не забудет никогда. К тому времени он жил в городке Кемь в семье директора местного промкомбината Павла Тужилкина, который, увидев однажды истощенного паренька, сжалился над ним и приютил. Позже Бориса пристроили учеником в столярную мастерскую. 1 июня мальчишка ждал маму: она должна была прийти за хлебом в город. Но не пришла. Борис Дмитриевич рассказывает: «Я встретил лишь своих теток, Арину и Христину. Спрашиваю: «Где мама?» Оказалось, что, пройдя пешком полдороги, она выбилась из сил и присела у дерева. Утром по городу поползли слухи, что, мол, машина подобрала в лесу женщину и высадила у городской бани. Там уже ночью без сознания ее подобрал и отвез в больницу военный патруль. У меня сердце упало, когда я это услышал. Почувствовал недоброе. Не помню, как бежал в больницу и как стучал во все двери и окна. На шум вышла санитарка и коротко сказала: «Иди в морг».Страшно представить смятение и ужас 12-летнего мальчишки, который среди окоченевших трупов должен найти свою любимую маму.
Рассказывая об этом эпизоде, Борис Дмитриевич не смог сдержать слез и зарыдал: «Так я и нашел свою мамочку…» Елена Григорьевна умерла от истощения. Путь за хлебом оказался для нее последним. Дети остались круглыми сиротами: похоронка на отца пришла еще в сентябре 1943 года.
Сын полка
Они терпели лишения, защищали, стреляли, попадали в плен, жертвуя собственными жизнями наравне со взрослыми. Каждый день маленькие солдатики совершали великий подвиг. Их называли сынами полков. По данным Центрального архива Министерства обороны России, во время Великой Отечественной войны было от 3500 до 3800 юных фронтовиков в возрасте до 16 лет. В их ряды влился и Борька Семашко. Вот как он об этом вспоминает: «В конце лета 1944-го вышел приказ Сталина о том, что воинские подразделения должны набирать детей-сирот в качестве сынов полков. Павел Федорович Тужилкин, в семье которого я нашел приют, спросил у меня, хочу ли я стать воспитанником Красной армии. Я без раздумий согласился, ведь фашисты отняли у меня и папу, и маму».
12 августа Борис Дмитриевич Семашко, которому на тот момент не было и 13, попал в 238-й армейский запасной стрелковый полк. Юному красноармейцу выдали не винтовку, а музыкальную трубу. Учеба давалась нелегко, ведь выросший на хуторе мальчишка не знал нот. Обучение шло по принципу «много практики и чуточку теории». Мало-помалу упорство, ежедневные репетиции и муштра сделали свое дело: Борис стал настоящим трубачом.
«Кругом война, а этот маленький…»
Эта песня с самого начала стала волновать души и вызывать слезы на глазах:Кругом война, а этот маленький —
Над ним смеялись все врачи:
«Куда такой годится маленький?
Ну разве только в трубачи!»
Автор пронзительных строк — Сергей Крылов, музыку написал Сергей Никитин. В Советском Союзе песню про маленького трубача впервые услышали в 1964 году, она быстро стала народной. Ее даже включили в школьную программу. Тем, кто песню подзабыл или вовсе не знает, настоятельно советуем ее послушать в потрясающем исполнении Елены Камбуровой. Это сегодня большинству из нас кажется, что музыка имеет развлекательно-увеселительную функцию. В годы же войны она поддерживала боевой дух красноармейцев и офицеров, о чем говорит следующий пример.
1943 год, 17 декабря. 274-я стрелковая дивизия идет форсированным маршем из-под Орши к Витебску. Люди уставшие, погода хуже некуда. Невзирая на приказ командования, полки дивизии могли не успеть прибыть вовремя.
И тогда комдив, чтобы приободрить своих бойцов, приказал поставить во главе колонны духовой оркестр. Не обращая внимания на ночь, крепкий мороз и пургу, музыканты до самого Витебска играли строевые марши, задавая темп идущей пехоте.
Благодаря музыкальной поддержке дивизия прибыла на место в означенное время, опровергая утверждение, что, когда говорят пушки, музы молчат.
В составе 238-го полка Борис Семашко дошел почти до логова фашистов. Спустя почти 76 лет он вспоминает: «Наш полк остановился в 70 километрах от Берлина. Конечно, хотелось увидеть своими глазами Рейхстаг, но мы были счастливы и скакали от восторга. Победа! Как долго мы ее ждали, как много заплатил за нее наш народ, моя семья…»
Борис Дмитриевич с улыбкой рассказывает, что Победа могла его застать и в арестантской камере:
«Несколько раз мы с мальчишками из нашего оркестра убегали на фронт. Нам хотелось с оружием, а не с музыкальными инструментами бить гадов. Понимали, что скоро война закончится, а мы ни одного фашиста не убили, а ведь у всех были свои счеты. Нас ловили и возвращали обратно. Наказывали.
За несколько дней до Победы мы снова убежали, и нас опять задержали и вернули. Посадили под арест, приставили охрану. Нас ведь берегли взрослые. Перед подписанием капитуляции нас, мальчишек, освободили, потому что полк маршем отправили к Берлину». Даже по дороге к столице Германии Борис мог погибнуть. Когда проходили через какой-то населенный пункт, он и товарищи решили залезть в пустой дом у дороги, чтобы поживиться вареньем или чем-то съестным: «Зашли в прихожую, открыли погреб, а оттуда — автоматная очередь и огромная овчарка выскакивает. На звуки стрельбы прибежали наши солдаты. Оказалось, что в погребе прятался совсем старенький дед. Он так боялся наших войск, что решил отстреливаться до последнего. Но его быстро достали на свет белый и, смеясь, дали пинка под зад, сказав: «Иди, дед…»
