Будем дружить сердцами!

На организационном собрании народу было много. И у каждого во взгляде читался немой вопрос: а что, собственно говоря, делать надо? Нам объяснили: надо помочь. “Разжевать”, подтянуть, заинтересовать. Да просто уделить внимание каждому. Рассчитан проект на две недели. Дни работы выбираем сами. Время — с 17 до 19 вечера. Вот и отлично, думаю, схожу раза два, и будет с меня...
День первый
Встретились с волонтерами на станции метро “Могилевская”. Идем к интернату. Переговариваемся. Шутим. Запоминаем дорогу назад. Нервничаем, в общем. Не известно, как воспримут нас совершенно незнакомые дети. Да и можно ли назвать детьми тех, кто в свои 15—18 лет живет проблемами, с которыми не каждый взрослый сталкивался?! Как оказалось впоследствии, можно.
Пришли. Нам объявили, с какими классами будем работать. На каждый класс — по три студента. Идем по длинному коридору. Всех развели по кабинетам, осталась только моя тройка. Последняя дверь — наша. Хочется все бросить и сбежать. Их там — не меньше пятнадцати. И все, как один, трудные подростки. Замкнутые, озлобленные, наглые. Примерно так думали мы, стоя перед дверью.
Заходим в класс. Нас представляют. Пятнадцать пар глаз — в нашу сторону. В упор. Вообще-то в классе 16 человек, но паренек на первой парте не обращает на нас особого внимания. Играет с мобильным телефоном.  “Ну, мне пора”, — говорит завуч (она-то и  разводила нас по классам). Слышно, как закрывается дверь. Тишина.
Чтобы как-то прервать молчание, начинаю объяснять, кто мы и зачем пришли.
“А с английским нам поможете?” — “Точно! Помогите с английским”. — “Да-да. Поможете?”
В комнате поднялся легкий гул. И в гуле этом не было слышно, как что-то хрустнуло, треснуло и посыпалось на пол. В этот самый момент в классе “рухнула” одна из стен — та, которая была между нами и детьми.
Сближение
— Давайте поиграем, — предлагаем мы. — Вот вам листки бумаги. Напишите на них три предложения о себе: две правды и одну ложь. А потом вы должны будете угадать авторов каждого листка.
Дети несмело берут бумагу, переглядываются. Повисает пауза. Надо срочно выходить из положения.
— Мы будем делать то же самое, — говорю я, беру мел и подхожу к доске. — Только, чур, не подглядывать!
Отворачиваю край доски и начинаю выводить: “я люблю  математику...” Выглядываю одним глазом: пишут! Не все, но — пишут! И подглядывают. Не все — один только. Отложил телефон в сторону и подглядывает. Тот самый — шестнадцатый!
Сдали листки. Каждый из нашей тройки читает по очереди, а ребята угадывают. И в самом деле — угадывают. Среди всех этих признаний — “я ношу очки”, “я сижу на первой парте”, “я курю” — запомнилось одно. На клочке бумаги в косую линейку (и где только ее достали — в девятом-то классе?) неровным, как у первоклассника, почерком кто-то написал: “я плохой”. Угадали? Так и есть — шестнадцатый.
“А вы к  нам еще придете?”
— Ну что у вас там с английским? — спрашиваю я, присаживаясь на свободный стул.
— Перевод... Письменный! Напишите за нас, а?
— Э, нет! Писать и переводить будете сами. Я буду только помогать. Если понадобится. Давайте сюда ваш учебник!
“Перерыв! Перерыв уже!” — предательски крикнул кто-то с неподдельной радостью. Класс закопошился. Ко мне подошли ребята из моей тройки — Катя и Дима.
— Ну, что?  пошли? Семь скоро.
Одна из девочек — Лиля, услышав это, спросила: “А вы к нам еще придете?” И честно так, с какой-то грустью взглянула на нас. Что могли мы на это ответить? Дружно закивали и вышли.
День второй, третий и последующие
И я пришла. Не могла не прийти. Когда находишь что-то настоящее, натуральное — тянешься к нему всем существом. Так первому весеннему солнышку подставляешь лицо, чистой воде — руки, искренности — сердце. А эти дети все делали искренне: радовались, обижались, злились. Только безразличие было у них каким-то наигранным.
Они были нужны мне — нужны каждый день проекта. Я и сейчас прихожу к ним. Только реже. А как же иначе: разве может человек долго прожить без сердца? А мое сердце отдано этим детям. И принято с благодарностью...