Актеры Борис Щербаков и Татьяна Бронзова вместе почти сорок лет. За это время Борис убедился, что интуиции его жены могут позавидовать экстрасенсы, а Татьяна поняла, что походы мужа налево – еще не повод для развода.
Позволил интрижку, а жена узнала…
Борис: Вечером отыгрываю спектакль в родном МХАТе. Все как всегда: аплодисменты, цветы... И тут в 
гримерке появляется жена. Я пугаюсь выражения ее лица: такое решительное и такое… чужое! «Твои ключи я забрала, домой больше не приходи. Иди туда, где второй месяц гуляешь. И я знаю с кем». Хочу схватить ее за руку, обнять, успокоить, но она резко разворачивается и уходит. Молча смотрю ей вслед: я действительно виноват – позволил себе дурацкую интрижку. А она, значит, узнала…
На следующий день впервые за девять лет работы во МХАТе сорвал спектакль: прогулял. В результате – приказ Олега Николаевича Ефремова о временном отстранении от роли. Для меня это полная катастрофа. И все же она не так страшна, как мысль о том, что семьи у меня, видимо, больше нет.
Мам, а чего ты спишь в кресле?
Татьяна: К тому моменту мы с Борей были вместе уже восемь лет, сыну исполнилось четыре года. В семье все хорошо – жили, как говорится, душа в душу. В профессии тоже все прекрасно: оба играли во МХАТе, Боречка еще и в кино снимался. Вернется днем или под утро со съемок еле живой от усталости, а вечером спектакль… Я предлагаю: «Поспи, я с Васенькой погуляю». Но Боря возмущался: «Я по сыну соскучился! Пойдем-ка мы с ним в цирк».
И вдруг муж будто с цепи сорвался. Домой приходит вдрызг пьяный, утром не может подняться, не опохмелившись, – такого кошмара в нашей жизни еще не было! Я не пристаю: сорвался мужик, выпил лишнего – с кем не бывает… Мысли о другой женщине мне даже в голову тогда не приходили.
И вдруг Боря не пришел ночевать. Мне вставать рано – играть утренник, так мы в театре утренние детские спектакли называем, а я сижу под торшером с телефонной трубкой в одной руке и справочником городских больниц в другой. И тихо, чтобы не разбудить сына, в который раз спрашиваю: «Извините, я жена артиста Бориса Щербакова. В приемное отделение он не поступал? Да, пропал». Еле сдерживаю себя, чтобы не закричать в голос – так мне страшно за мужа. Рассвело. Вот уже под окнами начал орудовать метлой дворник, и я провалилась в забытье. Просыпаюсь от Васиного прикосновения: «Мам, а чего ты спишь в кресле? Почему не разделась? А где папа?» Улыбаюсь через силу: «Васенька, папа на съемки уехал, я его проводила и случайно уснула». Поднявшись, спешу в ванную и только там даю волю слезам. Как в тот день отыграла спектакль, не помню. Разгримировываюсь, смотрю на свое отражение в зеркале – под глазами черные круги, взгляд – как у старухи. Подруги-артистки подходят: «Тань, не выспалась, что ли?» А я вдруг как разрыдаюсь! «Боря не пришел ночевать! Пьет уже месяц, а где и с кем – понятия не имею… Пытаюсь поговорить – не слышит. Мне его жалко – мой ведь, родной. А что делать – не знаю…» И снова в слезы.
Подруги переглядываются, мнутся. Одна вдруг обнимает за плечи: «Тань, пьет он с артисткой М., у них роман».
Я выпрямляюсь на стуле. Слезы моментально высыхают. Это известие для меня – шок. К тому же о том, что происходит, я, получается, узнаю последней. Уже весь театр, кроме меня, в курсе романа Бори. Ту артистку еще со второго курса нашей Школы-студии выгнали за пьянки-гулянки. Ее актерская карьера не задалась, снимается от случая к случаю и много пьет. С Борей они пересеклись на съемках фильма – и завязалась интрижка. Спустя годы М. зачем-то рассказала о ней в одном журнале. До того момента я все же жалела ее, несчастную, а прочитав, запрезирала: зачем было тиражировать гнусную, в общем-то, историю связи с женатым мужиком? К тому же она «забыла» рассказать, как спаивала его, прежде чем соблазнить.
Борис: Я никогда не хотел уходить из семьи. Даже мысли ни разу не мелькнуло, клянусь. В «воспоминаниях» той дамы выдумано все, кроме самого факта близости. Ну тут уж что говорить… С алкоголем сразу завязал: когда семья рушится, не до выпивки. Каждый божий день встречал Таню после спектаклей, просил прощения. Я любил ее так, что, наверное, умер бы, если бы она со мной развелась. Однажды пришел домой, жму кнопку звонка, слышу за дверью шаги. Таня смотрит в глазок и… уходит. Кричу ей через дверь: «Пусти меня, я домой хочу, жить без вас с Васей не могу». Потом уселся на лестницу, думаю: не уйду никуда, пока не откроет. Замок щелкнул, Таня вышла, коснул
ась моих волос: «Борь, дай слово, что «зашьешься», тогда пущу». К чести Тани, о той истории она мне никогда не напоминала, не упрекала, не выясняла, что было и как.
Боречка, я деньги истратила…
Татьяна: Та женщина – лишь один эпизод нашей жизни. Вокруг Бори всегда было слишком много красивых женщин. Я встретила его девятнадцатилетним мальчиком, и через четыре года мы поженились. Мужчине положено нагуляться, а он не успел. Я это всегда понимала и не надеялась быть единственной в его жизни. Только не думайте, что я спокойно относилась к увлечениям мужа. Для любой женщины походы любимого налево оскорбительны, особенно когда сама себе ничего подобного не позволяешь. Даже сейчас, спустя годы, больно про это рассказывать. Но я человек гордый, никогда Борю не держала, не шантажировала ребенком. Да и загулов было, в общем, не так уж много, всего-то три истории за всю жизнь…
Борис: Интуиция у Татьяны всегда была какая-то паранормальная… Только любящая женщина умеет прощать и… шестым чувством ощущает, что с ее мужем что-то не так. Способность жены все чувствовать иногда меня просто пугает. Однажды Таня увидела во сне, что умер мой отец. В то время она была на съемках в Таджикистане, а я – на Украине. Никто из родни не знал, где именно я, – только Таня. И вот, проснувшись, Таня тут же бросилась на телеграф, дозвонилась до мужского общежития, где я тогда жил: «Щербакову нет телеграммы?» – «Есть», – говорят. – «Вскройте и читайте». Телеграмма была от мамы: «Папы больше нет». Таня тут же послала мне «молнию», и уже утром я вылетел на похороны. Если бы не Танина интуиция, не успел бы… А вот еще один случай про Танино сумасшедшее предчувствие – на эту тему я могу говорить вечно. Мы жили тогда в семейном общежитии, но уже вот-вот должны были получить комнату в коммуналке. Возвращаюсь со съемок картины «Шаг навстречу» с бешеным по тем временам гонораром – триста рублей. Говорю Тане: «Сходи в сберкассу и положи на книжку». Мы тогда откладывали деньги на переезд и на мебель. Завтракаю наспех и мчусь в театр на репетицию. Через три часа звонок на вахту театра: «Боречка, деньги я истратила…» – «Ты с ума сошла?! Триста рублей!!! На что ты их спустила?!» – кричу в ответ. – «Ну, придешь – увидишь», – отвечает. Вечером, после спектакля, иду домой разбираться, что за самоуправство учинила моя жена. Посреди комнаты стоит огромная коробка, а рядом – улыбающаяся Таня. В полном молчании открывает крышку, а там… люстра хрустальная. Переливается всеми цветами радуги, такая красивая! Ругать жену уже не хочется, и все же сурово спрашиваю: «Тань, куда ее девать-то? Не в общежитии же вешать! Подождала бы, когда комнату дадут». А она в ответ: «Боречка, у меня предчувствие: она подорожает!» Буквально на следующий день хрусталь с прилавков исчез, а когда появился, стоимость выросла раза в три.
Мы встречались, а я мучилась
Борис: Мы познакомились в конце августа 1968 года, когда все иногородние, поступившие в Школу-студию МХАТ, съехались в Москву. Скоро начиналась учеба, и надо было устраиваться в общежитии. Меня поселили в одну комнату с тремя земляками-ленинградцами. Сидим с парнями на кроватях, вещи разбираем, общаемся, гогочем. И вдруг распахивается дверь, на пороге – красотка, за ней переминается с ноги на ногу парень с чемоданом в руках. Девушка растерянно говорит: «Ой, а здесь должна жить я…» На что я нагло так заявляю: «А давайте жить вместе!» Она покраснела, стоит, молчит, потом повернулась и ушла. Оказалось, комендант общежития что-то напутал – и Таню, ленинградку, тоже направили к нам, 
в мужское общежитие. Кстати, провожал ее муж Вениамин. Мы оказались на одном курсе и друг на друга весь год внимания не обращали. С Таней у нас все закрутилось лишь на втором курсе. Мы репетировали отрывок из «Женитьбы Белугина» и, как надо было по сюжету, поцеловались. И настолько мне это понравилось, что я начал ухаживать, просто прохода Тане не давал. Взял измором. А Танечке нравились интеллигенты – такие, как ее первый муж. Ну, я же тоже интеллигент, только наглый. Шучу.
Татьяна: Боречка был самым заводным из всех студентов. С ним очень весело, он никогда на месте не сидел, все время что-то интересное придумывал. И при этом страшно самостоятельный и независимый. И одевался со вкусом – мне такие ребята нравились. Он же в Ленинграде, можно сказать, в порту рос, фирменные вещи покупал у фарцовщиков. Все вокруг в брюках ходят и в пальтишках сереньких, а он – в джинсах голубых американских и куртке-аляске. И одевался на свои деньги, а не с родителей тянул, как многие.
Когда приехал в Москву, сразу устроился в метрополитен мойщиком полов. Драил станцию «Проспект Маркса» до двух часов ночи, а в восемь утра уже бежал на занятия.
Мы встречались, а я мучилась угрызениями совести. В Ленинграде у меня муж, человек надежный и порядочный, а я Борю люблю… Он мне ничего не обещал, замуж не звал, хотя я видела, что он меня любит. На развод решилась через полгода.
Борис: Я про женитьбу, честно говоря, тогда не думал. Мы встречались с Таней, и было все замечательно: я любил ее, она меня, и у нас был МХАТ. Что еще надо для полного счастья? Неизвестно, когда еще решили бы пожениться, если бы в семейном общежитии не освободилась 25-метровая комната. Комендант очень хорошо к нам относилась. «Ребята, – говорит, – быстрее оформляйте свои отношения. Комната роскошная – с альковом и выходом в садик». Мы хором сказали ей спасибо. Вышли на улицу. Посмотрели друг на друга и как начали хохотать: «Ну все! Значит, женимся». В этот же день подали заявление, я даже предложения Тане не сделал, все получилось само собой. Утром встретились на улице Горького, купили по пломбиру на палочке – и бегом в театр, на репетицию. Вечером я отыграл спектакль, Таня меня встретила, погуляли по Арбату, выпили шампанского в кафе и разъехались по разным общежитиям. В семейное же въехали только дня через два, после того как предъявили коменданту свидетельство о браке. И вот уже там, в той самой 25-метровой комнате, отметили свадьбу.
Татьяна: Наша семейная жизнь начиналась с нуля. У нас не было даже ложек. Хорошо, что на свадьбу мои родители подарили приличную сумму денег – настолько были счастливы, что я вышла за Борю. Мой первый муж Веня им почему-то не нравился. Первыми нашими покупками стали тахта и холодильник, тогда их очень трудно было достать. Посуду раздобыли в комиссионке, а стенку помог купить Евгений Александрович Евстигнеев, Царство ему Небесное!
Наш сын, Васенька, родился через четыре года после свадьбы. В актеры Вася не пошел, хотя мы с Боречкой думали, что династию он продолжит. Василий окончил юридический факультет МГУ и режиссерский ВГИКа. Наверное, оттого что его папа такой знаменитый, он долгое время комплексовал и не признавался, чей сын. Слава богу, теперь он уже не стесняется, помогает и мне, и отцу, 
занимается нашими делами как профессиональный юрист. Мы им довольны, он хороший сын, жалеем лишь об одном: зря не родили второго ребенка.
Слезы в глазах мужа
Борис: Жена всегда умела меня поддержать. Я без нее себя вообще никогда не представлял. А три года назад Таня вдруг серьезно заболела...
Татьяна: У меня была онкология, и потребовалась операция, долгое лечение. Но, cлава богу, вроде все обошлось. А болезнь, как это ни чудовищно звучит, открыла мне новые горизонты. Ведь как получилось: диагноз я узнала первой. Врач, глядя мне прямо в глаза, сказал: «Татьяна, необходима операция, если еще немного протянем, болезнь перейдет в последнюю стадию». На ватных ногах вышла из больницы. Иду в сторону дома, а сама думаю: «А что же я оставлю после себя? Да ничего… Но как же так?! Столько разных было задумок, хотела книги писать…» Пришла в наш двор, села на лавочку, стала смотреть, как дети на площадке играют, – и такая тоска накатила, не передать. И тогда-то решила: с сегодняшнего дня буду писать книгу. Поднимаюсь решительно и иду в книжный. Мне бы поплакать, пожалеть себя несчастную, а я тетрадок толстых накупила, ручек красивых. Я ведь сочиняла давно: стихи, прозу, но до ума никогда не доводила, все некогда было – работа да семья… А когда заболела, захотела написать просто красивую историю. Набросала в тетрадке сюжет, обрисовала любовную линию, придумала несколько диалогов и… легла на операцию.
После больницы писать продолжила. Даже если силы покидали, выжимала из себя хоть несколько строчек в день. Это отвлекало, я жила не собственной болью и переживаниями, а проблемами своих героев. Так и получился роман «Венера в русских мехах». Первым читателем стал муж. Когда я увидела на его глазах слезы, поняла, что книга удалась. Недавно вышла новая книга «По дороге за мечтой». Мы прожили вместе почти 40 лет, а признаний в любви я от него практически не слышала. А в последнее время Боречка стал более словоохотливым. Подойдет, обнимет так крепко, что я вскрикиваю, и говорит: «Как же я тебя люблю!» – «Боже, – думаю, – дождалась!»
Вы знаете, я не так давно поняла, что он действительно мною сильно дорожит. На дни рождения Боря обычно вручал мне мои любимые духи «Chanel № 5» или ювелирные украшения. А я обижалась: «Ну, Боречка, а где же кукла?!» Я много раз просила его подарить куклу, а он отмахивался: «Тань, маленькая, что ли?» А я в детстве в самом деле не наигралась. И вот когда я заболела, Боря так испугался меня потерять, что сразу вспомнил эту мою просьбу.
Пришла я в себя в реанимации, с трудом открыла глаза, и первым, кого увидела, был Боречка. Сидит рядом на стульчике и крутит в руках большущую куклу в розовом платье. Заметил, что я на него смотрю, и радостно так говорит: «Танюш, быстрее поправляйся, тебя недописанная книга ждет, а вот, кажется, то, о чем ты меня так долго просила».
Ксения ПАДЕРИНА, ООО «Теленеделя», Москва (специально для «ЗН»), фото Ивана Голова,
из личного архива Бориса Щербакова
