Одна из участниц нашей рубрики изумилась: неужели сегодня толпа решает, какое произведение искусства можно считать удачей, и определяет его дальнейшую судьбу? Ее оппонент ликует: публика — она сердцем чует, на чьей стороне правда. По его мнению, иные работы современных скульпторов только оскорбляют чувство прекрасного и больше никакого от них проку. Рассудит противников, как всегда, наш справедливый рефери. Интересно, на чьей он окажется стороне в столь высоком споре?
Много шума из ничего
В таких ситуациях, когда разгораются споры вокруг новых памятников, принято вспоминать мадемуазель Эйфелеву башню. Легенда гласит, что парижане ее категорически не приняли в свое время и какие только обидные названия не сочиняли в последние сто лет, чтобы выразить свое негодование по поводу металлической конструкции. Александр Дюма называл ее «гигантской фабричной дымовой трубой», Леон Блуа — «трагичным уличным фонарем», Ги де Мопассан — «неотвязным, мучительным кошмаром». И что? Можем ли мы представить сегодня Париж без этой «уродины», взобраться на которую и селфануться мечтает каждый первый посетитель французской столицы. Почему же башня стала самой узнаваемой визитной карточкой города? В этом есть великая тайна искусства, никогда не знаешь, когда и как толпа поклонников проникает в смысл произведений, не поддающийся поначалу даже самым искушенным искусствоведам.
«Если ваш талант нов, не рассчитывайте вначале на большое число поклонников, наоборот, у вас будет множество врагов» (Огюст Роден, скульптор).
Именно по этой причине, Роман, я не спешу присоединяться к хейтерам, набросившимся на новый памятник Есенину в лучших традициях сетевой травли. В интернете есть несколько фотографий изваяния, уже искусно «переплавленных» в мемы и комиксы, на прозвища для бронзового поэта публика также не скупится, Дюма, Мопассан да и сам Есенин наверняка причмокивали бы от восхищения, ознакомившись с народным творчеством. «Пьяный ангел», «краб», «Ихтиандр», «падший вурдалак» — самые нежные отзывы о новой работе скульптора Потоцкого. Мне любопытно, сколько критиков за эти дни увидели воочию памятник, который стоит в закрытом дворе есенинского музея в Москве, и смогли оценить его пластическое решение в пространстве? Думаю, ответ очевиден: многие судят о том, чего не видели, по фотографиям и отзывам первых зрителей, чей возмущенный разум кипит по всякому поводу, а чаще всего и без оного.
Больше, чем бронзовые ласты поэта, меня пугает тенденция сносить памятники, срочно их демонтировать в угоду громким заголовкам: «Народ требует демонтажа!». От имени какого народа вещают — бог весть. Двух-трех блогеров, поднявших волну? Или есть другие причины отправлять произведение искусства в утиль? Наверняка ты помнишь, Роман, как совсем недавно в США приверженцы BLM сносили на своем пути все бронзовые бюсты воображаемых противников. Так, может быть, это не памятники дегенеративные, а движения, за которыми стоят люди, кому сегодня очень не терпится сносить бюсты, а завтра возвращать их на место? Знаешь, очень похоже на бессмысленную компьютерную игру, даже трудно поверить в то, что это происходит в реальности.
Испугавшись гнева толпы, директор музея Есенина уже успела от статуи отречься, сказав, что у нее договор на экспонирование до 1 ноября, а потом они предложат автору подыскать для памятника новое подходящее место. Потому что людям — не нравится. И это правильный подход, Рома? Мы теперь все произведения искусства будем сверять по блогерам в интернете? А как же плюрализм культурных языков, свобода самовыражения, поиск новых форм и прочие принципы прогрессивной общественности? Почему даже такой безобидный тест на попытку довериться взгляду художника безоговорочно провален? Кажется, я знаю ответ. При ближайшем рассмотрении люди, которые больше всего заявляют об ущемлении своих свобод, оказываются сами не готовы к тому, чтобы предоставить эти самые свободы другому. Вот что печалит больше всего в этой более чем странной истории о том, как скульптора забубукали.
Виктория ПОПОВА.
viki@sb.by
Без уважения к зрителю
Нет, Виктория, не так: мы будем оценивать произведения искусства, исходя из собственного чувства прекрасного, а не опираясь на мнения двух‑трех блогеров. Кроме того, нам на помощь придут представления об эстетике и здравый смысл. Что эстетичного в монументальном изображении кучи фекалий, например? А ведь и такой памятник имеется: в Чикаго его возвел местный скульптор Ежи Кенар. Из бронзы. Даже как‑то неловко за благородный металл. Или вот композиция «Лавочка порока» в Праге, которая изображает проститутку за работой. Вряд ли этот образ достоин увековечивания. Памятник клизме в российском Железноводске, скульптурная группа испражняющихся людей в пригороде Сеула, бесчисленные писающие мальчики и девочки, совокупляющиеся люди и животные… Вся эта вакханалия разнузданных изваяний, на мой вкус, крайне далека от настоящего искусства, так как не дает зрителю эстетического удовольствия, а вызывает лишь негодование и отторжение. Это как физиологический интим, который имеет высокий смысл, связанный с рождением человека. Но лишь в том случае, если он остается в зоне сокровенности. Будучи выставленной напоказ, та же сфера превращается в порнографию.
«Скульптура — это искусство ума» (Пабло Пикассо, художник).
Понимаешь, если бы фантасмагоричный Есенин с его клешнями и ластами был выставлен где‑нибудь у скульптора в подвале, куда автор статуи в одиночку спускался бы в минуты душевной скорби, чтобы ужаснуться делу своих рук, — это один коленкор. Личное дело художника. Но когда эта сомнительная работа выставлена на публику и откровенно насилует массовое представление о прекрасном, тогда нужно принимать меры. Потому что психологическая травма, нанесенная бессмысленно ужасными изображениями, не менее болезненна, чем площадное оскорбление ни в чем не повинного гражданина. С какой стати по прихоти одного‑единственного человека масса других людей должна страдать? А они страдают, так как личное представление скульптора о русском поэте никак не совпадает с мнениями миллионов ценителей творчества Есенина.
Выражая общую позицию большинства критиков, публицист Андрей Малосолов возмущенно пишет: «Простите, а кто выдал разрешение на установку этого убожества? Что в голове скульптора и за что он так ненавидит Есенина и москвичей? Пригоните бульдозер и снесите это недоразумение! Мы тут частенько рассуждаем о дегенеративных тенденциях в загнивающей Европе, а у самих под носом поминают память прекрасного русского поэта таким образом. Ни в одном из своих чудачеств, запое или ином угаре Есенин не представлял себя в виде краба». Декан Высшей школы телевидения МГУ Виталий Третьяков подытоживает: «Он так видит. А сотрудницы музея, видимо, рыдают».
По большому счету, этот разговор вовсе не о памятнике Есенину, он куда шире. Речь про то, что слишком часто свобода творчества оборачивается наплевательством на чувства окружающих. История про дома и улицы, разрисованные у нас бчб‑флагами, — из той же оперы. Неизвестным «художникам» откровенно плевать, каких политических и эстетических воззрений придерживаются их соседи, разделяют ли они появление бело‑красно‑белых рисунков на стенах и асфальте, нравится ли им такая цветовая гамма на мусорных баках и заборах. Ночные рисовальщики «так видят». А остальные рыдают.
Впрочем, я знаю, что люди сами берутся за кисти, чтобы исправить последствия безумного «творчества». И меня откровенно радует, Вика, что Минск и другие белорусские города обошла стороной мода на скульптурные эксперименты. Наши «Девочка с зонтом» и «Торговка семечками», «Незнакомка» и «Почтальон» — это узнаваемые и теплые образы, действительно украшающие город. Они не вызывают оторопи и недоумения, не оскорбляют ничьих чувств, поэтому по праву служат эталоном уважительного отношения скульптора к своим зрителям.
Роман РУДЬ.
rud@sb.by
Брейк!
Раньше с искусством было достаточно просто. Вот семейный портрет, вот стоит береза, вот море, которое волнуется, а вот величественный Маяковский на одноименной площади в Москве. Но сегодня, да, нам тяжеловато. Всякие «черные квадраты» и подобные им произведения нуждаются в определенной интерпретации: сфера искусства стала образным осмыслением действительности для тех, кто в ней трудится. Поэтому на месте Романа я бы не стал делать поспешные выводы по поводу новой скульптуры Есенина, а задумался бы: почему именно так скульптор его представил зрителю? Несмотря на это, я полностью согласен с Романом в том, что похабщине и низкопробности здесь не место — везде есть контрольная граница между высоким и претензиями на него.Мнения по поводу предназначения искусства очень разнятся. Кто‑то говорит про то, что оно должно представлять эстетическую ценность, кто‑то уверен, что оно должно выполнять воспитательную функцию и т.д. Все это традиционно и верно, но сегодня, когда способы общения у людей при помощи цифровых технологий коренным образом изменились, на мой взгляд, эта высокая сфера стала выполнять еще одну важнейшую роль — коммуникативную. А без этого людям никак не обойтись. Коммуникация посредством искусства стала особенной, так как обладает способностью передавать сложнейшие образы, чувства и яркие эмоции. А это то, что невозможно передать с помощью обычной логики, литературного языка, традиционных цветов и форм. Здесь я полностью согласен с Викторией, которая очень точно отметила: великая тайна искусства состоит в том, что никогда не знаешь, как толпа поклонников проникает в смысл произведений, не поддающийся сначала даже самым искушенным критикам. В итоге, несмотря на достаточную убедительность обеих сторон, победа с определенным перевесом достается Виктории.
Дмитрий ШАМКО.
shamko@sb.by
