Собрания родителей, которые проводятся каждую четверть, в нашем 8 «Б» — зрелище, доложу вам, предсказуемое до идиотизма. Опять придут ровно пять мам, двое пап и одна бабушка. Опять мы что–то решим и будем робко переглядываться: как поделикатнее сообщить остальным 12 семьям? Про то, что нужны всякие хозяйственные мелочи для дежурства класса по школе? Про букетик нашей Татьяне Александровне ко Дню учителя или 8 Марта? Про то, что школа купила дверь и директор мягко намекает, что надо бы посодействовать в ее установке? Что интересно, эти восемь сами всегда предлагают сброситься и тут же открывают кошельки. Более того, сколько раз я ни пыталась представить отчет, что и куда потрачено, мне в ответ энергично махали руками. Мол, зачем же, верим–верим! И сколько раз я ни пыталась уйти с тяжкого для психики поста классного казначея — никогда не удавалось. По той простой причине, что не из кого выбирать. Из «великолепной восьмерки» у троих по две работы, одна — и без того замотанная мама–одиночка, а бабушка сама с внуком еле–еле справляется. Не будем же мы насильно, «за глаза» делегировать полномочия хронически отсутствующим! Так, в практически неизменном составе, и переплывает наш родительский комитет из класса в класс, рассылая по семьям слезные записочки и жалобно названивая. В последний раз я услышала из трубки пять категорических «нет», когда речь шла о фонде школы (но «да», если в фонд класса, заметьте), и одну отповедь папаши, который считает, что мне нужно бросить это дурное дело и заняться личной жизнью. В незапамятные времена дочкиной младшей школы удалось мне этого колоритного персонажа воочию лицезреть. С трудом втиснувшись за парту, он объяснял нам, курицам, что детям надо все разрешать — круглые сутки питаться фастфудом и отлынивать от уроков: «Вот я сам на «тройки» школу окончил, и что? Теперь король!»
Вы всерьез верите, что такой папа сдаст деньги по новым правилам — пойдет в банк и переведет определенную сумму на счет учебного учреждения? Да он номер счета поленится узнать! Не отправится в банк, уверена, и большинство других родителей, которые прежде рано или поздно шли родительскому комитету навстречу. Потому что это хлопотнее, требует напряжения, тогда как цель расплывчата, ответ на вопрос «пошли ли деньги на моего ребенка и на его одноклассников?» туманен. Знаете, сколько отговорок можно насочинять, если тебе все до фонаря?
В общем, в сухом остатке мы получаем следующее. Родительские комитеты окончательно освобождаются от ярма подозрений и ярлыка хапуги. Не надо больше унижаться, прогибаться и делать вид, что тебе почему–то больше других надо. И это, безусловно, ура! Зато ноль рублей в фонде класса. Ноль возможностей помочь классному руководителю, если его чем–то хозяйственным неожиданно озаботят. Ноль шансов организованно поздравить его даже с профессиональным праздником. Теперь каждый будет за себя. Предположительно со своим подарком. И с таким же, видимо, энтузиазмом, какой я с тоской наблюдаю на родительских собраниях...
Уж не знаю, что теперь будет с моей горемычной подругой. Она в своем родительском комитете — единственный и неповторимый член. Никто больше не изъявил желания помогать, а «соскочить» ей не позволяет совесть. Она одна до недавнего времени стояла в холопской позе просителя и в результате, плюнув, часть необходимого в классе ремонта произвела на свои же деньги. Теперь вот ждет, когда «господа» соизволят и отдадут «шерсти клок». Похоже, придется запастись изрядным терпением. Родительское равнодушие к школе пустило слишком глубокие корни. Тут никакой попечительский совет (кстати, а везде ли он есть?), никакой банковский счет в «дереве» ЕРИП не спасут.
gabasova@sb.by
Советская Белоруссия № 17 (25152). Четверг, 26 января 2017