Знаете, чего я не пожелаю никому? «Загреметь» в больницу месяца на два. Опираясь на собственный недавний опыт, подозреваю, что как только кто–то серьезно заболевает, он сразу перестает чувствовать себя полноправным членом общества. И не имеет значения, где лежит пациент: ни высокопрофессиональные врачи, ни тактичный и предупредительный медперсонал не в состоянии скрасить сам больничный режим, который по требованиям порой напоминает, простите за такое сравнение, очень закрытые учреждения. Думаете, утрирую? Судите сами...
Лифт в клинике, где я провела почти два месяца, работает лишь до пяти часов вечера. Потому послеоперационные больные, прижимая к едва зажившим швам ладони, вынуждены преодолевать несколько пролетов на своих двоих, переводя дух на площадках третьего и второго этажей. Сидели бы, кажется, по палатам! Но на первом этаже здания расположен аптечный киоск и телефон–автомат, а еще — выход в больничный двор и тропинка, упирающаяся в двери ближайшего продуктового магазина. В больнице, куда приезжают пациенты со всей Брестской области и проводят здесь от пары дней до полугода, нет таких необходимых здесь киоска «Союзпечати», библиотеки, почты и буфета. На полгода книг и продуктов не напасешься, а больничное питание, каким бы хорошим ни было, приедается... От этого — и ежедневные походы пациентов в магазин, от этого — и жалобы на неработающий лифт.
Впрочем, далеко не все закупленное продовольствие можно хранить в больничных холодильниках. Если кефиры и йогурты в упаковке тетра–пак никаких нареканий не вызывают, то продукт, запаянный в пластик, «жить» внутри казенного агрегата почему–то не имеет права... Список «запретных» продуктов так велик, что если его честно придерживаться, то после выхода из больницы даже самым упитанным пациентам никакие диеты не понадобятся.
Если же кто–то из пациентов рискнет нарушить установленные, как выяснилось, специалистами центров гигиены и эпидемиологии правила, их ждут жесткие меры воздействия. О них можно прочитать на дверцах все тех же холодильников: «Администрация имеет право изымать продукты без предупреждения»...
Перечислять «прелести» больничного существования можно бесконечно: переполненные палаты, постоянные сквозняки, одна ванна на два отделения (общая для мужчин и женщин), закрытая большее время суток. «А нечего на пол зря плескать!» — ответила на мой закономерный вопрос санитарка, когда я попросила предоставить мне возможность заняться личной гигиеной. О биде и душевых речь здесь вообще не идет... Два унитаза, простите за такие подробности, на два отделения — и вечная очередь под дверями... О кондиционерах и хотя бы одной свежей газете на всю больницу приходится только мечтать.
Кстати, похожие жалобы высказывали мне и те, кто лечился в других учреждениях области. «Почему мне, прожившей без чьей–либо указки большую часть моих 50 лет, в больнице полностью отказывают в самостоятельности? — жаловалась мне пациентка одной из районных больниц. — Под строгим контролем все мои шаги: что ем, где и как моюсь, с кем и когда общаюсь... Больница, понятно, — не санаторий, но нельзя же требования режима доводить до абсурда. Говорят, это во благо больных. Однако слезы и депрессии, которые вызывают отдельные правила, — не лучшие спутники выздоровления...»
Раньше я бы ее, может, и не поняла. Теперь, сполна испытав больничный режим на себе, готова подписаться под этими словами полностью. Тем более что объяснить некоторые больничные требования с точки зрения их законности мне так и не смогли. Ни администрация учреждения, ни специалисты санстанции, к которым я обратилась по поводу злополучных йогуртов в тетра–паке и пластике.
...Недавно в моем отделении появились люди в спецовках. Говорят, они заняты установкой биде и ремонтом «мертвых» душевых. Неплохо бы больничной администрации вспомнить еще и о таких «мелочах», существенно облегчающих и без того непростой быт больного человека, как туалетная бумага и дезодорирующая отдушка для мест общего пользования. Не говорю уже о таких «излишествах», как свежая газета в палатах и кондиционер в летнюю жару...
