Он вошел в прихожую и сразу же услышал знакомый запах тушеной капусты с грудинкой. Когда-то он очень любил это блюдо, но за последние несколько месяцев почти возненавидел его. Правда, сказать об этом жене у него не хватало духу.
— Это ты? — донесся со стороны кухни знакомый мелодичный голос. — Ты уже пришел?
Раньше несуразный этот вопрос вызывал у него неизменную улыбку, но это было раньше. В те далекие времена, когда он еще умел улыбаться…
— Здравствуй, дорогая! — произнес он, заходя на кухню и целуя жену в рано поседевший висок. Потом он бросил взгляд на другую сторону стола и добавил:
— Привет, Бобби!
Бобби никак не отреагировал на это. Взлохмаченная голова его едва выглядывала из-за края стола, прямо перед ним на тарелке медленно остывала целая гора манной каши.
— Бобби — молодец! — перехватив взгляд мужа, поспешно проговорила жена. — Он почти не шалил, когда мы гуляли по улице, а потом я читала ему сказки. И знаешь, он уже почти все понимает!
Женщина смотрела на мужа, в ее больших голубых глазах таились надежда, тревога и еще что-то не совсем понятное. Она словно ждала чего-то от мужа, каждый вечер ждала чего-то… и каждый вечер напрасно…
— Я переоденусь, — пробормотал он, торопливо покидая кухню. — И знаешь, не ложи мне слишком много капусты, что-то не хочется сегодня. Завари-ка лучше кофе.
Когда он вернулся, Бобби за столом уже не было, тарелка из-под манной каши стояла пустой, а другая тарелка, до краев наполненная капустой с грудинкой, уже ждала его. Так было всегда, но он никогда не задавался вопросом, куда же девается каша. Еще он никогда не переспрашивал насчет кофе.
Вздохнув, он просто сел за стол и взял вилку. Женщина села напротив, тревожный взгляд ее странных глаз буквально застыл на лице мужа. Это было не очень приятно, но он уже успел привыкнуть и к этому…
Он ко многому успел привыкнуть за последнее время…
— Я положила Бобби спать, — проговорила женщина тихим усталым голосом. — Он, правда, хотел еще немного погулять, но я не позволила. В его возрасте главное — сон!
Надо было хоть как-то отреагировать на эти слова жены, и он молча кивнул головой, соглашаясь с тем, что и в самом деле главное — это сон.
— Ты плохо выглядишь, — сменив тему, проговорила женщина, и глаза ее вновь тревожно заблестели. — Плохо спишь, кричишь по ночам… У тебя что, неприятности на работе?
Единственным положительным моментом во всех этих разговорах являлось то, что на вопросы жены можно было и не отвечать. Вот и сейчас он лишь пожал плечами, и этого оказалось достаточно, чтобы жена посчитала данную тему полностью исчерпанной. На сегодняшний вечер, разумеется…
К тому же он знал, какова будет следующая тема. Они словно каждый вечер читали одни и те же роли в какой-то неизвестно кем написанной пьесе, и он успел хорошо выучить свою роль…
— Дорогой! — голос жены был тревожный и умоляющий одновременно. — Бобби уснул, но не мог бы ты все же подняться посмотреть, как он там? Я знаю, ты устал, но все же…
— Разумеется, дорогая! Я сейчас к нему загляну.
Что ж, они и в самом деле хорошо знали свои роли…
Поднимаясь по скрипучим ступенькам на второй этаж, он вдруг поймал себя на мысли, что вновь, как и вчера, как и позавчера, как и каждый вечер, поднимаясь сюда, он надеется на чудо. Вдруг, отворив дверь детской, он увидит в кроватке… Бобби! Настоящего Бобби!
Но чуда не произошло. И поняв это, он молча подошел к детской кроватке и, остановившись неподалеку, принялся все так же молча смотреть на куклу, лежащую в ней. Большая, потрепанная кукла из целлулоида — таких, кажется, уже и не выпускают — лежала с закрытыми глазами, и издалека ее и в самом деле можно было принять за спящего ребенка.
Но это только издалека…
Ему вдруг припомнился тот кошмарный вечер двухлетней давности, когда, услышав отчаянный крик жены, он вбежал сюда и впервые увидел эту куклу. Она лежала в кроватке их сына, сам же мальчик исчез, причем обстоятельства его исчезновения были самые загадочные, ибо окна остались закрытыми и даже заклеенными, а через форточку смог бы пролезть разве что сам Бобби, если бы годовалое дитя умело это делать…
А потом тревожное ожидание у телефона… напрасное ожидание… Никто так и не позвонил им. И правоохранительные органы тоже ничем не смогли помочь… До сегодняшнего дня судьба их маленького сына остается совершенно неизвестной…
Неизвестной для него. А вот жена от горя и безысходности вдруг поверила в то, что эта старая целлулоидная кукла, которую похититель (или похитители) оставили почему-то на месте преступления, и есть их Бобби, их маленький мальчик, которого просто кто-то заколдовал, превратив в куклу. Это было единственным проявлением ее помешательства, во всем же остальном женщина оставалась прежней, вернее, почти прежней…
Правда, это «почти» дорого ему стоило…
Оторвавшись наконец от невеселых своих мыслей, он вдруг вздрогнул и даже сделал шаг назад. Неожиданно ему показалось, что кукла исподтишка наблюдает за ним сквозь полузакрытые веки.
Разумеется, это была иллюзия, оптический обман… Хватит и одного сумасшедшего в этом доме, хватит и тех кошмарных снов, которые он видит, считай что, каждую ночь…
И все же…
Минуту назад он готов был поклясться, что кукла исподтишка наблюдала за ним…
— Кто ты?! — спросил он тоскливо и безнадежно. — Откуда ты взялась тут и где сейчас мой маленький Бобби? А может, моя жена права и ты — это он? Если ты и в самом деле Бобби, знай, что я люблю тебя! И никогда не переставал любить! И никогда не переставал… надеяться…
Не договорив, он повернулся и пошел прочь. Притом все то время, пока шел к выходу, его не оставляло ощущение, что кукла, слегка повернув голову, смотрит ему вслед. С сочувствием, а может, и с угрозой, кто знает…
Это было весьма неприятное ощущение, но он так и не осмелился обернуться, чтобы убедиться в том, что все это только ему показалось. Втянув голову в плечи, он невольно ускорил шаг и, только оказавшись в коридоре и плотно затворив за собой двери, вздохнул наконец с облегчением…
(Авторизованный перевод с белорусского)
