Блюдце, разбитое на удачу

Есть у кинематографистов такая традиция: в первый съемочный день, когда группа собрана, когда все знают, какая пред ними стоит задача, когда актеры освоились с ролями, когда операторы опробовали камеры и пленку, когда постановщики выстроили декорации, когда все готово для того, чтобы снять первые полезные метры будущего фильма, - режиссер собирает группу и торжественно разбивает блюдце...

На счастье, на удачу, чтобы все было ладно, шло гладко, чтобы не было остановок в съемках, чтобы не случалось брака, чтобы группа работала напряженно и слаженно, как мотор готового к гонкам спортивного болида.

Осколки блюдца тщательно сохраняются директором фильма до последнего съемочного дня, когда группа позволит себе расслабиться и выпить по чарке, отмечая окончание самого напряженного в производстве кинофильма дня. Последнего съемочного!..

Но перед тем как разбить блюдце на удачу во время съемок, проходит в кинематографии очень сложный, потаенный, никому особенно не приметный период - период подготовки к съемкам. Начинается он с того момента, когда режиссер останавливает свой выбор на литературном сценарии будущего фильма, или, если говорить высоким стилем, на том Слове, которое ляжет в основу, определит образ всего будущего фильма.

Режиссер-постановщик Вячеслав Никифоров, заслуженный деятель искусств Беларуси, лауреат многих премий и фестивалей литературу, Слово для будущего своего фильма выбрал. Им стала пьеса известного драматурга Алексея Дударева, с успехом идущая в театрах страны, - "Рядовые". Пьеса о войне, вернее, о последних днях войны, пьеса, в которой автор пытается поделиться с нами непростыми своими рассуждениями и о смысле жизни, и о смысле смерти, без которой, как известно, войн не бывает.

Прочитав киносценарий будущего фильма, я спросил у режиссера

: - Не боишься, Слава?..

Он задумался на секунду, потом решительно рубанул

: - Боюсь, конечно!.. Но - глаза боятся, а руки делают!..

О том, что тревожит маститого режиссера перед началом нового фильма, я и хочу вам рассказать, поскольку, как правило, эти тревоги всегда остаются скрытыми от публики.

Прежде всего, режиссер размышляет о том, чтобы адекватно передать замысел автора, чтобы не свести его к скороговорке, чтобы в фильме прочитались душевные тревоги и мысли писателя, чтобы зритель увидал не просто еще одну историю о войне, где стреляют, наступают, убивают, побеждают... Чтобы зритель вместе с авторским коллективом задумался над тем, что такое война, зачем она, бывает ли она справедливой. Оправданны ли жертвы, приносимые на алтарь этого молоха, где грань, за которой священная ненависть к врагу, захватчику, оккупанту, становится смыслом и целью жизни, коверкает и испепеляет душу, где грань, за которой кончается ненависть и начинаются "милость к падшим" и великодушие победителя... Все эти вопросы густо замешаны в литературной основе Алексея Дударева, поскольку его пьеса - не просто повествование о нескольких самых последних днях перед Победой, а скорее всего - притча о жизни после Победы, размышление автора о том, кто и каким будет, пережив все те ужасы, которые наложила на людей война. В пьесе Дударева и в киносценарии, который он написал вместе с режиссером, эти вопросы прописаны с обнаженной откровенностью. Нелепо и странно гибнут почти все герои фильма - Соляник, Одуванчик, Дервоед, Дугин, Лида, Вера, в душе которых сохранились искры человечности, любви, добра, гуманности. Война словно в последнем всплеске испепеляющего пламени уничтожает тех, кому удалось сохранить частичку бессмертной своей души, пронести ее сквозь лихолетье боев и несчастий, удалось сберечь то неуловимое понятие человечности, которое позволяет строить на пепелище новую, очищенную в пламени трагедий жизнь. В живых остаются только Буштец, душа которого выгорела, кажется, дотла, да сопливый мальчишка, немецкий снайпер, глухонемой и потому не способный внять словам Дугина, убеждающего его в том, что война окончена, что стрелять уже не надо, уже не надо убивать.

Авторы ставят перед нами вопрос: с чем, с какими чувствами придет в мирную жизнь тот, кто научился на войне только ненавидеть, кто научился быть безжалостным? Куда спрячет, да и сможет ли спрятать он свою ярость? Не выплеснет ли он ее потом на соотечественников, не станет ли среди своих привычно искать врагов, поскольку приспособил душу свою к ненависти, к поиску и истреблению. Как же жить дальше с такой ношей, как перестроить душу свою на мирный лад? И возможно ли это? И как жить в мирное время с душой, испепеленной ненавистью?.. Эти вопросы ставят авторы перед собой, но в то же время и перед нами, будущими зрителями.

Ответить на эти вопросы мы сможем только тогда, когда они будут точно сформулированы авторами.

Кино - такое странное искусство, что четкость формулировок в нем зачастую зависит не от одного режиссера, а от всего оркестра: от художника, оператора, актеров. Но и они не смогут выполнить свою миссию, если не вплетут в общее звучание оркестра свои ноты те люди, имена которых мы потом прочтем в титрах, набранные мелкими буквами, - постановщики, гримеры, администраторы, пиротехники. Потому что без их профессионального и умного труда кино, настоящее кино, то, которое всколыхнет души зрителей, не состоится.

И вот в этом - вторая точка, вызывающая опасение режиссера, понимающего важность вклада тех, кого называют специалистами среднего звена, в общий успех картины.

Вячеслав Никифоров знает - за последний десяток лет студия "Беларусьфильм" во многом утратила именно этих специалистов. Бескартинье, отсутствие высоких критериев снизили общий уровень профессионализма. Люди привыкли работать кое-как, разучились ставить перед собой высокие ориентиры, утеряли традиции. В нашем кинематографе сегодня много тех, кто привык относиться к собственной профессии беспечно, спустя рукава, привык за годы не лучшего управления кинопроизводством делать свое дело на авось. Вячеслав Никифоров представляет себе, как сложно будет сцементировать, скрепить группу, составленную подчас из людей случайных, необязательных, не уважающих свою профессию. А ведь перед ними будет стоять чрезвычайно сложная задача, с кинематографической точки зрения, пожалуй, посложнее, чем стояла перед создателями фильма "В августе 44-го..." Там были, конечно же, свои проблемы - огромное количество военной техники, войск, иные масштабы. Здесь кино, на первый взгляд, более камерное, однако это только на первый взгляд.

Действие фильма, к которому готовится Никифоров, происходит в нескольких небольших немецких городках, а это значит, нужно будет искать совсем иную, чем "В августе...", натуру, скорее всего зарубежную, а она дорого стоит, нужно будет многое в этой натуре менять, достраивать - это тоже дело недешевое. Чтобы картина не вылетела в трубу, группа должна будет проявлять чудеса изобретательности и выдумки, чудеса киношного профессионализма. Опасается режиссер, и это совершенно оправданное опасение, что сегодняшнему "Беларусьфильму" будет трудновато осуществить то, что задумали авторы, а идти на компромиссы, снижать общий уровень творческого напряжения в фильме из-за неспособности служб выдержать это напряжение не в характере режиссера Никифорова, ибо он понимает: попустительство в малом непременно скажется на общих результатах. Неправда деталей может вылиться в общую нечленораздельность повествования, а значит, в неточность постановки вопросов, в косноязычие, скороговорку мыслей и образов.

Третий момент, которого опасается режиссер, напрямую связан со вторым.

Фильм делается для того, чтобы люди его увидели. В не такие уж далекие времена этой проблемы как бы и не существовало - имелась неплохо отлаженная система всесоюзного кинопроката, который брал на себя ответственность за экранную жизнь кинофильма, печаталось на всесоюзных копирфабриках потребное количество кинокопий, которые в обязательном порядке рассылались по кинотеатрам и крутились до тех пор, пока зритель проявлял к фильму интерес. Поскольку прокат практически не знал такого понятия, как конкуренция, заботиться об экранной жизни фильма не приходилось. Умные товарищи в Госкино СССР все учтут, все оценят, напечатают и "прокатают" столько копий, сколько потребно. Времена изменились - на рынке появились мощные конкуренты и в первую очередь в лице американских кинопроизводителей. Они предлагают товар, который во многом опережает отечественный по техническому обеспечению, по рекламе, по средствам, вложенным в производство. Чтобы с этим производителем конкурировать на равных, нужно заботиться о том, что в киношном обиходе называется "постпродакшн", еще тогда, когда фильм только задуман.

Нужно грамотно выстраивать финансовый монтаж будущей кинокартины, то есть искать сопартнеров, которые вложат деньги в проект и продвинут готовый продукт на контролируемые ими рынки. Что мы не лучшим образом умеем это делать, свидетельствует опыт и "В августе 44-го...", и фильма "Рейнджер из атомной зоны", последнего, который снимал Вячеслав Никифоров на "Беларусьфильме". Привлекая для финансирования этих проектов российские деньги, мы настолько топорно это делали, что не сумели сохранить собственное авторское право, и фильмы, выйдя на экраны, начали приносить прибыль не нам, а нашим сопродюсерам. Короче говоря, нас в этих случаях благополучно облапошили. В фильме "Рядовые", который готовится снимать Никифоров сейчас, кооперироваться придется, пожалуй, не только с россиянами, придется кооперироваться со студиями и продюсерами дальнего зарубежья, при этом нужно выстроить свои взаимоотношения с ними таким образом, чтобы картина работала на имидж нашей страны и приносила деньги от проката прежде всего в нашу копилку. Это сложно!

Позиция "мы сами с усами" в данном случае неконструктивна. На рынки мира, то есть к мировому кинозрителю, можно выйти, только включив возможности потенциальных сопродюсеров - значит, искать контакт с ними нужно сейчас, сейчас строить финансовые и производственные связи, сейчас оговаривать будущие сферы влияния, в чем-то уступая, а что-то отстаивая, как говорится, до последней пяди.

У нас нет специалистов-переговорщиков - это наше слабое звено, мы рискуем проиграть в этой игре, этого не хотелось бы, этого очень не хотелось бы, поскольку фильм готовится такого размаха и накала, что будет просто обидно, если он не выйдет из-за нашего головотяпства к широкому мировому зрителю или выйдет, но мы при этом будем оттерты в сторону, будем при сем просто присутствовать.

Вячеслав Никифоров, равно как и Алексей Дударев, эту опасность видят и понимают. Они о ней предупреждают. Было бы хорошо, если бы эти предупреждения были услышаны теми, кто в силу властных полномочий помог бы провести корабль кинопроизводства и последующего его проката между Сциллой и Харибдой интересов, зачастую кажущихся весьма противоречивыми.

Я сосредоточил ваше внимание на трех болевых точках, определяющих как эмбриональную, так и послеродовую жизнь будущего фильма. Было бы странно, если бы заслуженный деятель искусств Беларуси Вячеслав Никифоров, человек несомненно талантливый и многоопытный, этих точек не предвидел, и они не вызывали бы у него опасений. Если знаешь, где ждут тебя неприятности, их можно избежать - либо обойти стороной, либо соломки подстелить. Обойти, пожалуй, не удастся: выигрывая в расстоянии, мы можем проиграть в качестве, а этого допустить никак нельзя. Следовательно, лучше подстелить соломки, а лучше бы сбалансировать над опасным местом, сохраняя равновесие.

Я надеюсь, что Вячеславу Никифорову удастся связать это триединство в один узел, который гарантирует успех.

За собой же и за редакцией "СБ" оставляю право и далее следить за ходом реализации этого несомненно амбициозного белорусского кинопроекта и информировать о нем читателей.