Двадцать лет в режиме соло
У Инны Афанасьевой, несомненно, бойцовский характер. Кажется, если бы все наши певицы обладали подобным темпераментом, музыкальная жизнь была бы гораздо интереснее. В 2008 году артистка отметила 20–летие творческой деятельности, но хлопать дверью и ставить жирную точку в своей насыщенной карьере не собирается. Наоборот, собрав всю волю в кулак и заручившись поддержкой верных друзей, Инна Владимировна предпринимает азартную попытку привить гламур на нашей дерново–подзолистой почве, на которой сколько ни сажай апельсины, все равно почему–то вырастает картошка.
О зависти белой и черной
— Детский максимализм люди должны переживать в детстве. Если он переходит во взрослую жизнь, значит, что–то не так. Чувство зависти, озлобленности всегда присутствовало в моей жизни со стороны разных людей — коллег и не только. Кто–то думает, что у меня легкая жизнь, озаренная фейерверками, славой, светом софитов, и все всегда очень легко доставалось. Я не понимаю, когда говорят: «Завидую белой завистью». Зависть одного цвета. Я это чувство искоренила в себе очень давно. У родителей не было возможности покупать все, что мне захочется. Я понимала, что я, увы, не дочь миллионера... Жила в деревне, очень рано вставала каждый день в школу, автобус приезжал за час до занятий, и я ждала еще час начала уроков. После школы — занятия вокалом. Другие дети в это время играли во дворе или смотрели по телевизору советские мультики, потому что других не было. Это сейчас можно дома в любой момент включить DVD.
С четвертого класса стала, если можно так сказать, «скиталицей»: недоедание, головные боли, ночевки у чужих людей, иногда даже обмороки в автобусах, поздние концерты... Но все это я успешно пережила, потому что рассчитывала только на себя и никому не завидовала. Это глупо. Другое дело — чувство конкуренции. Мне всегда интересно, что делают коллеги. Если у кого–то получается хорошо, я могу только искренне порадоваться. А изнемогать ночью от зависти или злобы — это не про меня.
О призвании
— Я очень долго не понимала, чем в конце концов буду заниматься. Если вы читали мои интервью, то знаете, что я не собиралась становиться певицей. Я была неартистичная, неподвижная, не любила играть. Мне казалось, что это все неискренне. При этом петь я любила всегда, но не могла предположить, что за это мне еще и деньги будут платить. Для меня это было что–то неземное и потрясающее, что ни в коем случае не должно продаваться — пение! Чего не должны касаться мелкие житейские заботы.
Начинать музыкальную карьеру всегда сложно. Когда я начинала, даже какие–то элементарные вещи — колготки, чулки — были в дефиците. Невозможно было сделать себе нормальный сценический костюм. Помню, что свои первые сапоги для выступления с большими усилиями сшила в Доме мод. Мне нашли тогда какую–то дубовую кожу, сделали ботфорты, и я была абсолютно счастлива. Сейчас смешно об этом говорить. Сегодня если у артиста есть вкус, не имея больших денег, можно выработать достойный имидж. Но если нет собственного мнения, выжить очень сложно.
Все продюсеры у нас местечковые. У нас нет ни одного продюсера уровня Меладзе, Фадеева или Крутого. Меладзе, кстати, вышел из Украины, и в московском шоу–бизнесе сегодня очень много украинцев. Белорусские исполнители в отличие от украинцев не добились феерической раскрутки или неземной популярности.
О проблеме результата
— Когда я приехала в Минск, на эстраде работали Виктор Вуячич, «Песняры», «Сябры», «Верасы», группа «Сузор’е» и их солистка Нелли Денисова, очень классная исполнительница. Других солистов и имен на сцене не было. Потом уже появились другие голоса, оттенки, манеры. Не думаю, что нынешняя белорусская эстрада слабее. Какие у нас классные рок–группы: и «Ляпис Трубецкой», и J:Морс, и «Крама», оставшаяся верной и стилю, и языку, и себе. И новые интересные певицы.
Когда я была посвободнее, с удовольствием занималась педагогикой. Но со взрослыми людьми очень тяжело заниматься. Они сразу хотят результата, а пение — это — спорт: нужна каждодневная, монотонная, не всегда приятная работа. Взрослого человека очень тяжело заставить тренироваться. Ему хочется, чтобы сегодня он позанимался, а завтра — спел. Нынешняя техника, правда, позволяет записать даже бесталанного артиста, на это некоторые исполнители и рассчитывают. Они сначала записывают программу, а потом начинают учиться петь.
К сожалению, белорусским исполнителям негде развернуться. Беларусь очень маленькая страна. Можно петь в Минске на «корпоративах», но это не значит, что ты повесишь афишу где–нибудь в Бресте и на тебя купят билет. Поэтому у нас мало кто гастролирует.
О провинциальных встречах
— Сегодня я сама являюсь себе продюсером и знаю, что сколько стоит. Все программы делаю сама. Хочу, чтобы мои концерты были настоящим шоу. Поэтому мы возим с собой очень много реквизита, костюмов. Все стало на рельсы бизнеса, и это нормально. С другой стороны, у нас остались регионы, где люди по–прежнему думают: вот приехала к ним Инна Афанасьева, кто–то ей дал костюмы, балет, поставил музыкантов на сцену и платить ей не надо. Поработает бесплатно. До сих пор не понимают, что я сама лично арендую транспорт, аппаратуру, свет, зал и плачу за каждый концерт звукорежиссерам, светооператорам, распространителям... Плачу, плачу, плачу... Мы работаем только на стопроцентную продажу залов. Билеты на мои концерты недорогие, и, если они не проданы, мы на гастроли не едем.
Есть разные города, и у всех сейчас разная финансовая ситуация. Иногда приезжаешь в какой–нибудь районный Дом культуры — просто жалко смотреть на людей. На последнем концерте мы покупали лампочки перед выступлением, чтобы работала рампа. Какое после этого может быть шоу?
Люди, которые придут на мое выступление, будут, надеюсь, горды тем, что подобное сделано в Беларуси. Я хочу доказать, что и у нас можно сделать красочную программу, не имея миллионных гонораров.
