Ночь, улица, фонарь, аптека,
Бессмысленный и тусклый свет.
Живи еще хоть четверть века —
Все будет так. Исхода нет.
«За последние 10 — 12 лет в застройке и благоустройстве второго городского диаметра, включающего в себя Парковую магистраль и проспект Партизанский, допущены серьезные ошибки и просчеты. Строительство таких объектов на Парковой магистрали, как Дом моделей, общежитие и жилой дом Белорусского государственного университета, спортивный павильон «Трудовые резервы», завод электрохолодильников... привело к разрозненной маловыразительной застройке, не соответствующей роли и значению главного городского диаметра... Почти на всем протяжении проспекта Партизанского отсутствуют благоустройство и озеленение, современное уличное освещение и малые архитектурные формы. До настоящего времени не решен вопрос осуществления прямой связи проспекта Партизанского с центром города, что осложняет его реконструкцию. Значительно отстает благоустройство и в районе Парковой магистрали. Неудачно решены его трассировка и поперечный профиль, что привело к созданию загруженности тротуаров, неудобного для пешеходов бульвара по оси улицы» («О серьезных недостатках в проектировании и застройке второго диаметра г. Минска», 20.05.1972).
«У домов, как у людей, есть своя душа и свое лицо, на котором отражается их внутренняя сущность» — утверждал старший из Александров Дюма, но сегодня мы говорим не о нем, а о зяте изобретателя водки Дмитрия Ивановича Менделеева. Его звали Сашурой, он сам называл себя Гамлетом, но в нашу общую историю вошел как Блок, Александр Александрович Блок. Свое нетленное стихотворение «Ночь, улица, фонарь, аптека...» он написал в октябре 1912 года, и, конечно, в ту пору никто не подозревал, что спустя годы над загадкой «аптеки» будут ломать головы все советские школьники, а еще раньше сам Блок бросит в топку мировой революции весь свой поэтический энтузиазм.
Зачем? Сколько копий уже сломано по этому поводу! При желании в биографии Блока можно найти параллели даже с сегодняшним днем, когда российские поэты и литераторы пытаются играть в политику. Но и в 1918 году, и ныне политика — отнюдь не Прекрасная Дама, которая способна любить и не способна ненавидеть. Вот и Блок написал воспевающую революцию поэму «Двенадцать», был охаян представителями питерской либеральной интеллигенции, а спустя 12 месяцев и арестован новой властью. В феврале 1919–го поэт проходил по делу левых эсеров, в газете которых «Знамя труда» годом ранее была впервые напечатана самая спорная поэма Блока. Протокол допроса известен. Рукой Блока записано: «В партии левых с.–р. никогда не состоял и не поступил бы ни в какую партию, так как всегда был вдали от политики». Что же касается сотрудничества в «Знамени труда» и в «Нашем пути», то делал это «по той причине, что, сочувствуя течениям социализма и интернационализма, склонялся всегда более к народничеству, чем к марксизму». Вскоре по заступничеству Луначарского Блока отпустят, он будет трудиться в правительственной комиссии по изданию классической литературы, в учрежденном Горьким издательстве «Всемирная литература», его выберут председателем Петроградского отделения Всероссийского Союза поэтов, но, по большому счету, новых стихов он почти не напишет. Одним из последних публичных выступлений поэта (признававшего, что работа на советских должностях буквально выпила его) стало выступление на торжественном собрании, посвященном 84–й годовщине смерти Пушкина. Многие до сих пор называют его завещанием Блока:
«Мировая жизнь состоит в непрестанном созидании новых видов, новых пород. Их баюкает безначальный хаос; их взращивает, между ними производит отбор культура; гармония дает им образы и формы, которые вновь расплываются в безначальный туман. Смысл этого нам непонятен; сущность темна; мы утешаемся мыслью, что новая порода лучше старой; но ветер гасит эту маленькую свечку, которой мы стараемся осветить мировую ночь. Порядок мира тревожен, он — родное дитя беспорядка и может не совпадать с вашими мыслями о том, что хорошо и что плохо... Пускай же остерегутся от худшей клички те чиновники, которые собираются направлять поэзию по каким–то собственным руслам, посягая на ее тайную свободу и препятствуя ей выполнять ее таинственное назначение. Мы умираем, а искусство остается».
«Законной гордостью минчан является главная магистраль города — Советская улица. Сегодня она предстает перед нами обновленной, новой: значительно расширена, благоустроена, покрыта зеркалом асфальта. Здесь зазеленели нарядные многолетние липы. На башне нового дома установлены городские часы» («Минск сегодня», 10.05.1950).
«Вы сворачиваете с проспекта имени Сталина возле строящегося здания Главпочтамта налево, и перед вами простирается широкая, красивая, прямая улица. Это улица Свердлова. Она связывает проспект имени Сталина с Червенским трактом, где строится новый промышленный гигант — меланжевый комбинат. На углу улицы Свердлова и проспекта имени Сталина сооружается величественное здание Главного почтамта. Украшает улицу густой сквер. На месте разрушенного в годы войны здания выросли светлые и просторные корпуса Института народного хозяйства имени Куйбышева. А вот и совсем новые постройки. Пятиэтажный жилой дом Министерства легкой и пищевой промышленности БССР. Дом этот имеет 74 квартиры. Проект его разработан архитекторами Корабельниковым и Голубовским» («Улица Свердлова», 22.05.1953).
«По проекту второй очереди строительства проспекта имени Сталина площадь имени Якуба Коласа имеет прямоугольное очертание. Ширина ее установлена в 136 метров, а длина — в 400 метров. Подходящие к площади проспект имени Сталина, улицы Красная и имени Якуба Коласа позволили создать на площади две полосы проездов, которые будут соединены между собой двумя поперечными проездами. В центре площади будет разбит большой продолговатый сквер длиной около 270 и шириной около 50 метров. Вокруг сквера для пешеходов предполагается проложить тротуар... В центре сквера на высоком гранитном пьедестале будет стоять бронзовая фигура народного поэта Белоруссии Якуба Коласа. От центральной площадки сквера во все четыре стороны пойдут парадные аллеи с цветниками, фонтанами и скульптурами» («Новая площадь столицы», 1.06.1958).
Современные российские блоггеры–туристы, побывав в Минске, любят назвать его городом, в котором остановилось время. Если внимательно посмотреть публикуемые сегодня фотографии из старой «Советской Белоруссии», с этим утверждением стоит согласиться. Архитектурное решение главных улиц и площадей белорусской столицы действительно осталось практически неизменным с послевоенных годов. Но разве это плохо? Стоит ли упрекать город, что он сумел сохранить хотя бы то, что не разрушил жестокий вихрь двух мировых войн и трех революций? Минск развивается, растет, улучшается, но прекрасно и то, что у него есть места, которые не меняются. Есть места, над которыми не властны ни архитекторы, ни время. Они, собственно, сами и есть время.
...Рассказывают, что последние месяцы болезни Александр Блок не хотел никого видеть и не желал ни с кем говорить. Ему бы, сердечнику, походатайствовать о выезде из Петрограда в Финляндию на лечение, а он не желал ничего подписывать. За него просил по инстанциям Максим Горький, однако, когда разрешение на выезд было получено, оказалось, что уже поздно...
Пройдут годы, и один из самых знаменитых петербуржцев Дмитрий Лихачев расскажет удивительную историю про блоковскую «аптеку». По нему, располагалась она у моста на Крестовский остров. В дореволюционные времена он был пустынен и всегда притягивал к себе самоубийц. Но не всем удавалось свести счеты с жизнью, и тогда они шли в аптеку за помощью. Однако и это еще не вся мистика. Цветные огни аптеки и стоявший у въезда на мост керосиновый фонарь отражались в воде Малой Невки, да так, что казалось, будто гранитный берег разрезал двойное тело аптеки: реальное и опрокинутое в воде, «смертное»...
Вот уж век прошел, как Блок написал свое стихотворение, а многие до сих пор не могут поверить в то, что во втором его четверостишии Блок отразил и свою, и нашу перевернутую жизнь:
Умрешь — начнешь опять сначала
И повторится все, как встарь:
Ночь, ледяная рябь канала,
Аптека, улица, фонарь.
