Премьера «Радзiва «Прудок» в Купаловском театре в Год малой родины звучит крайне актуально

В Год малой родины театр имени Я.Купалы выпустил премьеру «Радзiва «Прудок», посвященную малой родине писателя Андруся Горвата — затерянной полесской деревне. Андрусь, которого я запомнил во время наших мимолетных лицейских встреч сосредоточенным молчуном (уже тогда было видно, что котелок его заваривает какую–то кашу!), поработав некоторое время дворником Купаловского театра и не найдя применения своим талантам в столице, уехал в дедову хату на Полесье, где занялся натуральным хозяйством и созерцанием звездного неба. Об этом и написал свой дневник «Радзiва «Прудок», который стал настоящим бестселлером последнего времени. И может быть, первым белорусским книжным хитом ХXI века.


Актер Роман Подоляко перенес книгу на театральную сцену. Для него постановка стала театральным дебютом. В качестве исполнителей привлек известных и опытных купаловцев — Светлану Аникей, Дмитрия Есеневича и Михаила Зуя. Именно Михаил играет альтер эго Горвата: мятущегося Андрусика, которому все среди полесских одуванчиков внове. И если вы думаете, что еще рано любоваться красотами полесских болот, то явно ошибаетесь.

Спектакль точен в деталях. В пульсирующей время от времени радиоточке мы слышим специально записанные для спектакля голоса народной артистки Беларуси Татьяны Мархель и народного артиста СССР Геннадия Овсянникова. Голос Мархель в спектакле — безусловно, оммаж всему ее славному творческому пути в целом и участию в «Полесской хронике» Виктора Турова в частности. Вполне кто–нибудь из опытных купаловских актрис мог бы сыграть деревенских героинь в спектакле, но в них перевоплощается время от времени одна только Светлана Аникей... Хотя именно присутствие подлинных стариков придало бы постановке дополнительное звучание.

Геннадий Степанович сидел на сдаче спектакля довольно хмурый. Ему, когда–то сыгравшему канонического Терешку в «Трибунале» Андрея Макаенка или Авдея в деревенской драме «Страсти по Авдею», воспринимать хипстерские перегибы Горвата и Подоляко было явно тяжело. Как говорится, почувствуйте разницу. Деревенская тема преломляется в «Радзiве...» весьма своеобразно. Начинается все весело. Абсурд, стеб, гротеск на месте, но постепенно извечная белорусская «туга» и «нудота» начинают преобладать. И это не проблема эстетики спектакля или режиссуры, которая здесь вполне на месте, это проблема темы, белорусского характера и мировоззрения. Радоваться жизни — не наш метод.

Сделал ли Горват из своего Прудка Макондо, как Маркес? Или Йокнапатофу, как Фолкнер? Воспарил ли по–настоящему к тем космическим высям, о которых так мечтает герой? Далеко нет. Местечковые проблемы и специфические диалоги, заявленная проблематика, галерея деревенских фриков создают зрелище, вполне удобоваримое для городских интеллектуалов. Но особого сочувствия к судьбе деревни нет. Того сочувствия, которое есть, например, в стихотворениях Николая Рубцова:

Тина теперь и болотина
Там, где купаться любил...
Тихая моя родина,
Я ничего не забыл.
С каждой избою и тучею,
С громом, готовым упасть,
Чувствую самую жгучую,
Самую смертную связь.

Именно этой самой жгучей, самой смертной связи в спектакле не чувствуешь.

Добрый зритель в 9-м ряду.