Осенью прошлого года ездил по делам в Москву. Провожали меня до вокзала режиссер с оператором. Веселились, рассказывали московские анекдоты, забавные приключения, вспоминали, как несколько лет тому назад, во время съемок нашего фильма, поздней осенью, привязывали к веткам облетевшей яблони привезенные с «Комаровки» яблоки. Надо было снять лето, август, теплое солнце, а под ногами снег, как соль, хрустел. На лужах лед трещал... Световой день совсем короткий. Съемочная группа злилась. Фильм тяжелый, про войну. Снимался очень нервно, с остановками, с проблемами и приключениями. Хотя чаще всего так и делается кино.
Простились, обнялись, и уже через четверть часа я сидел на жестком кресле в зале ожидания Белорусского вокзала, прислушиваясь к громким объявлениям о поездах прибывающих и отходящих. Хотелось скорее в поезд, чтобы проснуться дома, в Минске. Я рассматривал пассажиров, а их было много, на улице холодно, резкий ветер, метель, вот все и собрались на вокзале. Рядом сидел пожилой мужчина в шапке с опущенными ушами, за ним женщина в забавных очках. Она читала газету и громко грызла печенье. Напротив сидели, взявшись за руки, молодожены. Каждую минуту что–то шептали друг другу и целовались. Прозвучало объявление, и они, не выпуская рук друг друга, поднялись и ушли. Долго свободные места не пустовали.
Как из–под земли появились дети. У меньшего, лет десяти–одиннадцати на вид, были ярко–красные лицо, шея и руки. Такие красные, словно кипятком ошпаренные, но при этом ребенок зубами стучал. Второй, на пару лет постарше, смеялся, по сторонам глазами стрелял. Одежды на мальчишках было много, да вся не по росту, грязная, видно, что с чужого плеча. У младшего куртка расстегнута, под ней свитер с растянутым воротом, несколько грязных футболок. На голове большая вязаная шапка с грязно–синим помпоном, которая делала мальчика забавным, похожим на розовощекого гнома. И второй одет был примерно так же. И у него лицо выглядело обветренным, сизым с малиновыми пятнами на щеках. Они сидели, сопели, что–то жевали. Звучали объявления, ходили пассажиры. Младший болтал ногами. Правая кроссовка порвана, на левой вместо шнурка — проволока. То, что это беспризорники, я понял сразу. Как и то, что холод загнал их на вокзал. Старший все время смотрел по сторонам, как суслик, вертел головой на грязной шее. Как только замечал полицейских, мгновенно толкал младшего, и они опускали головы, пригибались, пытаясь сделаться не такими заметными. Руки у обоих были темные, потрескавшиеся...
Сидели мальчишки недолго. Вдруг сорвались со своих мест, как воробьи с карниза. И через несколько мгновений растворились в толпе, став каплями пестрого пассажиропотока.
Мой сосед потер морщинистую щеку и произнес, глядя на два пустых места: «Сироты... Беспризорники... И войны нет... Куда мир катится?» Его соседка, перестав хрустеть печеньем, смахнула на пол крошки, спрятала снедь в сумку и произнесла негромко: «Братья, наверно, родные. В школу не ходют... Воруют. Проподут...»
Уже потом, в теплом качающемся вагоне, я вспомнил свое детство. Свой городской поселок. Подростки в конце шестидесятых — начале семидесятых очень часто и много дрались. Двор на двор, улица на улицу, школа на школу, один на один. Даже с мальчишками из окрестных деревень постоянно выясняли отношения. В общем, не щадили друг друга. Но при этом никогда не трогали пацанов в одинаковых серых пальто, одинаковых шапках и ботинках, ходивших по поселку. Словно существовал какой–то негласный закон, запрет — сверстников из местного интерната не трогать, не обижать. «Одинаковых» не задирали, по–своему жалели...
Тогда объяснить подобное поведение местных драчунов я не мог. Сейчас понимаю, что каждый из нас, хотя и не верил в подобную перспективу, но вполне мог оказаться жителем большого четырехэтажного здания из силикатного кирпича, с высокими окнами, за высоким забором. Каждый мог примерить на свои плечи серое казенное пальтишко и обуть неказистые ботинки.
P.S. Почему я вдруг все это вспомнил? Объясню. Странно, войны нет, а беспризорные и сироты есть. И некоторые даже пишут, что сегодня их в России не меньше, чем после Великой Отечественной. Когда смотрю и слушаю новости про Россию, Крым и Украину, почему–то вспоминаю двоих пацанов на Белорусском вокзале. Вспоминаю их красные, обожженные ледяным ветром лица. Братья, как сказала женщина с печеньем. Один старший, другой младший, но оба — беспризорные. А ведь таких несчастных детей, если, не дай бог, полыхнет, может стать гораздо больше...
Советская Белоруссия №71 (24454). Среда, 16 апреля 2014 года.
