В редакцию пришло письмо. Автор — уголовник–рецидивист, отбывающий наказание. Срок — 24 года 6 месяцев ИК усиленного режима. С двоюродным братом зверски (душили удавкой, резали ножом. — Авт.) убили молодого таксиста, чтобы... не платить за проезд. О дикой расправе рассказала наша газета.
Это и вызвало гнев заключенного. Особенно его возмутил комментарий к публикации. Следователь, который вел дело, назвал граждан, совершающих особо тяжкие преступления, «деградирующими личностями». Автор письма считает: такое мнение оскорбляет. В том числе и его личные честь с достоинством, а также — память таксиста, у которого, напомним, он отнял жизнь. То есть надо понимать: они с братом не изверги какие–то, а обыкновенные нормальные парни. И это вроде как меняет чудовищную суть преступления. Поэтому о своей жертве адресант пишет не «убитый», а... «погибший» (!). И хотя мельком упоминает про некое сожаление о содеянном, общий обличительный тон не оставляет никаких сомнений в обратном. Мало того, упорно проводится мысль, что не только он, но и подобные ему едва ли ни за что страдают от карательных мер правоохранительной системы и осуждения обществом. Да и вообще: его «со товарищи» надо не клеймить позором, а понять и пожалеть. В заключение автор письма подчеркивает: такую позицию разделяют «родственники и знакомые». О страшных муках жертв, невыносимом вечном горе их близких — ни слова.
Меня настораживает, что раскаяние и покаяние для отдельных граждан начали терять истинные смысл и значение. А кое–кто и вовсе стремится обойти эти понятия, противопоставить им некий абстрактный «гуманизм». И черное во что бы то ни стало выдать если не за белое, то уж хотя бы за нечто со светлым оттенком.
Один из российских телеканалов транслирует цикл передач об осужденных за тягчайшие преступления. Отбывающие наказания за злодеяния, от которых кровь стынет в жилах, долго и обстоятельно вещают с экрана, какие они на самом деле хорошие, и льют грязь на загубленных ими людей. Жена одного из таких «героев», не выдержав безобразий и пьянства мужа, подала на развод. Тогда супруг сначала прострелил ей из ружья ноги, а потом убил залпом в грудь. Поразительно, с каким спокойствием, даже деловитостью преступник рассуждал о «причинах» и деталях злодейства. Но еще более поразила его мать. Я вообще мало представляю, как в такой ситуации можно предстать перед миллионами людей и еще о чем–то говорить. А тут... Ни слезинки, ни тени горечи, не говоря уже о скорби по убитой. Дама с энтузиазмом и нескрываемой гордостью рассказывала, как в результате ее усилий 4–летняя внучка стала рисовать чудные картинки для «прекрасного» папы и «уже почти не вспоминает маму».
Мне кажется (рад бы ошибиться!), у некоторых людей появилась некая трещинка в передававшейся из поколения в поколение нравственной аксиоме: лишение жизни человека — смертный грех, который ничем и никак нельзя оправдать. Испокон веку убийца до конца дней своих должен был делать все, чтобы искупить страшную вину, вымолить прощение у близких жертвы и у неба, а не рассуждать о залитых кровью «чести и достоинстве». Впрочем, и первое, и второе сделать было не всегда возможно. Еще совсем недавно за преступления, подобные совершенному автором письма, расстреливали. Может, об этом в первую очередь следует задуматься тем, кто считает себя «обиженными и оскорбленными» правосудием и общественным мнением?
Что же касается «родственников и знакомых»...
Я знал женщину, сын которой изнасиловал и убил девушку. Мать преступника на коленях просила прощения у ее родителей. Продала квартиру в Минске и уехала в маленький южный город. Здесь до самой кончины отмаливала в церкви смертный грех сына и отправляла в детдома почти всю свою пенсию. Я никого не призываю поступать так же. Но с искренним уважением отношусь к людям, которые не пытаются публично оправдать близких, на чьей совести ужасные злодеяния. А стремятся предпринять конкретные действия, чтобы хоть как–то смягчить боль тех, у кого в одночасье не стало самого дорогого в жизни. И делают все, что в их силах, чтобы помочь преступникам в полной мере осознать ужасную вину, раскаяться и покаяться, без чего невозможно вновь обрести человеческий облик. Как раз это, а не поиски неких «смягчающих обстоятельств», на мой взгляд, и есть истинный акт милосердия, сострадания и защиты, который в такой ситуации должен вершиться в отношении ближнего своего.
