(Продолжение. Начало в №№ 239 — 241.)
Оплывала свеча в стеклянном подсвечнике.
Таял лед в ведерке с шампанским.
За окном погасли огни новогодней иллюминации.
Ирина и Андрей сидели за столиком в номере.
Андрей рассказывал:
— Ну, а потом, когда в стране начался этот бардак, я понял, что места при этом «социализме с нечеловеческим лицом» мне нет и не будет. Квартиру продал, купил себе хату за городом и съехал отсюдова к чертовой матери. Хата есть, пчел развожу, аист во дворе живет...
— А это далеко?
— Да не очень.
— А как деревня называется?
— Могильно.
— Веселое название.
— А сейчас еще веселее! Столичная крутизна это место выкупила, будут строить коттеджный поселок под названием... каким бы ты думала? Белые Россы! Всю деревню уже подкупили, кроме меня.
— Так, может быть, стоит согласиться?
— Аиста жалко...
— Давай выпьем.
— Давай.
Выпили.
— Так что, как видишь, — закусывая, говорил Андрей, — ничего я в жизни не достиг...
— А ты думаешь, я достигла? Кажется, Чехов где–то сказал, что самым естественным содержанием старости должны быть дети... Если нет детей, человек должен занять себя чем–нибудь другим... либо впасть в детство, когда хочется деревца сажать, ордена носить...
— ...И разводить аистов... — грустно договорил за нее Андрей.
— Ты семью заводить не пробовал?
— Не–а.
— Зря мы с тобой развелись.
— Наверное...
— А может... — смущенно предложила Ирина, — я вот закрою тут все дела, продавай ты свою хату, да и поедем доживать на Южное полушарие...
— Это куда?
— В Новую Зеландию.
— Море всегда меня угнетало.
— А там не море... Там очень красивое озеро, похожее на наши озера... Викатипу называется... Великана так звали. Мешал людям жить. Ну, люди обозлились и, дождавшись, когда великан уснет, а спал он, как и положено великану, аж целый месяц, обложили его хворостом и подожгли. Великан сгорел, на месте, где он спал, образовалось озеро, а на самом дне озера до сих пор бьется его сердце. И от этого уровень озера то поднимается, то опускается... Поедем? У меня там домик в горах...
— А в качестве кого ты меня приглашаешь? В качестве евнуха?
— Дурак ты...
Андрей вздохнул и грустно продекламировал:
— У крестьянина три сына... Младший умный был детина, средний был и так и сяк, старший вовсе был... дурак...
Ирина решительно взяла свой бокал, вылила из него остатки шампанского в ведерко со льдом, откупорила бутылку коньяка, налила сама себе, залихватски выпила и тоном, не терпящим возражений, сказала:
— Поехали!
— Куда? — испугался Андрей.
— Поехали к тебе на хутор! Покажешь своего аиста...
— Аист в командировке... Отгулы взял...
— Поехали...
— У меня там грязно... и не убрано.
— Клопов нету?
— Клопов нет.
Ирина нажала на клавишу мобильника:
— Игорь, машину!
* * *
Машина неслась по дороге, которая надвое разрезала залитое лунным светом заснеженное поле.
По всему полю слева и справа из–под снега были видны не убранные осенью валки соломы.
— А я это видела, — прижимаясь плечом к Андрею, сказала Ирина.
— Где ты могла это видеть?
— Во сне... Только на этих стожках еще дети стояли...
Пораженный Андрей уставился на свою бывшую жену.
— Что? — ласково спросила Ирина.
— Мне тоже это снилось...
— Не надо нам было расходиться...
* * *
Верка в самом деле принесла с балкона соленых огурчиков, поставила на стол, собственноручно налила своим мужикам по второй, решительно закрутила пробку и пошла в спальню.
— Куда ты ее? — попробовал остановить жену Сашка.
— Под подушку.
— А по третьей?
— Экономить надо. Кризис во всем мире.
— Вер...
— Все, я сказала! — Вера закрыла спальню.
— А мы, батя, по половинке. Чтобы и на третью осталось.
— Не могу я. Твой дед Федос завещал нам два «до»...
— Это как?
— «До» краев и «до» дна! — Сашка тяпнул рюмку и захрустел огурчиком.
Артем завет деда проигнорировал и, выпив половинку рюмки, стал хлебать борщ.
Сашка смотрел на сына.
Артем почувствовал его взгляд.
— Батя, — сказал он. — Давай я с тобой по–мужски поговорю. А?
— Валяй.
— Помнишь, ты как–то сон свой рассказывал.
— Какой сон?
— Ну, когда еще молодым был... На Курилах... Когда тебя землетрясением завалило.
— А–а–а, — вспомнил Сашка. — И что?
— Расскажи.
— Ну... — Сашка сморщил лоб, — вроде твоя бабушка Стеша набрала воды из колодца, а мы с Андреем и Васькой пьем из одного ведра... Вода вку–усная... Ну и баба Стеша зовет меня: «Сашка–а–а...» Я голову поднимаю, а это Верка... Ну, значит, мама наша... И чего? Я про нее тогда и не вспоминал, и не думал ни разу...
— А мне знаешь, что снится... Мама ведет меня в первый класс. Я маленький... Голову поднимаю, а это не мама...
— А кто?
— Угадай с одного раза.
— Давай по–третьей, — не стал угадывать Сашка.
Артем пододвинул ему свою рюмку.
— Такими дозами только лекарство пьют, — Сашка воровато глянул еще на один кухонный ящик. — Сейчас мы ету монашку уделаем...
— Батя, я не буду, мне завтра сранья за руль. А потом за границу.
— А ты чисто символически... — Сашка встал на стул. Стал открывать ящик. — Ведь я же, Зин, не пью один...
— Она тоже у меня под подушкой, — открыв дверь на кухню, сообщила Верка.
— Обложила... — буркнул Сашка.
* * *
Когда Андрей и Ирина проезжали через Чирино, Ирина закричала:
— Смотри! Смотри!
— Ни фига себе! — в крайнем удивлении воскликнул водитель.
Андрей согнул голову и через ветровое стекло посмотрел в направлении, куда указывала Ирина.
* * *
На фоне лунного диска, на самой вершине озябшего тополя, в заснеженном гнезде, поджав ногу, стоял аист. Это было сооружение, воздвигнутое по указанию Боди.
Машина промчалась мимо.
Андрей резко повернулся и стал смотреть через заднее стекло.
— Полный шиз... — резюмировал он.
* * *
Когда машина остановилась возле калитки Андреевой хаты, все трое, и водитель тоже, вылезли из машины и уставились на гнездо на мертвом дубе.
Гнездо было пустое.
— Он же околеет там, — кивнула в сторону Чирино Ирина. — Мороз...
— Ну не ловить же его нам! — сказал Андрей.
— Все перемешалось на фиг, — сокрушенно вступил в разговор водитель. — В Африке снег, у нас Африка... Аисты с ума посходили... Конец света! Вас ждать?
Андрей и Ирина посмотрели друг на друга.
— Жди, — после небольшой паузы сказала Ирина и первая пошла на крыльцо.
Андрей пошел следом.
* * *
Струк, мирно дремавший на лежаке, был разбужен включенным светом.
— Доброе утро, — приветствовал его Андрей.
— Здорово...
— Здравствуйте, — кивнула ему Ирина.
— Привет... — Струк был несколько удивлен, игриво улыбнулся Андрею: — А я думал, вы схохмили насчет баб...
— А это кто? — спросила у Андрея Ирина.
— Присмотрись...
Ирина стала присматриваться.
Струк прищурился тоже.
— Постой, постой... — Струк расплылся в улыбке, лицо его стало сахарным. — Кобра! Ируня!
— Какая я тебе кобра, Петюня? — узнала также его Ирина.
— Узнала?
— Узнала, Стручок!
— А ты че, вернулась к нему?
— Вернулась.
— Зря.
— Хватит трепаться! — сказал Андрей.
— Да, — спохватился Струк. — Ну ладно... Загостился я у тебя, Андрюха, а меня дурдом... то бишь мой дом ждет... Пойду я, чтоб вам не мешать...
— Куда ты пойдешь?
— В свое заведение.
— Глянь на часы...
— Ну и что? К утру доберусь.
— Еще окочуришься по дороге, а мне отвечай...
— Так это... Ты с ба... с женщиной... Я — третий лишний... А может, в будку к Валету? А?
Ирина захохотала, достала из сумочки мобильник, нажала кнопку:
— Игорь, доброй ночи... Я тут близкого родственника своего встретила... Такие обстоятельства, что ему ночевать негде сегодня. Я отправлю его на машине, встреть, пожалуйста, проводи в мой номер... Я только утром буду.
* * *
Струк вышел на крыльцо. Андрей и Ирина вышли проводить его.
— Так сказать, бывайте здоровы, живите богато, я тоже... по бабам поехал куда–то!
Он подошел к машине, влез на переднее сиденье, хлопнул дверцей и важно сказал водителю:
— Крути педали...
Водитель окинул взглядом фигуру Струка, опустил стекло и недоверчиво спросил:
— Серьезно?
— Серьезно... — ответила Ирина.
Водитель закрыл стекло, еще раз оглядел Струка и спросил:
— И куда поедем?
— В Европу, — отважно выдохнул Струк.
— Ну в Европу, так в Европу...
Машина укатила в лунную ночь.
* * *
Ирина и Андрей молча смотрели на звезды.
Ирина протянула руку и отломала нависшую над скатом крыльца сосульку.
Поднесла ее к губам.
— Помнишь, возле школы было много берез... Весной, когда подмораживало, с них сосульки свисали. Сладенькие–сладенькие... как леденцы... Мы за них дрались даже. А что там сейчас?
— Ледовый дворец.
— Покорми меня чем–нибудь. Я с утра только пью.
— Сало будешь?
— Будешь.
— Грибы? Капусту?
— Будешь.
— Медовуха есть...
— А давай напьемся? А?
Звезды на небе звенели.
* * *
В отеле «Европа» водитель сдал Струка дремлющему Игорю.
— Игореха, к тебе... Давай деду ключ.
— А–а–а... Батя, а ключ не у тебя, что ли?
— Не. Во корочку какую–то хозяйка дала, — Струк показал магнитную карточку. — Пропуск, наверное...
— Это и есть ключ. Пошли.
Игорь повел Струка к лифту. По дороге объяснял:
— Я тебя запускаю на шестой этаж. Выйдешь — сразу направо. 612–й номер. Повтори.
— 612–й, — повторил Струк.
— Вставляешь в прорезь ключ... Вот так вот... чтобы стрелочка сверху была. Понял?
— Понял.
— Загорится зеленая лампочка... Открывай, входи и чувствуй себя как дома.
— Что, и спать можно?
— Все можно.
Струк вошел в лифт.
Игорь нажал кнопку.
Старика понесло вверх.
* * *
Бодя, нетвердо ступая, вышел из 622–го номера гостиницы «Европа» и стал прощаться с зарубежными партнерами своей фирмы.
— Гуд бай, Б–о–одья, — пошатываясь от славянского гостеприимства, чуть выговаривал лысый маленький и толстенький человечек. — Сэнк ю... Си ю...
— Будь, Рич... — обнял его Бодя. — Ю си... Ту мора.
— О’кей, Бод!
— Все. Иди слип, — Бодя сложил две ладони и положил на них свою круглую голову. — Баю–бай, баю–бай.
— О ес! Бай–бай! — обрадовался толстячок. — Бай–бай!
— Все, закрывайся.
Бодя пошел по коридору. И тут же остановился.
* * *
В конце коридора в замке номера 612 ковырялся тот самый дедуля, для которого он сегодня утром по ошибке купил в д. Чирино хату и с которым выдул почти две бутылки виски.
Мало того что ковырялся в замке VIP–номера, так еще и приговаривал:
— От, птамать, напридумывали!
Бодя плотно закрыл глаза и сильно потряс головой.
В это время замок у Струка сработал и он вошел в номер.
Когда Бодя открыл глаза, коридор был пуст.
Бодя прошел по коридору, с опаской посмотрел на 612–й номер, прошел 610–й, снова посмотрел на 612–й и убежденно сказал сам себе:
— Пора завязывать...
* * *
Закрыв за собой дверь, Струк остолбенел и пару раз порывался вернуться назад в коридор.
Ему показалось, что с нового железнодорожного вокзала эвакуировали всех людей, а весь вокзал отдали ему одному под ночлег.
Он внимательно осмотрел большую хрустальную люстру, перевел взгляд на магнитную карточку–ключ, которую судорожно сжимал в кулаке, и, обратившись к ней, сказал:
— Открывай, входи и чувствуй себя... Чувствую.
Он прошелся по номеру.
— Буржуазизм... Полный буржуазизм.
В нерешительности остановился возле сервированного столика, на котором практически ничего не было тронуто.
Воровато оглянувшись, налил в бокал коньячку, выпил, крякнул, взял бутерброд с черной икрой.
И откинулся на подушки дивана.
* * *
В холле Бодя подошел к сонному Игорю.
— Слышь, братан, не мое дело, конечно, но, по–моему, у тебя 612–й на уши ставят.
— В смысле?
— Ну, типа грабят.
— Старичок?
— Старичок.
— Это с моего ведома.
Бодя вышел из холла на морозный воздух и еще раз сказал сам себе:
— Не–е, точняк, надо завязывать...
* * *
Ночь плыла над городом.
Ночь плыла над лесом.
* * *
Нахальная физиономия Мишки Киселя с билбордов вдоль трассы грозилась: «Я вас сделаю!»
* * *
На спину пластмассового аиста в гнезде падал снежок.
Ласковый красный отсвет плясал в окошке Андреевой хаты.
Андрей и Ирина сидели за столом и говорили, говорили, говорили.
Старый Ходас с портрета ласково смотрел на них.
* * *
Охранник Игорь бежал по коридору отеля.
Своей карточкой открыл 612–й номер.
Телевизор в номере работал. Один из ночных каналов показывал концерт народного хора:
Окрасился месяц багрянцем,
Где волны шумели у скал...
Струк подпевал:
Пое–едем, красотка, кататься
Давно я тебя поджидал.
— Дед, угомонись! — шепотом попросил его Игорь. — Ты принца разбудил!
— Какого принца? — испугался Струк.
— Принца Трибудана. Он в соседнем номере живет.
— Екарный бабай!
— Ложись спать! Свалился ты на мою голову... — Игорь выключил телевизор и вышел.
Струк робко заглянул в спальню, но войти не отважился.
Почесав затылок, сходил в прихожую, снял с вешалки свое пальто, лег на диван, положив под голову одну из подушек, укрылся пальто и тихо уснул.
* * *
Утром всю страну накрыло серебром.
* * *
Бодя вошел в дверь скромного особнячка, на котором красовалась вывеска: «Областная коллегия адвокатов. ПРЕЗИДИУМ».
* * *
Стоял в пробке на кольцевой дороге и нервно разговаривал с кем–то по мобильнику Русаченко.
* * *
Спешили куда–то Сашка и Верка.
* * *
Сладко спала на лежанке Ирина.
* * *
Андрей осматривал расположенные под навесом на зимовку ульи.
* * *
Прыгал, чтобы согреться, возле мусорного бачка Мишук.
* * *
К воротам дома–интерната для престарелых № 28 подкатило шикарное представительское авто.
Совершающие утренний моцион пожилые люди удивленно смотрели, как из машины выбирался полупьяный Струк с бутылкой коньяку.
Выбрался, вздохнул и обреченно пошел к зданию.
* * *
Бодя стоял «на ковре» перед Русаченко.
Тот хохотал.
— Ну кто же, в натуре, знал, что он — это не он? Старик? Старик. В дом престарелых не хочет? Не хочет. Без аиста жить не может? Не может. На суицид давил, спрыгнуть с дуба грозился. Ну, я чин чинарем все на него оформил, а тут явился настоящий. Ну и попер меня вместе с договором. Никогда так не лажался...
Шеф перестал смеяться и нажал кнопку селектора.
— Лера...
— Слушаю, Сергей Григорьевич...
— Лера, передайте по всем отделам, чтобы с Нового года Бородича никто Бодей не называл.
— Хорошо... — засмеялась секретарша.
— Отныне он у нас филантроп.
— Мизантроп... — несмело поправил своего шефа Бодя.
— Короче, спонсор и Дед Мороз в одном лице. Ко мне Ходас просилась?
— Она ждет.
— Закончу с Бородичем — пусть заходит.
— Хорошо, Сергей Григорьевич.
Бодя положил на стол бумагу.
— Что это?
— Договор... на хату... В этих Чириках.
Шеф вздохнул, мельком глянул в договор.
— Ну и что? — сказал он. — Наша фирма совершила продажу своего имущества физическому лицу. Физическое лицо уплатило за стоимость имущества и даже государственную пошлину уплатило.
— Не платил он ничего! И договор у нас... Я уже в областную коллегию к адвокатам сгонял. С самим Чифирьчиком встречался...
— С кем встречался?
— С Чифирьчиком. Это их типа президент... Фамилия у него такая...
— Чайчиц его фамилия, а не Чифирьчик! Он мне только что звонил. Интересовался, как это наш «Агробокс», имея таких припыленных сотрудников, удосуживается успешно работать?
— Почему припыленных?! — возмутился Бодя. — Старикан–то денег не платил!
— Ну и что! В любом суде над нами просто посмеются. Короче, вот что, Бодя, приклей себе бороду, найди этого... — шеф глянул в договор. — Струкова Петра Демьяновича, скажи, что ты Дед Мороз и делаешь ему от нашей фирмы новогодний подарок. Как и обещал.
— Я ему еще и тысячу баксов... обещал.
— Так свои обещания надо выполнять, товарищ филантроп. А пока суть да дело, возьми машину и сгоняй в художественную мастерскую на Солнечной. Они нам уже указатель сделали. Сегодня установим. Только смотри не перепутай, Кутузов! Они и для крематория указатель делают.
* * *
Бодя вышел из кабинета с договором в руке. Сокрушенно сказал:
— Так, блин, лопухнуться, — и кивнул Галюне: — Заходи.
Галюня вошла в кабинет.
— Здравствуйте, Сергей Григорьевич.
— Здравствуйте, Галина Васильевна... Что у вас?
— Отпустите меня, пожалуйста, на два дня за свой счет.
— Перед Новым годом?
— Есть возможность слетать в Гамбург, отца навестить в клинике. Туда и обратно. Частным самолетом.
— Даже так?
— Бывшая жена моего дяди сюда прилетела... А отсюда летит в Гамбург... Пригласила... меня с братом.
— А кто она?
— Я не знаю. С дядей развелась, за кого–то замуж вышла, сейчас вдова...
— Ну хорошо, летите...
— Спасибо.
Галюня направилась к выходу.
— Галина Васильевна! — окликнул ее шеф.
— Слушаю.
— У нас скоро итоговое заседание Совета директоров. Напишите, пожалуйста, заявление.
— Какое заявление?
— Просьбу, чтобы фирма нашла возможность погасить ссуду, которую вы взяли на лечение отца.
Была пауза.
— Сергей Григорьевич, станьте на мое место. После нашего с вами вчерашнего разговора вы бы написали такое заявление?
Была еще одна пауза. Потом Русаченко сказал:
— Нет.
— Спасибо, — тепло улыбнулась ему Галюня.
— А вот спасибо ваше не принимается.
— Почему?
— Потому что я делаю это не для вас, а для себя.
Восходящее солнце положило один из своих лучей на веки спящей Ирины.
Женщина открыла глаза и сладко потянулась.
Она проснулась на лежанке, укрытая белоснежным одеялом, на такой же белоснежной подушке.
В печи потрескивали дрова.
На дворе блестел под солнцем снег и лениво гавкал сытый Валет.
Со стены на женщину ласково смотрел седой Ходас–старший.
Где–то высоко над деревней летел самолет.
* * *
Маленький самолетик легко взмыл в синее небо и взял курс на Европу.
В салоне было только несколько кресел, и от этого он казался очень просторным.
В креслах сидели и оживленно беседовали Ирина, Артем и Галюня.
Смуглая стюардесса разносила кофе.
* * *
Сашка возвращался с дежурства.
— Уважаемый, — обратился к нему возле магазина небритый Мишук в потертой кожаной куртке и меховой шапке, — дайте пару рубликов... На пузырек не хватает.
— Ты бы на закуску сначала собрал, а уж потом... на пузырек...
— Ну, дай на закуску, — покорно согласился Мишук.
— На закуску, — буркнул Сашка, достал из кармана всю мелочевку и вручил ее мужику.
— Спасибо, уважаемый. Дай вам Бог здоровья... И вашим близким тоже...
Сашка с грустью посмотрел на грязную тельняшку под курткой у мужика, повернулся и пошел в магазин, но возле самого входа остановился. Повернулся, тихо позвал:
— Мишук?..
Мужчина в куртке повернулся, кивнул утвердительно.
— Мишук.
— Не узнаешь?
Мишук сощурился:
— Не–е...
— А Кунашир помнишь? До Японии доплюнуть можно было!
— Кунашир помню...
— Помнишь, как меня из–под обломков вытаскивал... После землетрясения?
Мишук расцвел весь.
— Сашок! Роднуля моя! Живой?
— Живой! Тебя–то как сюда занесло?
— Носило–носило и занесло!
Подбежали друг к другу, обнялись.
* * *
Художественные мастерские постарались на славу.
Указатель был выкован в форме летящего аиста.
Правое крыло венчали пустотелые буквы «Белые», а левое «Россы».
Когда указатель установили, «Белые» оказались на фоне облачка, а «Россы» так и остались на фоне голубого неба.
Все присутствующие зааплодировали.
— Сергей Григорьевич, — обратилась к Русаченко важная персона. — Нет слов... Молодец...
— Стараемся, Антон Миронович, стараемся...
Защелкали фотоаппараты.
Бодя кокнул бутылку шампанского о левое крыло аиста.
* * *
— Веруня, я не один, — с порога сообщил жене Сашка. — Проходи, Мишук... Раздевайся.
Вера вышла.
Муж в прихожей помогал какому–то бомжу снимать куртку.
— Знакомься, это Мишук... Мой друг по Курилам... Прошу любить и жаловать...
Верка захлопала глазами.
Сашка сообразил, что «любить и жаловать» его друга жене будет очень непросто, поэтому добавил возвышенно, торжественно и чуть с надрывом:
— Он достал меня после землетрясения из–под обломков дома... Если бы не он, мамуля, не было бы у тебя ни мужа, ни сына...
— Здравствуйте... — ласково поздоровался Мишук.
— Здравствуйте... — вздохнула Верка.
Бодя пришел в дом–интернат для престарелых.
— Бабаня, — обратился он к старушке, которая медленно прогуливалась по вычищенным от снега дорожкам парка. — Старичка одного ищу... Шустренький такой...
— Мы здесь все шустренькие. Как звать?
— Бодя.
— Нету такого старичка.
— Это меня так звать. А его... Демьян, кажется...
— И такого нету.
— С усами еще такими.
— Здесь все с усами. Как звать?
Бодю вдруг осенило, он достал договор и, заглянув в него, радостно промолвил:
— Ну я же говорил — Демьяныч! Струков Петр... Демьяныч.
Старушка иронично посмотрела на него и сказала:
— Шестая палата...
* * *
Струк в полной тоске лежал на своей кровати в палате номер шесть.
Сосед, на которого он жаловался Валету и который был похож на жирного кота, смачно вспоминал свою лихую молодость...
— Я студент–практикант, а она, значит, зав. отделением. Фигурка — виолончель... Сверху все что надо, потом вот такая талия и опять... все что надо... Перед обеденным перерывом мне звонит и мур–мур: «Вольдемар Кузьмич, зайдите, пожалуйста, мне надо с вами посоветоваться... Ну я, натурально, свою диагностику на ключ и к ней в кабинет... И сове–етуемся, сове–е–етуемся, сове–етуемся...
Струк обреченно смотрел в потолок.
— А однажды... — лысый старичок стыдливо засмеялся, прикрывая беззубый рот. — У нее за ширмочкой клиентка заснула... А она про нее забыла... — старик аж зашелся от смеха. — Мы, значит, вовсю советуемся, а та заспанная выходит из–за ширмочки. Что бы–ыло–о!
В дверь стукнули и тут же распахнули ее.
На пороге стоял Бодя в бороде Деда Мороза.
— Вам кого? — спросил сосед.
— Вот я, Дедушка Мороз, — продекламировал Бодя. — Борода из ваты.
— Бодя! — Струк вскочил с кровати.
— Я подарки, блин, принес, друг ты мой горбатый.
— Бодя, — Струк всхлипнул...
— Вставай, Демьяныч! Руководство поручило мне сбацать с тобой «Елочку». Ну, дети! Встали в круг! И–и–и! В лесу родилась елочка... В лесу она росла–а–а...
Струк, его сосед и Бодя взялись за руки и повели хоровод.
* * *
По коридору шла директор. Услышала песню и направилась к палате номер шесть.
А в палате номер шесть сосед Струка Вольдемар Кузьмич стоял перед «Дедом Морозом» на табуретке и, прижав правый кулак к сердцу, самозабвенно пел:
Не сравнятся с тобо–ой
ни леса, ни моря–а–а,
Ты со мной, мое поле,
студит ветер висо–ок.
Здесь Отчизна моя–а,
и скажу не тая–а,
Здравствуй, русское поле, я твой тонкий колосок.
— Умница, солнышко! — похвалил старика Бодя. — «Евровидение» отдыхает... — Бодя вручил соседу Струка бутылку виски. — С Новым годом, батя...
— Спасибо, Дедушка Мороз, — прослезился сосед.
— Хороший мальчик... — Бодя погладил его по лысине. — Мы с Демьянычем сейчас линяем отсюдова, а ты скажешь начальству, что я его типа забрал...
— И куда это вы его «типа» забрали? — на пороге палаты стояла директор.
— С Новым годом! — приветствовал ее Бодя.
— Взаимно.
— Докладываю. Фирма «Агробокс» реально забирает этого бравого солдата Швейка на поруки. Специально для него приобретена загородная вилла и индивидуальный аист.
— Никуда он не поедет! — грозно заявила директор. — А вы немедленно покиньте территорию дома–интерната. Что это такое? — она указала на бутылку виски.
— Дед Мороз подарил, — испуганно пролепетал сосед.
Директор изъяла виски и кольнула глазами Бодю.
— Я долго буду ждать?
Бодя уже кого–то вызвал по мобильнику.
— Шеф, проблема... На меня наехали и Швейка не отдают... — и спросил у директора: — А ты кто?
— Я — директор.
— Директор, говорит, — сказал в мобильник Бодя и тут же протянул его женщине. — Тебя.
— Чего–о?
— Это, между прочим, Русаченко, — серьезным тоном предупредил Бодя строгую женщину.
Директор тут же схватила мобильник и расцвела, как роза весной.
— Здравствуйте, Сергей Григорьевич! Здравствуйте, дорогой! И вас тоже... Здоровья, любви, а остальное приложится... Спасибо, вашими молитвами... — директор косо посмотрела на Бодю: — Но вы понимаете, он какой–то странный... ваш сотрудник. Сергей Григорьевич, милый, ну как же я припыленному, как вы говорите, могу доверить пожилого человека? Ну хорошо, хорошо. Под вашу ответственность. С Новым годом!
Директор вернула телефон Боде и, сохраняя лицо, строго сказала:
— Отпускаю только до третьего числа. На подобные вещи существуют особые процедуры.
И с достоинством ушла, унося с собой реквизированную бутылку виски.
На соседа Струка было жалко смотреть.
— Ша, батяня, — успокоил старика Бодя. — Еще не родился тот человек, чтобы Деда Мороза опустить ниже плинтуса. Зовем Снегурочку... Только вместе. И–и–и...
— Сне–гу–роч–ка! — заблажили все.
— Опля! — Бодя выхватил откуда–то из глубин своего безразмерного пальто еще одну бутылку. — От Снегурочки! С Новым годом!
