(Продолжение. Начало в №№ 239 — 240.)
Бодя вышел из машины и направился к калитке.
— Хозяин! Хозя–яин!
— Гуа–ав! Ав! — лениво выполнил приказание Струка сытый Валет.
— Ну, че ты, Шарик? — спросил у него Бодя и обворожительно улыбнулся.
Добродушному Валету понравилось, наверное, что его назвали Шариком. Он перестал лаять и завилял хвостом.
— Бездельник! — зло прошептал Струк и посмотрел куда–то вверх.
* * *
— Хозя–яин! — Бодя в сопровождении Валета прошелся по двору, взошел на крыльцо и обратился к Валету: — Что он спит еще?
Бодя открыл дверь в сени.
— Хозяин!
Струк куда–то нервно взбирался по лестнице.
Бодя вышел на крыльцо, поинтересовался у Валета:
— Слышь, Шарик, а твой дед не помер часом?
Валет задрал к небу свою круглую морду и несколько раз пролаял.
Бодя тоже задрал свое круглое лицо к небу и промолвил в крайнем удивлении:
— Опа!
Струк сидел на верхушке мертвого дуба в заснеженном гнезде аиста.
Валет опять облаял Струка.
— Сскатина! — сквозь зубы сказал сверху Струк.
— Не понял! — грозно промолвил Бодя.
— Это я не тебе! Это я этому... шакалу...
— А че ты на Шарика так?
— Валет он.
— Так ты Валет? — спросил у Валета Бодя.
Валет утвердительно гавкнул.
— Слезай, дедунь.
— А мне здесь хорошо.
— Поговорить надо!
— Я и отсюда тебе все скажу... Слухай сюды: если вы попробуете меня забрать отсюда... Я вот прямо из этого гнезда улетаю в жаркие страны!.. Понял? А записку я уже оставил. Там написано, кто довел меня до самоубийства...
— Дед, давай без понтов и фанатизма. Лады? Я задаю вопросы — ты отвечаешь... Думаю, договоримся... Мне доложили, что в дом престарелых ты ни при какой погоде? Да или нет?
— Да, — ответил из гнезда Струк.
— Заметано. В город тоже не хочешь?
— Не хочу.
— Не вопрос. Давай тогда так раскинем колоду: я тебе покупаю хату в соседней деревне... Тут за леском... Как, блин, она называется... Забываю все...
— Чирино?
— Ну... Покупаю, значит, тебе хату... В этих... Чириках... Со всеми удобствами и с аистом на липе. Оформляем все чин чинарем на тебя... А ты мне дашь расписку, что отсюда в течение недели съезжаешь. О’кей?
— И все?
— И все.
— А чего это ты такой добрый?
— А я мизантроп.
— Кто–о?
— Ну, типа спонсор...
— Кто–о?
— Тот, кто любит бабло бедным раздавать... на халяву.
— Обманешь?
— Ты че?! — искренне возмутился Бодя. — Честное пионерское. Мамой клянусь и падлой буду... Даже косарь дам на обустройство.
—Чего дашь?
— Тысячу баксов.
— А нашими можешь?
— Не вопрос.
Бодя достал портмоне, отсчитал купюры, помахал ими.
— По сегодняшнему курсу.
— Положи к Валету в будку... Слезу — посчитаю.
Бодя сунул пачку в собачью конуру и достал ручку с блокнотом.
— Для договора купли–продажи нужно фамилия, имя, отчество. Диктуй.
— Струков... — продиктовал сверху Струк.
— Струков, — записал Бодя.
— Петр...
— Петр.
— Демьянович.
— С мягким знаком?
— С мягким.
Бодя записал и громко прочитал:
— Значит, Струков Петр Демьянович. С мягким знаком. Правильно?
— Правильно.
— Я сейчас сгоняю в сельсовет, все оформлю. Через часок буду. Вспрыснем покупочку и по–трезвому все обсудим. Сала отстегнешь?
— Не вопрос!
— С чесночком?..
— Будет.
— Баньку ты топишь?
— Я.
— По–черному?
— По–черному!
— А мне копчик можно будет погреть?
— Ну, а то!
— Заметано. Жди меня, и я вернусь.
— Хорошо.
— Ты ж только смотри шею не сверни, когда слезать будешь, — крикнул Бодя, садясь в машину, — а то хата наследникам достанется!
— Нету у меня наследников, — тихо сказал Струк.
— Ну, а кто мне «с легким паром» скажет?
Бодя укатил.
Струк стал осторожно слазить с дуба.
Слез, подошел к собачьей конуре, сунул в нее руку, достал пачку новеньких крупных купюр, понюхал ее, достал одну на выбор, посмотрел на свет. После этого спросил у Валета:
— Ты что–нибудь понимаешь?
* * *
Андрей и Маруся сидели в парке на скамейке.
— Прямо не знаю, что делать, Андрюша, — грустно сказала Маруся.
— Пусть Сашка со своим поговорит, по–мужски.
— Говорил. Без толку. Он же весь в деда.
— Знаю, упрямый. Его надо было Федосом назвать, а не Артемом. Прикажи, чтоб держалась от него подальше! Сестра и точка!
— Легко сказать... Она его тоже любит... Я это чувствую. Девке столько лет, красавица. От парней отбоя нет, а она, как монашка...
— Тогда ничего не сделаешь. Пусть женятся. Что, таких случаев в жизни не бывает?.. С одной стороны, вроде... — Андрей не нашелся что сказать и зло выпалил. — А что им ждать его смерти? Тоже паскудство!
— Ваську это добьет...
Помолчали.
— За все платить надо, — вздохнул Андрей. — За все. Ну, не брат они с сестрой! Все это знали. И батька покойник знал... Только запретил всем даже думать об этом. Думаю и Васька это знает... Только знать не хотел, что знает... Не знаю, Маруся, что тебе посоветовать... Жизнь все расставит по местам... Приезжайте тридцать первого... Помянем старого Ходаса.
— На кладбище надо бы съездить...
— И на кладбище съездим. Пойду я. Ты Петьку Струкова помнишь?
— Помню. Он в доме престарелых.
— Сбежал. У меня кантуется. Пойду утрясать историю. Бывай.
Андрей ушел.
* * *
Маруся тоже медленно пошла по предпраздничному городу.
Остановилась возле церкви, постояла и нерешительно вошла в нее.
Служба уже закончилась, и церковь была пуста.
Маленькая сгорбленная старушка гасила свечи.
Маруся опустилась на колени перед образом Богоматери.
Она не молилась. Просто смотрела на светлый лик.
А Дева Мария, прижимая к груди еще маленького Спасителя, сострадательно смотрела на Марусю.
* * *
Бодя и Струк голые вошли в баню.
— У меня пяточный нерв расстроен. С детства в расстройстве, — сообщил Бодя и указал на место чуть ниже спины и чуть выше ягодиц.
— Но пяточный нерв, по идее, должен в пятках находиться, — предположил Струк.
— Это вредный нерв с ответвлениями. У меня сюда ответвление.
— А в другие места бывает?
— Во все бывает... Это вредный нерв.
Бодя улегся на полку.
— Лечим... Кладешь березовый веник на ответвление.
Бодя показал куда.
Струк накрыл веником.
— После этого берешь круглый камень с каменки. Вон тот.
— Горячий же.
— Не рассуждай.
Струк надел перчатки, снял камень и уложил его на веник.
Камень зашипел.
— Прикрывай дубовым!
Из–под веника клубами попер пар.
— У–у–у–у!!! — взвыл Бодя. — Уж я с ней и так и эдак... Со словами и без слов!!! У–у–ж я с ней... У–у–уж я с ней!
* * *
Маленький, словно игрушечный, частный самолет совершил посадку в национальном аэропорту и стал выруливать на стоянку.
По аэродрому к самолету катила машина представительского класса. Рядом с водителем сидел Артем и разговаривал по мобильному телефону.
— Шеф, забыл спросить, а как к ней обращаться?
— А так и обращайся, — пошутил шеф. — Госпожа золотая леди.
— Может, она баронесса какая? — спросил Артем.
— Нет, она пролетарского происхождения. Зови как хочешь: леди, мадам... миледи... Ду ю андерстэнд?
— Йес, сэр!
* * *
Ирина вышла из самолета на трап и... остановилась. Закрыла глаза, глубоко вдохнула морозный воздух.
К трапу подкатила машина.
Артем с букетом цветов взбежал по ступенькам и приветствовал зарубежную гостью: по–английски:
— Хэлло, миледи! Наша фирма рада приветствовать вас в нашей стране. Как долетели?
— Спасибо, хорошо... — тоже по–английски ответила «миледи», обернулась и что–то сказала темнокожему пилоту.
Тот с улыбкой передал лакированный саквояж Артему.
Поддерживая за руку гостью, Артем свел ее с трапа самолета и усадил на заднее сиденье машины.
* * *
Машина неслась в сторону города. По обочинам громоздились билборды, с которых сытая физиономия Мишки Киселя обещала: «Я вас сделаю счастливыми!»
Кто–то из конкурентов–юмористов зачеркнул слово «счастливыми», а после слова «сделаю» поставил жирный восклицательный знак. «Я вас сделаю!»
Водитель, восхищенно разглядывавший в зеркало заднего вида Ирину, тихо сказал Артему:
— Вот что значит быть миллиардершей... Тетя–то в серьезном возрасте, а как классно выглядит!
— Это оттого, что никогда никого за глаза не обговаривала, — на чистом русском языке сказала Ирина.
У водителя глаза стали квадратными.
Артем зло посмотрел на него, обернулся к даме и автоматически попросил прощения по–английски, тряхнул головой и сказал по–русски.
— Он у нас на стажировке, простите, пожалуйста...
— За что? Хоть и угловатый, но все–таки комплимент.
— Меня Артемом зовут.
— Ирина Владимировна.
— А без отчества можно?
— Можно, — улыбнулась Ирина.
* * *
Андрей сидел в одном из кабинетов горисполкома. Рассказывал:
— Я его еще года два назад заприметил... Их тогда в кукольный театр вели... Стоим на красном светофоре, ждем... И они гуськом, как цыплята. Дениска последний, флажок красный держит... Сопли–ивый... Я посмотрел на него, улыбнулся, а он... — у Андрея навернулись слезы на глазах, — тоже посмотрел на меня и просит шепотом: «Дедуська, дай сладину». Шепотом, чтоб воспитательница не услышала. Я в гастроном, шоколадку накупил... И знаю, что не голодные они все, и сладким их кормят... Но ему не сладкое нужно, а сладина!!! Той же весной я пасеку завел. Чтоб сладина, значит, была... Постоянно.
Андрей достал из кармана Денискин рисунок.
— О, смотрите, что рисует... Это он... Я знаю! Это он по подзатыльнику от отца тоскует... Отца не было... А он тоскует... А подзатыльник от отца–а... Это... Я знаю... Получал.
— Андрей Федорович, дорогой... У меня даже ком в горле... Честное слово... Но к моему огромному сожалению, мне не только нечем вас порадовать, но даже обнадежить. Все упирается в ваш возраст. Органы опеки и слушать ничего не желают. Законодательство не обойдешь.
— Я помирать не собираюсь. У нас в роду все долгожители по мужской линии.
— Законом четко определена верхняя граница возраста человека, после которой усыновление недопустимо.
— Ну, нельзя усыновить, давайте я его увнучерю... Какая разница? Мог быть у меня такой внук? Мог. Мог остаться без родителей? Мог. И жил бы с дедом...
— Остроумно, забавно и трогательно, но... невозможно.
— Валентин Степанович, я же... Он привык ко мне. И если его кто–то другой заберет... сбежит. Я его знаю. Он шалопут еще тот. Представляете, его мама бросила еще в роддоме, отказалась от него. А он в морду бьет каждому, кто на нее плохое слово скажет.
— Андрей Федорович, я собственного ребенка отдал бы вам со спокойной душой, но... закон есть закон.
— Хренотень это, а не закон.
* * *
Машина подъехала к подъезду пятизвездочного отеля «Европа».
Артем выскочил галантно, открыл дверь и подал Ирине руку.
— Я в вашем полном распоряжении, Ирина... Какие у нас планы?
— Через день мне надо быть в Гамбурге. Вы смогли бы сопровождать меня?
— Нет проблем.
— Это буквально туда и обратно.
— Гамбург... — задумчиво проговорил Артем.
— Что, не получается?
— Нет, нет, все в порядке... Ирина Владимировна, а мы смогли бы взять в самолет одну мою знакомую?
— Если у нее все в порядке с паспортом, какие вопросы?
— Понимаете, у нее отец на лечении в одной из клиник Гамбурга. Это и мой дядя тоже...
— Ноу проблем, Артем... А знакомая, выходит, твоя двоюродная сестра?
— Да. Спасибо. Сейчас в отель?
— Мне надо разыскать одного человека, — вместо ответа сказала Ирина.
— Давайте данные. Найдем.
— Ходас Андрей Федорович.
У Артема удивленно вскинулись брови.
— Уже нашли, — сказал он. — Я его племянник.
— Тесен мир... Значит, Артем Васильевич?
— Нет, Александрович... А вы кто?
— Твоя тетя... Несостоявшаяся... Как Андрей... Федорович поживает?
— Нормально. Живет за городом. В лесу. Один.
— А с Василием что случилось?
— Герой Чернобыля.
— Понятно...
* * *
Андрей подходил к своему дому по холмистой длинной лесной дороге, которая на горизонте упиралась в освященные солнцем облака.
Еще издали, со стороны своего подворья, он услышал разухабистую песню:
Ой! Ой! Ой! Ты да душы прыпала,
Ой! Ой! Ой! Ты наша родна сала,
Ой! Ой! Закускi лепшае не маем
Гэй, налiвай, душа спявае!
Ой! Ой! Ой! Ты наша родна сала
Ой! Ой! Ой! Цябе не будзе мала,
Ой! Ой! З табою наш народ гуляе,
Ой, душа спявае!
* * *
Андрей подошел к своей калитке и остановился в крайнем изумлении.
Под навесом баньки был накрыт стол.
Хлеб, сало, огурцы, чеснок, банка маринованных грибов. И аж две бутылки виски. Одна была уже пустая, так как лежала возле сала плашмя.
На скамейке, держа в руке дорогой блестящий мобильник, сидел хорошо одетый плотный круглолицый молодой мужик и прихлопывал по мобильнику в такт песни.
Валет притопывал у его ног и пробовал подпевать. Подвывал. Его малость пошатывало.
Довершал картину Струк.
Полураздетый, раскрасневшийся он лихо выплясывал возле собачьей будки и изо всех сил старался перепеть, а вернее, перекричать того, кто пел в мобильнике:
Ой! Ой! Ой! Ты наша родна сала!
Ой! Ой! Ой! Цябе не будзе мала!
Ой! Ой! З табою наш народ гуляе!
Ой! Душа спявае...
С его распаренной спины клубами валил пар.
— Андрюха–а–а! — узрев приятеля, бросился к нему Струк. — Родной!
Валет радостно тявкнул и нетвердой походкой тоже поплелся к калитке.
Струк сочно расцеловал Андрея, а Валет еще раз тявкнул.
— Андрюх, хочешь узреть счастливого человека, — у Струка от радости и виски даже глаз не было видно. — Хочешь? Совершенно счастливого человека. Хочешь? Смотри!
Струк принял позу манекена.
— Кто это? — кивнул Андрей в сторону Боди.
— Друг, товарищ и брат, — восхищенно сказал Струк. — Вот говорят, что все крутые... тупые и сволочи... Не верь! Не верь, Андрюха. Клевещут... Завистники... Пошли вискаря шандарахнем!
— Это с какой такой радости?
— А я, Андрюха, теперь олигарх. Собственник собственной хаты в Чирино. Так что мы, братан, с тобой соседи! Пошли! С классным мужиком познакомлю. Мизантреп. О! Я у тебя сальца чуток откроил, грибочков там, огурчиков взял. Не боись! Все будет оплачено... по прейскуранту. Бодя! — позвал Струк. — Иди сюда! Хозяин приехал!
Подошел пьяный Бодя.
— Кто приехал?
— Хозяин...
— А ты кто?
— А я Струк...
— Не понял... — Боде и впрямь трудно было сообразить, и он задал уточняющий вопрос, указав пальцем на хату: — Это чья фазенда?
— Моя, — сказал Андрей.
— Его, — подтвердил Струк.
— А ты кто? — спросил Бодя у Струка.
— Струк я...
— Ты не хозяин?
— Он хозяин!
— А что ты тут делаешь?
— А я... у него... в примаках живу...
— Но ты же, блин, говорил мне, что в детдом... в смысле престарелый дом... не поедешь?
— Не поеду. Он мне остахренел за пять годов.
— А зачем я тебе хату в Чириках купил?
— Ты ж добрый. Мизантреп...
— Я купил, чтобы ты переехал отсюдава!
— Так перееду. Я ж тебе расписку дал.
— Все ясно, — сказал Андрей Струку. — Я тебя на сутки оставил, а ты уже успел мою хату загнать? — а потом обратился к Боде: — От вашей конторы тут уже несколько раз приходили. Я им сказал и тебе повторяю: никуда я отсюда не съеду. Ни за какие деньги.
— Так я ему и денег дал. Тысячу баксов.
— Отдай ему его доллары, — приказал Андрей Струку.
— Никаких он мне долларов не давал, — сказал Струк. — Я валюты в жизни в руках не держал. Перекреститься могу.
Валет неожиданно стал облаивать Бодю. Бодя набросился на Струка.
— Чего ж ты не сказал, что ты не хозяин?!
— А ты у меня спрашивал?
— Нет.
— Все, — сказал Андрей. — Концерт окончен. Отдай все, что взял у него, — приказал он Струку.
Струк без энтузиазма отдал Андрею договор и пачку денег.
Андрей всунул все в руки Боди.
— Пересчитай.
— Слышь, старик, — обратился к нему Бодя. — Может, все–таки с тобой договоримся.
— С наследниками моими будешь договариваться. А пока я жив — здесь будет мой дом и здесь будет жить мой аист. Гуляй, Вася...
— Бодя я... Блин, так лажануться...
* * *
Зимний день угасал.
Солнце уже скатилось за лес и оттуда своими последними лучами окрашивало в малиновый цвет заснеженное гнездо аиста.
Спал в своей конуре ленивый Валет.
Спал на лежанке подгулявший и несостоявшийся домовладелец Струк.
Старый седой Федос Ходас с портрета смотрел на пылающий в печи огонь.
Андрей лежал на диване и тоже смотрел на огонь.
* * *
Машина, на которой Артем встречал Ирину в национальном аэропорту, с зажженными фарами летела по бесконечной холмистой дороге в сторону хутора Андрея.
* * *
С билбордов сытая рожа Мишки Киселя нагло смотрела на трассу.
«Я вас...» Остальное было залеплено снегом.
* * *
— Андрей Федорович! — весело сказал Артем, входя в хату. — Подъем! Дед Мороз пришел!
— Здорово, Тема... Чего это ты на ночь глядя...
— А Дед Мороз только на ночь глядя и приходит. А кто это у тебя?
— Сосед... Еще по Белых Россах. Ты не знаешь.
Струк замычал во сне и повернулся на лежанке.
— Значит так, дядя Андрей... Костюм, галстук, шляпу... И лысину расчесать!
— С чего это вдруг?
— Представительствовать поедем.
— Никуда я не поеду. Выдумал.
— Надо, старче, надо! Если я тебя не доставлю — меня со службы вытурят. Зачем тебе безработный племянник? Давай–ка мыться, бриться, одеваться!
— Да скажи ты толком!
— Не уполномочен. Ну живо, живо!
* * *
Через полчаса тщательно выбритый дядя при полном параде стоял перед зеркалом, а возле него суетился племянник.
— У тебя ж костюм с этикеткой! Ты что не одевал его ни разу?
— Нет.
— На смерть припас что ли?
— Ну, а то...
— Дядя Андрей! У тебя, можно сказать, жизнь только–только начинается, а ты... Парфюм какой–нибудь имеется?
— Посмотри в комоде.
Артем открыл верхний ящик комода, достал запечатанную в целлофан красивую коробку.
— Это же я тебе на юбилей дарил! Тоже на смерть бережешь?
Артем лихо вскрыл упаковку и стал обильно орошать Андрея французскими мужскими духами.
— Хватит! Хватит! — защищался Андрей. — Могут подумать, что я балерун какой–нибудь...
* * *
Струк проснулся, сел на лежанке и стал наблюдать за превращением своего друга в сельского денди. Он был лохмат и с похмелья.
* * *
— Красавец! — подытожил Артем, венчая голову Андрея новенькой шляпой. — Вперед, гламур!
— А вы куда? — хриплым голосом спросил Струк.
— По бабам, — ответил Артем. — На всю ночь.
— Смотри не торгуй здесь больше... — напутствовал Струка Андрей и обратился к Артему. — Представляешь, пока я вчера в город ездил, он мою хату загнал.
— Пошли, пошли. Время — деньги.
— А ты когда вернешься?..
— Он не знает, — ответил Артем.
— А... а ты?
— И я не знаю.
* * *
Артем усадил своего дядю в машину, сам сел впереди, хлопнул дверцей.
Машина понеслась по холмистой зимней дороге.
Слева, прыгая по верхушкам сосен, елей и голых берез, бежала полная луна.
* * *
Струк вышел на крыльцо.
Лунный свет заливал подворье, заснеженное поле, лес, гнездо аиста.
Звезды на небосклоне дрожали от холода.
Струк подошел к столу возле дуба. На нем так и осталась стоять начатая бутылка виски.
Струк налил себе чарку.
Валет в своей будке подал голос.
— Будь здоров, — сказал ему Струк.
И выпил рюмку.
Луна смеялась.
* * *
Машина катила по ночному городу, который был похож на юбилейно–праздничный торт со свечами.
Огни, огни, огни...
* * *
Ирина стояла перед большим окном шикарного гостиничного номера–«люкс» и смотрела на ночной город.
Официантка из ресторана сервировала маленький столик на две персоны.
* * *
Подъехали под козырек пятизвездочного отеля «Европа».
Молодой швейцар подбежал и с улыбкой открыл дверцы.
— Добро пожаловать!
Андрей выкарабкался из представительского лимузина. Осмотрелся.
Артем в машине с кем–то разговаривал по телефону.
* * *
Из ярко освещенного холла «Европы» вышел очень высокий плотный парень.
Артем вышел из машины.
— Игорь, — обратился к нему Артем. — Проводи, пожалуйста, господина Ходаса в 612–й номер. Его там ждут.
— Я без тебя не пойду, — испугался Андрей.
— Пойдешь, где ты денешься! Только шляпу сними.
Андрей послушно снял шляпу.
— Это мой родной дядя, — сказал Игорю Артем. — Робкий и скромный от природы. Смотри, чтобы его никто не обижал.
— У нас не обижают и не обижаются, — пробасил Игорь. — Пошли, батя.
Андрей обреченно, как некогда сватать Верку за Сашку, побрел за могучим Игорем.
* * *
Артем набрал номер на мобильнике.
— Ирина Владимировна, объект на месте. Через пару минут будет. Я, чтобы не смущать его, с вашего позволения пойду. Машина в вашем распоряжении. Если какие вопросы — я на связи. Спасибо. До завтра. Когда вылет? Ясно. Пока–пока.
Артем набрал еще один номер.
— Галка, привет. Завтра во второй половине дня летим к отцу. Будь готова.
* * *
Андрей вместе с Игорем поднимался вверх в зеркальном лифте.
Потом шел по мягким коврам шестого VIP–этажа.
Игорь деликатно постучал в дубовую дверь 612–го номера.
— Да! — послышалось из–за двери.
Игорь осторожно приоткрыл дверь и спросил:
— Разрешите?
— Пожалуйста...
— Заходи, батя, — тихо сказал Андрею парень, пропустил его вперед и после этого бесшумно закрыл за собой дверь.
Огромная гостиная люкса была ярко освещена.
Спиной к двери возле большого окна в ярком длинном платье стояла темноволосая женщина. Она медленно–медленно повернулась. Глаза у женщины были влажными.
— Здравствуй...
Андрей ее сразу узнал, но почему–то долго–долго не мог вымолвить:
— Здравствуй... Ира.
* * *
Дочь и мать сидели на кухне.
За окном хозяйничала зимняя предновогодняя ночь.
— Он уехал, я осталась одна... — говорила Маруся. — А через пару недель поняла, что не одна... А тут Васька... твой папа... Господи, что я говорю!
— Мама, ты все правильно говоришь, — сказала Галюня.
— Он меня со школы любил...
— Я знаю... Только не любил, мама, а любит.
— Прости... Теперь ты все знаешь.
— А я с детства это знала.
— Кто тебе сказал? Сашка?
— Никто мне ничего не говорил! — вдруг вспылила Галюня, но быстро взяла себя в руки и сказала: — Мама, у нас по женской линии все знахарки... Я, как и ты. Больше сердцем чувствую, чем знаю... Так вот, из всех бабуль в Белых Россах я больше всего любила старую Киселиху... И она при каждой встрече мне конфетки совала...
— Помнишь, как ты ей куклу носила, чтобы папку не обижали?
— Помню... Куклу Люськой звали.
Помолчали.
— Когда вы завтра летите?
— Под вечер.
— На работе отпустят?
— Отпустят, — грустно сказала Галюня.
Сашка и Верка уже легли спать, когда в прихожей щелкнул замок и вошел, стараясь не шуметь, Артем.
Разделся, прошел на кухню.
— Джеймс Бонд явился, — буркнул Сашка.
Верка только вздохнула.
— Пойду поговорю... еще раз. По–мужски.
— Только, я тебя прошу, не ори. Люди спят.
— Когда это я орал?.. У меня голос такой. Спи.
— Борщ в холодильнике. Скажи, чтоб разогрел.
— Хорошо. Спи.
Сашка встал, засунул ноги в тапки и в трусах пошел на кухню.
— Привет... — открывая дверь, сказал он.
— Привет, батя...
— Поговорить надо, — довольно громко, чтобы слышала Верка, сказал Сашка, прикрывая плотно кухонную дверь.
— Давай, — сказал Артем.
Вместо начала разговора Сашка заговорчески подморгнул сыну и изобразил пальцами правой руки кружку. Дескать, будешь?
— Давай, — тоже перешел на заговорческий шепот Артем.
Сашка встал на стул, открыл самый верхний кухонный ящик и достал из его нутра толстую книженцию под названием «Гражданская война и интервенция в СССР».
— Как дежурство прошло? — изображая серьезный «мужской» разговор.
— А я не дежурил сегодня...
— А что делал? — Сашка развернул массивную книгу в сером переплете.
В ней обнаружился тайник: страницы были вырезаны по форме плоского штофа, а в тайнике лежал сам штоф с водкой «Белые Росы».
— Я сегодня встречал богатую клиентку. Между прочим, твою бывшую родственницу, — сказал Артем, доставая рюмки.
— Какую родственницу? И почему только мою, а не твою тоже?
— А я еще не родился, когда она перестала быть нашей родственницей. Это жена дядьки Андрея.
— Кобра? Иди ты! Неужто приехала? — Сашка налил.
— Прилетела. На личном самолете.
— Чего–чего? И что, сама за рулем?
— Да не–ет, у нее пилоты. Ну, давай...
Артем поднял рюмку и... замер.
Сашка тоже замер с рюмкой в руке.
В дверях кухни стояла грозная Верка:
— Огурчиков принести?
