— К белорусскому народу отношусь с огромным уважением и преклонением. Работая над фильмом “Утомленные солнцем-2”, я перечитал множество архивных материалов времен Великой Отечественной войны, пересмотрел огромное количество кинохроник тех лет. Белорусы сумели сохранить свое национальное зерно, суть души своего народа, пройдя через такие страшные испытания! Мне очень нравится Минск — он стал совершенно историческим городом. Когда я попадаю сюда, то возникает ощущение погружения в прошлое. Это уникальный город-музей архитектуры XX века периода социализма. И не надо искать в моих словах никакой иронии! Этот город таков, потому что все прежнее, что в нем было, сметено с лица земли в годы войны. Эта мысль всегда очень трогает мою душу, когда я бываю в Минске. Кроме того, в этом городе живут мои друзья. Очень люблю и ценю Володю Гостюхина. Когда мы с ним снимали “Ургу”, он опоздал на съемки. Мы как раз снимали эпизод, в котором он должен был пить водку, стакан за стаканом. В наказание за опоздание я налил ему самой противной водки, какая только бывает, — монгольской. И не остановил камеру. Был отснят только один дубль, потому что снимать больше было нечего. Этот дубль и вошел в фильм: с водой ему так сыграть не удалось бы!
— На “Лiстападзе” был представлен фильм “Мне не больно” Алексея Балабанова, где вы сыграли одну из ролей. Какого вы мнения о Минском фестивале и чем вам интересна была роль в этой картине?
— Я считаю, что кинофестивали — очень нужные мероприятия. Они способствуют бойцовскому азарту, вырабатывают своего рода иммунитет и плодотворную, “белую” зависть. Закаляют тех, кому не досталось призов, вдохновляют на новые свершения. Именно поэтому я вырвал полтора дня, чтобы побывать на “Лiстападзе”.
А если говорить о моей роли в картине “Мне не больно”... Знаете, еще Федор Михайлович Достоевский сказал: “Любить человечество проще, чем одного человека”. Но иногда видишь живое существо, потрясающей красоты Божье творение, которое должно погибнуть, и становится невыносимо жалко. И хочется взять его, такое красивое, защитить от всего мира, накрыть колпаком, пусть живет, развивается... Герой этого фильма, которого играю я, — благотворитель, который решает опекать неизлечимо больную девушку. Очень часто, даже не вполне понимая это, человек совершает благотворительный акт в большей степени ради себя, чтобы спасти свою душу. У меня, например, когда я жертвую на церковь, всегда есть в душе страх — боюсь, что мне скажут: “А вот от вас мы не возьмем!”. Страх оказаться не вправе пожертвовать...
— “Утомленные солнцем-2” — это ваш ответ Спилбергу, его картине “Спасти рядового Райана”?
— Нет. Это прекрасный фильм, но его сюжет невозможно спроецировать на нашу жизнь — про рядового Иванова... Работая над картиной, я искал для себя ответ на вопрос: “Где Бог на войне?”. Идут четыре человека, один отлучается по нужде — и только поэтому, единственный, остается в живых... Врачи восемь месяцев тянут с того света раненого юношу, и вот он уже садится в машину, чтобы ехать в свою воинскую часть, и вдруг на глазах тех самых врачей в грузовик попадает снаряд... Мой фильм будет состоять из двух частей — “Предстояние” и “Цитадель”. Он имеет вполне конкретный сюжет: девочка ищет отца на фронте, но все это происходит на фоне грандиозной панорамы войны. Так что по жанру свой фильм я назвал бы сагой. Ведь если в войне участвуют 30 миллионов человек, то это 30 миллионов индивидуальных войн — со своими страхами, ужасом, со своими воспоминаниями, любовью...
Я хотел посмотреть, почему, как была выиграна Великая Отечественная война. Советская пропаганда отняла Победу у советского солдата. Величие его подвига умалило изображение на экране фашистов жалкими, смешными, в бабьих платках и с гитлеровскими усиками. На самом деле это была великая армия, самая сильная армия своего времени, которая сваливала страны в считанные дни. Немцы были отлично вооружены, в хорошем, продуманном обмундировании. А наши солдаты — пилотки, обмотки... Все это сохранила кинохроника. И в какой момент, когда, как эта армия была побеждена? Я не даю ответа на этот вопрос. Но мне хотелось бы его поставить. Мне бы хотелось, чтобы, выходя из кинотеатра, зритель вдруг понял, какое это счастье — жить! Между тем мы так нелепо распоряжаемся своей жизнью, в суете клипового восприятия действительности теряем простые радости. Вспоминается такая цитата: “Наступили тяжелые времена: приходится отказываться от очень многих вещей, без которых безбедно жили наши предки”. Мы обращаемся к Богу, только когда нам плохо. Нам не приходит в голову сказать: “Господи, за что мне, подлецу и грешнику, так хорошо!”. Не надо просить у Бога справедливости, а то он справедливо накажет нас за наши грехи. Мне бы хотелось, чтобы зритель, выйдя из кинозала после моего фильма, задумался об этом.
— А что, на ваш взгляд, нужно пресыщенному современному зрителю, чтобы удержать его внимание, увлечь, заставить думать?
— Можно вылить четыре ванны крови, и человек уйдет из кинозала. А можно сделать фильм без всяких спецэффектов, и он понравится зрителю — когда внутри кадра есть притягательная энергетика. Кино — это те законы, которые все знают, и еще что-то, что нельзя потрогать руками. Оно — как радиация: ни вкуса, ни запаха, только воздействие. Это притяжение или возникает, или нет. И если его нет, то не спасут ни ванны крови, ни компьютерная графика. Зритель начинает следить не за тем, кто кого убил и за что, а интересуется только, как убили. Часто на экране гибнут тысячи людей, и никого не жалко. А вот Достоевский написал 500 страниц о том, как убили какую-то никчемную старушонку, которая и сама бы скоро умерла, но эта книга и сегодня находит путь к сердцу и уму людей. Потому что в ней — о том, что происходит с душой человека...
