Барьер № 13

Сценарии спортивной жизни

Время неумолимо. Вроде и современный мир подбрасывает лихие сюжеты, но прожитые годы постоянно тянут назад. Жизнь соткана из ощущений, а потому трудно отделаться от мысли, что тогда, в иные времена, и сама жизнь была иной, и деревья были побольше, и люди более цельными, более настоящими.


Казалось, что полтора месяца назад, в первой части наших «Сценариев», мы обстоятельно и полно поговорили о первых олимпийцах, вспомнили всех и даже больше, но поисковая работа подбросила такой сюжетец, что грех было отказать себе в искушении снова оглянуться назад.


Вечер 16 августа 1936 года. Торжественному закрытию Игр на Олимпийском стадионе в Берлине предшествовали конные состязания в конкуре — личное и командное первенство (Кубок народов). Условия этого соревнования по тем временам, наверное, побили все рекорды сложности. Даже самые опытные наездники не могли вспомнить столь сложных и вдобавок предательски расставленных препятствий. От всадника и лошади требовались небывалая выучка и отвага. Дистанция берлинского конкура не прощала мелочей: умение коня мощно и четко прыгать необходимо было также подкрепить выполнением простых на первый взгляд поворотов для единственно точного подхода к следующему препятствию. В итоге из восемнадцати стартовавших в командном первенстве сборных лишь семь сумели сохранить всех своих участников и тем самым попасть в итоговый протокол!


Надо ли говорить, что фактически весь конкурс был специально приготовлен для победы немецких конников?! Последние соревнования Олимпиады не могли закончиться без победы спортсменов рейха: оголтелая фашистская пропаганда просто не простила бы своим публичного провала. Для немцев были подобраны специально натасканные лошади.


Однако даже им было непросто справиться с препятствием под знаковым № 13. Состояло оно из малозаметного 130–сантиметрового барьера и 3–метрового рва. После прыжка конь имел буквально несколько метров на разбег и должен был вновь преодолеть точно такой же барьер и ров. Это препятствие, а пройти его нужно было по дистанции дважды, требовало от коня необыкновенной прыгучести и сосредоточенности.


«Чертова тринадцатка» сгубила 85 процентов участников. Не готовые к таким испытаниям кони просто отворачивались, отказывались прыгать! В польской команде последним на дистанцию вышел уроженец деревни Жемославль Ошмянского повета. Теперь это Ивьевский район Гродненщины, эти живописные места со старинной усадьбой помещиков Умястовских находятся всего в нескольких километрах от границы с Литвой. Впрочем, мы отвлеклись... Всадника звали Тадеуш Соколовский, его лошадь — Збег (Беглец).


***


Начальник управления физической культуры, спорта и туризма Брестского облисполкома, заслуженный тренер Беларуси Николай Хевук называет своего учителя Николая Васильевича Дранько не иначе как основоположником белорусского велоспорта. Хевук сам четыре года (с 1964–го по 1968–й) занимался у Дранько. Учитель остался в памяти ученика таким, как на фотографии 1953 года. На снимке во всей красе Дранько, возглавляющий велоколонну на демонстрации 7 ноября. Николаю Васильевичу тогда было 45 лет. Статный, красивый мужчина, вся грудь — в спортивных медалях. Колонна едет по брусчатой мостовой. Видимо, финиширует, так как слева на снимке — здание облисполкома, а в нескольких метрах, стало быть, не попавший в кадр памятник Ленину...


Этой фотографией открывается книга «Брестчина Олимпийская», изданная управлением в 2007 году. Здесь же черным по белому написано: Николай Дранько — первый брестский олимпиец.


Мы не хотели, но нам придется сегодня этот факт оспорить.


***


Когда в олимпийской деревне в Берлине приветствовали прибывшего на Игры почетного гостя — победителя марафонских соревнований I Олимпиады Спиридона Луиса, в непосредственной близости проходило секретное заседание, на котором было принято решение о создании общества «Унион», которое вскоре начало формироваться под руководством майора Александра фон Шееле. 31 июля 1936 года государственный секретарь по делам авиации генерал Мильх утвердил состав упомянутого общества и объявил, что по приказу фюрера Испания получит помощь от Германии... Александр фон Шееле, имеющий богатый опыт участия в войнах на чужих территориях, разместил свою команду на пароходе «Усарамо», доверху нагруженном вооружением. В ночь на 1 августа «Усарамо» вышел в море.


А в это время в Берлине Гитлер объявил об открытии XI Олимпийских игр.


***


В последний день Олимпиады Тадеуш Соколовский начал дистанцию в хорошем стиле, изящно и легко оставил за спиной первые барьеры, но коварная «тринадцатка» осталась непокоренной... Верный Збег, не раз приносивший победы, так и не смог взять роковой барьер.


Стотысячный стадион уже был в предвкушении итогового германского триумфа на «великих Играх». Но для агрессивно настроенных ко всем соперникам зрителей полной неожиданностью стало выступление румынского всадника Хенри Ранга. Он на равных прошел дистанцию с лидером местных конников. Лишь в дополнительном заезде в надвигающихся сумерках специально вышколенная до автоматизма на этой дистанции лошадь Тора под седлом немца Курта Хассе сумела показать лучшие секунды.


Пришло время торжественной церемонии закрытия. Яркие лучи прожекторов, 50 флагов стран–участников... Медленно–медленно опускается олимпийское знамя. Гаснут прожекторы, и лишь олимпийский огонь у марафонских ворот мерцает в темноте ночи. Его красные отблески еще отчетливо видны зрителям на стадионе, но вот они все меньше, меньше, пока не растворяются в темноте. Кто мог тогда предположить, что эта берлинская темнота через несколько лет зловеще опустится на всю Европу, разрушит хрупкий мир, сломает судьбы?


***


21 июня 1940 года, того года, когда он должен был выйти на олимпийскую дорожку в Хельсинки, в Варшаве был расстрелян герой Олимпиады в Лос–Анджелесе Януш Кусочиньский...


В 1932 году на старт бега на 10.000 метров вместе с ним вышли два преемника великого Пааво Нурми (он, кстати, хотел выступить в Америке, но был дисквалифицирован за участие в стартах профессионалов) — Вольмари Исо–Холло и Лаури Виртанен. Этот забег навсегда вошел в историю мировой легкой атлетики. После семнадцати кругов стало ясно, что выиграть могут лишь Кусочиньский или Исо–Холло.


Спустя годы мы заглядываем в дневник польского бегуна: «На семнадцатом круге Исо–Холло вновь пытается оторваться. Я интуитивно ощущаю каждое его намерение. Выдерживаю рывки, одновременно сознавая, что начинается какая–то трагедия. Ступни ног болят невообразимо, будто бегу босиком по иглам... Боль почти непереносима. Туфли, просторные на траве, здесь, на твердом грунте, сдавливают ноги клещами. От жары кажется, что под ногами огонь. Чтобы никто не заметил катастрофы, превозмогая боль, вырываюсь вперед...»


Кусочиньский выиграл бег, но в раздевалке, сняв туфли, увидел, что ступни его ног окровавлены. Травма не дала ему возможности выступить на дистанции 5.000 метров, и он со слезами на глазах наблюдал с трибуны за победой финна Лаури Лехтинена. Врачи заявляли, что Януш больше не сможет бегать, но спортсмен твердо верил в возвращение на беговую дорожку. В олимпийский Берлин он попал в качестве зрителя, он долго лечился, но когда снова вышел на дорожку, вспыхнула Вторая мировая война.


Капрал запаса Кусочиньский, несмотря на то что врачи после операции признали его непригодным к воинской службе, добился отправки на фронт. В пулеметной роте 2–го батальона 360–го пехотного полка он сражался за Варшаву. В тяжелом бою Кусочиньскому пуля перебила руку, но он, несмотря на приказ командира, не ушел от пулемета...


В первые месяцы оккупации на улице Ясной в Варшаве открылся ресторан «Под петухом». В нем всегда собирались спортсмены. Януш работал там официантом. Но это было только прикрытие. Кусочиньский доставлял запрещенную литературу, распространял антифашистские листовки, готовился организовать среди спортсменов ячейку «Союза вооруженной борьбы». Но гестапо напало на след патриотов...


Кусочиньского расстреляли вместе с 50 другими подпольщиками 21 июня 1940 года. Вдумайтесь в эту дату. Ровно через год и один день фашистские полчища уже топтали Брест.


***


Олимпийские игры 1932 года принимала Америка. Зимний Лейк–Плэсид и летний Лос–Анджелес для европейца первой половины 30–х годов представлялся если и не другой планетой, то уж краем чрезвычайно далеким, добираться до которого нужно не одну неделю, да и не мешало бы иметь при себе тугой кошелек. В Польше взвешивали каждый злотый. Но все равно грянул скандал...


Рассказывая о тех событиях с позиций сегодняшнего дня, трудно удержаться от многочисленных параллелей, но мы все же попробуем.


Итак, в 1932–м летнюю Олимпиаду предваряла зимняя. Подозревая, что за океан отправятся немногие европейские команды, поляки решили рискнуть. Хоккеистов снарядили и отправили за океан задолго до начала Игр. Там благодаря польской диаспоре планировалось провести турне национальной сборной, в котором хоккеисты должны были закалиться в играх с сильными соперниками. Дни и недели, проведенные за океаном, широко освещались в Польше. Газеты активно публиковали отчеты об удачных выступлениях сборной, отмечая ряд побед над клубными дружинами США. Вот только главный старт — Олимпийские игры — завершился провалом. Шесть матчей — шесть поражений и последнее место из четырех участников. При всей абсурдности это место до сих пор является лучшим в истории польского хоккея. Но мы не об этом.


Один из заокеанских журналистов, пытаясь взять интервью, обнаружил, что кое–кто из «доморощенных поляков» совсем не владеет родным языком. Вскрылась «подстава». Победы в товарищеских матчах, добытые таким образом, резко упали в цене. По возвращении на родину выяснились и другие веселые подробности дорогого путешествия. Например, в одном из небольших американских городков местный мэр, поляк по национальности, напутствовал накануне матча прибывших из–за океана земляков приблизительно такими словами: «Хлопцы, говорят, вы сегодня должны играть какого–то там кахея... Так вы там не особо... Не забывайте, что вечером вас ждет серьезная нагрузка — банкет!» После подобных разоблачений руководитель федерации хоккея Полякевич покинул свой пост, а отбор на летние Игры еще более ужесточился. Каждая федерация совместно с олимпийским комитетом решала, тратиться на поездку или нет. Мест для «туристов» не предусматривалось. Ехали только за «твердыми» медалями.


Даже успешно развивающиеся виды оказались заложниками экономических проблем. Популярные в стране боксеры не могли гарантировать призовой вал, поэтому отпали практически сразу. Долго колебались функционеры, решая судьбу регулярно приносящих награды конников. Но в итоге затраты на перевозку лошадей через океан взяли верх над медальными соблазнами.


***


Осенью 1931 года скромными выглядели и шансы польских велосипедистов. Однако здесь, как и в случае с конным спортом, свою весомую роль играли традиции. Именно велосипедная команда в 1924 году принесла Польше первую олимпийскую медаль. Потому вопрос о том, посылать ли гонщиков в Лос–Анджелес, на повестке дня вроде как не стоял. Вопрос был лишь в том, кого посылать.


К этому времени Николай Дранько для повышения мастерства перебрался из Бреста в столицу в Варшавское общество велосипедистов. Продолжать тренировки у Буга не имело спортивного смысла. На воеводском уровне он выиграл уже практически все.


Накануне амстердамской Олимпиады 1928 года польская команда установила национальный рекорд на трековой дистанции 4 км. В процессе подготовки к стартам в Лос–Анджелесе таких достижений не было, и перед Николаем Дранько и его партнерами встала необходимость преодоления квалификационного олимпийского норматива — 5:03.8 сек. Времени на его достижение было выделено совсем немного. Гонщики последовательно улучшали результаты: 5:10.4 сек., 5:06.2 и 5:05.4... Напряжение тренировок, пот, масса эмоций и энергии — все ради одной большой мечты. До отъезда олимпийской делегации оставались считанные дни, а заветные цифры так и не были покорены...


В день отплытия за океан ведущая спортивная газета, ранее опубликовавшая олимпийский норматив, вышла с заметкой и извинениями: «Дорогие ребята! Даже если бы вам удалось уменьшить свой результат на полторы секунды, то все равно минула бы вас возможность увидеть Калифорнию.


5:03.8 сек. — фикция! Олимпийский комитет никакого минимума не устанавливал! Обманули вас, обманули велосипедный союз, ваш клуб, нас (прессу) и всех любителей спорта...»


В Варшаве банально решили сэкономить, но стеснялись сказать об этом спортсменам. Какую душевную травму мог тогда пережить наш земляк Николай Дранько? С какими чувствами он и его товарищи следили за вестями из Лос–Анджелеса? Ведь даже показанный ими «не квалификационный» норматив вывел бы их на твердое четвертое место среди участников в итоговом олимпийском протоколе! А как могло все сложиться в пылу ожесточенной турнирной борьбы?..


***


В сентябре 1939–го Тадеуш Соколовский в составе танково–механизированной бригады защищал Варшаву. После окончания активных боевых действий сумел через Венгрию выбраться во Францию, далее в Великобританию, где оказался в специальном формировании — «тихотемные». Это было своего рода секретное элитное подразделение. После прохождения в Шотландии специального курса подготовки по разведывательной и диверсионной работе в ночь на 31 марта 1942 года майор Тадеуш Соколовский под именем Тадеуш Серафин, да еще и с псевдонимом Троп (След), был переброшен на оккупированную территорию.


Об этой главе его жизни известно со страниц книг, изданных в нашей стране, в том числе и четвертого тома минской книги «Память», рассказывающей о подпольной организации «Вахляж» («Веер»), одно отделение которой размещалось в Минске. Соколовский был назначен командиром этого отделения. Бойцы «Вахляжа» разместились в основном на Грушевке, их прикрытием стала работа в польских фирмах, занимавшихся строительно–транспортными работами для немцев. Благодаря этому многие подпольщики смогли получить легальные документы, носили немецкую военную форму без опознавательных знаков, что позволяло достаточно свободно перемещаться по оккупированной территории. Целью организации являлись диверсии на основных железнодорожных линиях в прифронтовой полосе. В конце ноября «Вахляж» в Минске насчитывал уже порядка полусотни бойцов и успел собрать серьезный арсенал боевых средств. По мнению Тропа, пришла пора активных действий, хотя часть командиров не разделяла его решительности, предпочитая и далее «вживаться»... Возможно, на Тадеуша Соколовского как на руководителя шло давление из лондонского «центра». В эти дни на фронте советские части вели тяжелые бои в Сталинграде, и активизацией диверсионной деятельности в немецком тылу союзники стремились оказать свою посильную помощь Москве. Так было или иначе, но «Вахляж» начал действовать.


Разработанный план был дерзок. Благодаря имевшейся возможности передвигаться по немецким тылам решено было по дороге из Минска в Смоленск, куда «вахляжевцы» регулярно отправлялись на грузовике по делам, выбрасывать боевые группы, а на обратном пути забирать их. Непосредственный участник акции по кличке Петя Вагин вспоминал об этом так: «Тропу» не терпелось, он принял решение на выход боевой тройки на линию Минск — Борисов в ночь с 3 на 4 декабря. Группа в составе «Рыба», «Мирек» и я взорвала поезд около Плисы и точно в срок доложила о возвращении. Эта была самая удивительная группа, в которой мне когда–либо доводилось принимать участие. Мы пошли на рельсы в немецких мундирах и без каких–нибудь документов... Это была просто игра со смертью».


***


С воссоединением Западной и Восточной Белоруссии Николай Дранько остался в Бресте. Новая власть сочла его лояльным. И велогонщик продолжил работать водителем в пожарном депо. Когда пожарную службу отнесли к НКВД, Дранько автоматически стал динамовцем, защищал честь флага милицейского общества. С 22 июня 1941–го по 28 июля 1944 года Брест был в руках фашистов. Дранько продолжал в это время жить в городе и работать в пожарном депо, на сей раз — «под немцами». Этот факт, а также отказ впоследствии вступить в ряды КПСС ему долго не могли простить. Еще до войны — в 1940–м — один из первых его учеников Евгений Малец завоевал титул чемпиона СССР, с 1946 по 1952 год Николай Васильевич был старшим тренером сборной команды БССР по велоспорту, но звание «Заслуженный тренер БССР» ему дали только в 1962 году. А заслуженным тренером СССР он так и не стал: документы дважды отправлялись в Москву и дважды заворачивались. Всякий раз ему припоминали «оккупационное прошлое».


***


9 декабря 42–го «Вахляж» решил провести еще одну операцию — на этот раз под Ратомкой. Вторая тройка оказалась менее опытной, диверсию осуществить не смогла и со всем своим взрывоопасным грузом поспешила на поезд: нужно было успеть на утреннюю поверку в фирме. Никто из них не подозревал, что в ту же ночь неподалеку советские патриоты пустили под откос немецкий военный эшелон, и с самого утра оккупационные власти разыскивали подпольщиков. «Вахляжевцев» задержали, один из них не выдержал пыток и стал давать показания. В течение нескольких дней немцы задержали многих участников организации, в том числе и руководство во главе с Соколовским.


Узнав о провале, из Варшавы в Минск срочно выехали несколько человек с целью подготовки побега Тропа и его товарищей из минской тюрьмы. Согласно польским архивам, прибывшие из Варшавы во главе с шефом штаба «Вахляжа» Стефаном Рыхтером через минских подпольщиков сумели наладить контакты со стражниками тюрьмы. Благодаря этому заключенным удалось передать несколько важных посылок и даже оружие. Охрану уже почти подкупили, да только один из стражников оказался предателем, он сразу передал всю информацию о побеге немцам. Так операция по освобождению была фактически обречена.


В субботу, 6 февраля 1943 года, за день до планировавшейся акции деревянный дом по адресу: 2–й Григорьевский переулок, 7 (район нынешней улицы Фабрициуса), где размещалась конспиративная квартира, окружили немцы и полицаи. В завязавшемся неравном бою Рыхтер и его товарищ Стефан Дерферт погибли. Немцы подожгли дом, а на подворье убили еще нескольких соседей. Некоторых бросили в огонь живьем.


После полудня в тюрьме разыгрался второй акт трагедии. Немцы забросали гранатами две камеры, в которых находились арестованные бойцы «Вахляжа». В эти часы погиб и Тадеуш Соколовский.


Зигзаг войны: чемпион берлинской Олимпиады Курт Хассе тоже погиб. И нашел свою смерть на Восточном фронте.


***


В 1953 году Николай Дранько создал и 21 год руководил Брестской детской велосипедной спортивной школой — так она тогда называлась (сейчас — ДЮСШ № 2). Подготовил более полусотни чемпионов и призеров всесоюзных первенств. Оба сына — Василий и Александр — тоже пришли в велоспорт. В 1953 году старший — Василий Дранько — занял призовое место на чемпионате СССР на треке. Учеником Николая Дранько называет себя и нынешний главный тренер белорусской сборной Олег Иванов.


Николай Дранько велосипеду не изменял. Он принципиально долгое время не пользовался общественным транспортом, до 50 лет сам участвовал в соревнованиях, причем успешно. Некоторые журналисты пишут, что до конца своих дней он мечтал построить в Бресте трек, но это выглядит по меньшей мере полуправдой.


По примеру знаменитого «Тур де Франс» в 1928 году в Польше решили провести многодневку, дав ей на французский манер название «Тур де Полония». Накануне старта специалисты рассматривали Дранько как одного из самых перспективных молодых гонщиков. Шоссейники отмечали, что «такого упрямца не «сбросишь» с колеса, как бы ни старался!», но куда охотнее ездил Николай на треке. В родном Бресте он собрал огромную коллекцию наград. Во многом благодаря старанию его и всего брестского велосипедного сообщества в предвоенные годы был открыт земляной велотрек в центре города, на котором при большом скоплении зрителей проводились интересные соревнования. Увы, просуществовал этот значительный спортивный объект недолго.


И вот потом уже Дранько по праву мечтал о появлении нового трека.


***


Нам не дано узнать, стало ли увлечение 20–летнего парня трековыми гонками следствием увиденного им в Амстердаме или он просто захотел бросить вызов признанному мастеру–соотечественнику, серебряному призеру Олимпиады в Париже Юзефу Ланге. Сергей Онуфриевич Рабчук, который был вторым директором брестской велошколы после Дранько, а сейчас работает тренером в училище олимпийского резерва, говорит, что об Олимпиаде 1928 года Дранько ему рассказывал сам. Якобы гонщик там был шестым в гите на 1 км с места. В других белорусских источниках мы находим, что Дранько в составе польской команды занял пятое место в гонке преследования на 4 км. Но, похоже, где–то на стыке времен произошел сбой.


К тому, что происходило «за польских часув» на территории Крессов Всходних, отношение у нас сложилось необычное. Как будто и не с нами все это было, и не на нашей земле. По сути, только сейчас мы заполняем красками белые пятна в нашей истории.


Возможно, Николай Дранько и был на Олимпиаде 1928 года, но современные источники это не подтверждают. Польский олимпийский комитет на своем официальном сайте не внес брестчанина в список своих олимпийцев. Нет его имени и в официальном протоколе Игр 1928 года. Посмотрите внимательно.


Вот состав велосипедной сборной Польши:


Вот состав команды в гонке преследования на предварительном этапе:


Вот та же команда на втором этапе:


Как видим, нет Дранько нигде.


Сам Николай Васильевич не может внести ясность: в 1986 году он умер.


А его ученики, ветераны велосипедного спорта и коллектив ДЮСШ № 2 продолжают верить. Недавно они обратились в Брестский горисполком с просьбой присвоить школе имя первого директора. Похоже, никто не против. Сейчас собираются нужные документы. А в школе — долгожданный ремонт. После здесь обязательно будет музей Николая Дранько.


9 марта было 100 лет со дня его рождения. Но за минувший век главная загадка жизни Николая Дранько так и не была разгадана.

Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter