Услышал я однажды от знакомых охотников рассказ о необычном баране, живущем в одном из охотничьих хозяйств Арнасайской системы озер в Джизакской области Узбекистана. Будто бы выкормила его своим молоком и вырастила среднеазиатская овчарка. И до того этот рассказ поразил меня, что я не мешкая отправился туда. Тем более что мне, госинспектору охраны природы в Ташкентской межобластной инспекции, в этом районе надо было побывать и по долгу службы.
В один из сентябрьских дней под вечер, преодолев на своем служебном мотоцикле «Урал» около
Заглушив двигатель мотоцикла, я не спешил слезать с него, видя перед собой могучих, злобных псов и, может быть, не менее злобного барана, но тут из дома вышел пожилой мужчина. После его слов: «Нельзя, ребятишки, на дядю ругаться, он, наверное, хороший», — собаки смолкли и отошли немного назад, а обладатель великолепных рогов, наоборот, подошел поближе и сосредоточенно стал обнюхивать меня.
Я представился и объяснил причину своего приезда, а Иван Дмитриевич — так звали егеря — широко улыбнулся и пригласил в дом, где нас встретила его жена.
После чудесного по-настоящему охотничьего ужина хозяин дома начал свой рассказ.
— Три года назад имел я, как и сейчас, десятка два овечек. Когда одной из них пришло время окота, мы с хозяйкой прозевали этот момент, она разродилась метрах в ста пятидесяти от кордона и сразу была задрана волком. Наша собака Дашка, ощенившаяся несколько дней назад и принесшая только одного щенка, сцепилась с ним.
На лай и шум битвы прибежал с ружьем я. С волком быстро было покончено, а проблему усыновления сиротки сразу же решила Дашка. Она вылизала новорожденного и подставила ему свои набухшие от молока соски. Так щенок и барашек были взращены и воспитаны собакой-мамой, и мне кажется, что характер у нашего Бориса — так мы его назвали — больше собачий, нежели бараний.
Словно в подтверждение этому, из прибрежных камышовых и тугайных дебрей визгливо заголосили шакалы, встречающие такими песнями каждый вечер. Собаки выскочили из дома и помчались в окружающие заросли, а вслед за ними, не отставая, бежал Борька.
— Побежали шакалов гонять. Это забава у них такая, — ласково проговорил Иван Дмитриевич и, немного помолчав, продолжил: — В прошлом году произошло такое чудо, о котором до сих пор все вспоминают с восторгом. Паслись наши овечки неподалеку от кордона, вот под теми кустами, — кивнул он головой в сторону тугайного леса. – Борька с собаками тоже рядом с ними находились. Вдруг появились четыре волка и стали рвать наших барашков. Собаки вступили с ними в смертельную схватку, о которой я узнал по волчьему и собачьему рычанию. Я схватил заряженное картечью ружье и выбежал из дома. Собачьи дела были плохи. Волки рвали их, уже лежавших на земле, но тут в бой вступил Борис. С разбегу он ударил самого крупного волка сбоку в голову рогами с такой силой, что я услышал, как череп у того лопнул, словно арбуз. Зверюга был убит наповал. Борька встал на дыбы и обрушил свои смертоносные рога на другого волка, и когда тот упал, но попытался встать, отважный баран снова сбил его с ног и страшными ударами покатил по земле.
Ошеломленные такой мощной и неожиданной помощью собакам волки отскочили от них, а когда я выстрелил вверх, чтобы не зацепить овчарок, волки бросились в спасительные тугаи. Вторым выстрелом я убил одного зверя. Собаки оклемались от ран, и волки перестали нас тревожить. А о нашем храбром Борисе такая слава пошла, что чабаны из всей округи приезжают. Просят продать его. «Но разве можно такое сокровище продавать?» – риторически спросил Иван Дмитриевич.
